Леонид ПОДОЛЬСКИЙ

Мы продолжаем публикацию глав из эпического романа писателя Леонида Подольского «Финансист». Роман посвящён бурным событиям российской истории 1992-1994 годов, когда начинались российский капитализм и российский авторитаризм. 
Публикация романа предполагается в течение 2023- 2024 годов.  
 
Часть 3. Глава 9

 
1994-й год, первый после победы Ельцина над парламентом и утверждения моносубьектной власти, войдет в историю, как время тотального воровства, номенклатурно-криминальной приватизации и финансовых пирамид.
В самом начале этого года Игорь иногда спрашивал себя, не стоит ли начать все сначала – у него имелся богатый опыт, теперь он знал, куда почти без риска вкладывать деньги, – но при первой же рекогносцировке обнаружил, что за год пейзаж переменился до неузнаваемости. Исчезли прежние игроки: «Олби-дипломат» и «Московская инвестиционная биржа», чуть позже «Русский дом селенга»[1] прекратит выплаты и после массовых волнений и митингов его учредителей, Саломадина и Грузина, объявят в розыск, сгущались тучи над банком «Чара»[2], на время затаились «Концерн «Гермес» и корпорация  НИПЕК, вместо них на рынке появилось множество новых игроков: «Хопер-Инвест», «Инвестиционная компания «Л.Е.Н.И.Н.», «Концерн «Тибет», «ДИГО», «Роника», «Русская недвижимость», «Негосударственный пенсионный фонд «Север», «Дока-Хлеб», «АВВА», «Купеческий дом «Свиридов» - русский капитализм рос и мужал исключительно пирамидами и мошенническими схемами.
Особняком стояли «Властилина» и «МММ», ближе к лету появились АО «Система «Телемаркет» и сразу несколько банков: «Алтай», «Р.В.Р.», «О.С.Т.» и «Европейский» – банки тоже привлекали сверхвысокими процентами. 
Про «Властилину» Игорь услышал лишь через год[3], потому что она, в отличие от других, совсем не давала рекламу. Рекламой «Властилине» служило сарафанное радио: словно круги по воде, разлетались про «Властилину» слухи про сверхвысокие проценты, про «Москвичи» за полцены и про дешевые, но комфортабельные квартиры для счастливых клиентов.
В свое время вождь пролетарской революции Ленин в запальчивости утверждал, что каждая кухарка должна и может управлять государством. И ведь почти сбылось: бывшая парикмахерша Валентина Соловьева сумела выстроить одну из крупнейших в стране финансовых пирамид. Правда, скорее всего не одна. Задним числом поползли слухи, что ее привезла в Подольск и стояла за ней сибирская мафия, по другим, будто ее крышевали подольские бандиты. И не одни, а совместно с милицией и прокуратурой. В милиции – от МВД до Петровки – появились даже неформальные уполномоченные, которые собирали деньги с оперативников[4] и отвозили Соловьевой.
Как говаривал классик, «все перемешалось в доме Облонских», и как в сердцах произнес другой: «Россия, ты помутилась разумом» - бандиты из разных группировок, оперативники, прокуроры, звезды шоу-бизнеса, высокие чиновники из правительства и бизнесмены – все несли свои кровные (кровные? Кровавые?) Соловьевой. Так что, нужно полагать, в скором времени у Властилины, так, по слухам, хотела назвать ее белорусская бабушка с цыганскими корнями (вот откуда, вероятно, ее  умение не смущаться, убеждать, внушать, договариваться с сильными мира сего) появилась даже не одна, а множество крыш. И ушлая Валентина пользовалась, знала, кого нужно благодарить, кому – проценты, кому – «Москвич» за полцены, а кому и шиш. Шиши, впрочем, не сразу, в первое время Властилина четко выполняла свои обязательства и слухи о ней летели по России. И не только по России, деньги к ней везли чуть ли не со всей бывшей Совдепии.
Нужно признать, что эта властная женщина с базарными манерами личностью в самом деле была незаурядной и просчитала (сама?) действительно гениальную комбинацию, так что при иных обстоятельствах могла бы стать много круче Елены Батуриной. В самом деле, кто понес бы такие деньги самозванке без гроша в кармане? Но Валентина Соловьева  чудесным образом (или кто-то стоял за ней? Уж не всесильная ли мафия?) сумела получить кредит в банке в тридцать миллиардов целковых и заранее купить на них «Москвичи». А другая ее проделка! Купить по бросовым ценам на еле живом АЗЛК[5] неликвидные автомобили. Ими она и расплачивалась с непривередливыми покупателями – те сами доводили машины до ума, ведь время еще совковое, еще на все дефицит; правда, уже бегали по российским дорогам перестарки-иномарки из Германии, но их еще нужно достать. И кто же дареному за полцены коню станет смотреть в зубы? А как она умела разговаривать с директорами! «Я принесла вам счастье!» - и таяли старые советские зубры, потерянные перед наступающим рынком. И ведь в самом деле счастье! И отдавали Соловьевой за полцены, а она щедро одаряла работников.  И ведь директоров тоже? Налом? Если Каданников[6], едва не избранный премьером, не устоял перед Березовским, то многие ли могли устоять перед Соловьевой?
