Сергей Ольков

Новое в коровьей жизни

Из хроники 90-х

        Ясный зимний день. Непривычно яркое для этого времени года солнце игриво щекочет бока пухлых сугробов, вид которых вызывает ощущение зубовного хруста. Меж этих сугробов пьяно петляет дорога, качеством своим доказывая, что и у зимы бывают свои преимущества, безжалостно размазываемые летней грязью и невосполнимые никакими дорожными налогами. По мере приближения к конечной цели её предназначения, дорога запоздало трезвеет в своих кривляньях и обрывается перед высокими скособоченными воротами. За этими воротами ферма, со всеми вытекающими из неё последствиями и постройками вокруг. Вид фермы заставляет отвлечься от окружающих красот в зимних красках и взглянуть на все происходящее за воротами пристальней. А происходит что-то необычное. На скотном дворе многолюдно и многокоровно. Монотонные будни его крупнорогатых обитателей нарушены непривычной суетой скотников, цветастыми платками доярок и громкой музыкой, льющейся откуда-то с крыши. Ворота скотного двора наспех украшены еловыми ветками, зеленый вид которых вызывает среди коровьих особей жевательный рефлекс и глотательный эффект. На воротах новенький плакат «Ферма имени 13-й интерслучки»

В центре двора торчит что-то вроде трибуны-стремянки. Возле трибунки столпились доярки вперемешку со скотниками. Поодаль сбились в кучу коровы, потревоженные музыкой и завистливо поглядывающие мимо трибунки на недосягаемую зелень праздничной хвои. Быки солидно лежат на теплом навозе, молодые бычки шаловливо взбрыкивают. На трибунке, придерживаясь друг за друга, двое – новый председатель и старый зоотехник. Зоотехник горячо говорит, энергично жестикулируя, словно расставляя головой и свободной от председателя рукой точки и запятые в своей речи. Между доярками шепоток: «про зарплату, про зарплату скажет». 

- Ну вот, – летит с трибунки. – Все вы слышали, что теперь с прошлым покончено и у нас в стране начато строительство цивилизованной жизни с человеческим лицом, - зоотехник многозначительно посмотрел в сторону коровьей братии. 

- Забудьте всякие там лозунги, - продолжал он. - Типа «человек человеку друг» и прочую галиматью. Все это лишь фиговые листки чиновников на их душевной наготе, прячась за которыми им удавалось доводить народ до наготы телесной ихними пустыми магазинами, - среди доярок – стыдливые смешки. 

- Теперь и мы здесь, в глуши, дожили до новых времен! Будем жить по законам рынка, а это значит, что наше, то бишь, ихнее, - он махнул рукой в сторону коров. - Молоко задаром мы больше не отдадим, сами будем цену назначать. Так что, хозяюшки, обзаводитесь кейсами для денег, хватит их по запазухам прятать, не поместятся они теперь туда!

Озорной крик скотника Николаши:

- Мы им для запазухи оставим, а с кейсами будем сами ходить! Вразнобойный смех, мычание коров. С трибунки: 

- Кончились наши крестьянские ожидания, скоро вы сами ощутите, что такое рынок и будете смеяться, вспоминая свое старое житье. Еще раз поздравляю вас с новой жизнью и, как говорят теперь бывшие партийцы – с богом! 

Среди доярок шумок: «А что на счет зарплаты-то?». Но на трибунке уже никого нет.  Колхозный уазик прощально чихнул и увез с собой все ответы на вопросы. Коровы стали расходиться, не дождавшись внимания к себе. Бычки безуспешно пытаются дотянуться до воротной хвои.

Вечером доярки доили коров с особым старанием и глаза их были подернуты пеленой радостной неуверенности. Ночью, после забот дневных о силосе насущном, коровы долго молчали. Общее настроение выразил, наконец, флагман – производитель Егорка. С легких языков доярок всем быкам были даны имена скотников, из-за чего нередко была неразбериха. 

- Ну что ж, - промычал Егорка. – Поживем, увидим, что это еще за му - мурынок такой на наши рога навязался, бежать–то нам все равно некуда.    

          - Ну-ну, му-му! - откликнулись коровы. Несколько дней прошло спокойно, никакой подозрительный мурынок не нарушал мирного покоя устоявшейся жизни, и ни одна корова не смогла бы уже правильно промычать на память это рычащее слово, как вдруг…

Средь бела дня в ворота влетел уазик, а за ним грузовик с ящиками в кузове. Из уазика вышел зоотехник, с лицом, похожим на затылок и приказал выгружать ящики, не проявляя желания лезть на трибунку. «Черт его знает, - культурно ругнулся он в ответ на взгляды обступивших его доярок и коров, -какой-то не такой это рынок. Не берет никто нашего масла. Вот обратно его отправили», - воспользовавшись рассеянностью обитателей фермы, зоотехник ловко юркнул в уазик и проворно вильнул перед доярками задними номерами машины. 

-  Вот обалдуй, - всполошилась первой Наталья. - Пообещал нам рынок, денег, а сам масло бросил и бежать и что это творится там? – махнула она рукой в сторону окружающего ферму забора. Доярки разошлись, ругая зоотехника и его бестолковый рынок. Брошенные ящики с маслом обступили коровы. Самая шустрая из них, Муха, выступила вперед и уткнулась мордой внутрь раскрытого ящика. Несколько минут она тупо чавкала, а потом глаза её окончательно округлились и она, подобно пирату в портовом кабаке, смачно сплюнула. 

- Ну девки, если кто первый скажет, что тут масло, я заставлю его съесть все это добро, - и она вызывающе оглядела своих подружек, водя по сторонам мордой, покрытой бледными струпьями, падающими обратно в ящик. Но никто не спешил с ней спорить. Коровы чинно, не спеша, подходили к ящикам и осторожно пробовали их содержимое. 

Дальнейшее напоминало заседание суда присяжных «Нет, это не масло, не масло» - словно заседатели в суде повторяли коровы одна за другой свой приговор содержимому ящика. Чем дальше вглубь коров проникала съеденная проба, тем активней на встречу этой пробе, наружу, пробиралось глухое коровье возмущение. Они чувствовали себя обманутыми, и новизна этого чувства пьянящим хмелем ударила в их крупнорогатые головы. «Ой, девоньки, неужели из нашего молока эту глину гонят?» - присев в жижу скотного двора, причитала корова Барбариха.

 - Да от этого масла не только мурынок зоотехничий сбежит. Если быки наши попробуют это масло, они бросят нас, как заразных, – вслед за ней часто-часто завзмыкивала корова-многолитражка Дуся, признанная фаворитка Егорки. 

- Нечего тут долго думать, - продолжила их коровьи тягучие мысли молодая телка Белладонна. - Топчи все это, пока никто больше не попробовал, - коровы с методичностью сваебоек начали дружно втаптывать ящики в незамерзающую почву скотного двора, боясь оказаться разведенками из-за таинственного мурынка. На этот раз все они, дружно работающие ногами, единодушно пришли к выводу, что с таким маслом никакой мурынок долго не протянет.

Неожиданно к ним подскочил шустрый бычок и ухватил кусок из ящика. Тут же он получил увесистый шлепок, и они с куском разлетелись в разные стороны. 

- Ты что же это, сынок, - мычала мамаша, облизывая морду орущего телка.     - Не ешь теленочек, ребетеночком станешь, где я потом тебе санаторную ферму найду? В это время её подруги затаптывали последние следы мурыночной угрозы для их коровьего счастья и чуть замутненной коровьей совести.  Больше никто из них про мурынка не вспоминал.

1992 год