Но, увы, сколько веревочке ни виться, как ни талантлива и предприимчива оказалась Властилина, а законы экономики берут свое. Сумела рассчитаться с бандитами (не со всеми!),   рассчиталась с милицейскими чинами, а с налоговыми инспекторами и с прокурорами забыла. И закончилась сладкая сказка. Начались налоговые проверки, возникло уголовное дело. И стал возмущаться обиженный народ. Как всегда в таких случаях, кто-то обвинял Властилину, а большинство – власть. И поделом, власть слишком долго потворствовала, закрывала глаза и искала свою выгоду. Никто так и не узнал, сколько высокие чиновники и генералы заработали на «Властилине», и сколько денег исчезло бесследно. 
Пожалуй, в другое время история с «Властилиной» вышла бы прегромкая, но тут – в полголоса, все внимание оттянула на себя «МММ»[7]. И, наверное, не меньше, приватизация, с ее несопоставимым по масштабам воровством.
Сергей Мавроди – другой талант, а может и финансовый гений, тонкий психолог и комбинатор. К звездному часу он готовился загодя. Еще году в девяностом или девяносто первом москвичи и гости столицы целый день ездили в метро бесплатно. За них заплатила «МММ» - ради того только, чтобы время от времени дикторы повторяли этот неизвестный до того слоган: «МММ». С тех пор все запомнили это название из трех повторяющихся букв, причем с исключительно положительной коннотацией: пустячок, а приятно. Мавроди твердо знал: в сердце чуть ли не каждого россиянина живет эдакий маленький халявщик. Патерналистское государство воспитало – заработать не позволяло, но взамен все-таки давало какую-то малость.
В отличие от Властилины Мавроди был человек образованный и даже со вкусом. И с юмором. Взять хотя бы его рекламу. Обаятельный Лёня Голубков восклицает: «Мы не халявщики, мы – инвесторы». Инвесторы – во что? Но соль, скорее, заключается в другом. Лёню Голубкова играет тот же самый артист, что и Шарикова в «Собачьем сердце». С тайным сарказмом Сергей  Мавроди словно намекает: вы все, большинство, Шариковы. Вы все – схаваете. И ведь действительно хавают.
А вот другой слоган, очень многозначительный: «Из тени в свет перелетая». Он   принадлежит не Мавроди, а Арсению Тарковскому, замечательному поэту, но становится девизом «МММ». Несколько лет Мавроди торгует компьютерами и остается в тени, но вот, надоело, он хочет больших и быстрых денег, славы, хочет стать первым – настало время авантюристов и жуликов, - и он выходит на свет.
Реклама Мавроди поначалу вызывает насмешки. Смешно, остроумно, ну и что с того? Реклама явно обращена к плебею, но ведь плебей сидит в каждом. Реклама повторяется, закрепляется в памяти и – странно – начинает действовать. Тем более, что Мавроди начинает котировать свои акции, свои билетики, свои бумажки и они бешено растут в цене…
… Да, бумажки. Как-то осенью, когда все закончилось, Игорь Полтавский переходил на Соколе улицу Алабяна. Начинался дождь. Порывы ветра вместе с каплями дождя несли билетики, бумажки с портретами Мавроди…
Игорь вспоминал иногда «Носорогов» Ионеско. Люди смеются и удивляются, они уверены, что с ними такое  не может произойти, но один за другим превращаются в носорогов.
В несколько месяцев безумие охватывает Россию. Тысячи, сотни тысяч, миллионы людей вкладывают последние деньги, берут кредиты, влазят в долги, продают квартиры и машины; страна не работает, люди пытаются сделать деньги из воздуха; все быстрее, все азартнее крутится котировочный мавродиевский барабан…
Все быстрее, все азартнее… Деньги в пирамиду вкладывают те, кто должен ее остановить. Чиновники из Минфина, дочки Ельцина, чины из правительства и милиции. Мавроди чувствует себя всемогущим. Еще немного и он – президент. Эдакий Лже-Дмитрий, Гришка Отрепьев – Россия любит самозванцев, - а тут все повязаны фантиками с портретами Мавроди…
… Между тем дело идет к выборам. Власть в цейтноте. По поручению Ельцина выступает премьер Черномырдин, вслед за ним совершает наезд налоговая полиция. И – калиф оказывается голым! Деньги, миллиарды, никто не считает, не платит налоги, ни во что не вкладывает, они просто лежат в мешках, как прошлогодние листья. Огромная масса денег, которая скоро исчезнет…
… Крушение «МММ» сопровождалось  самоубийствами, митингами и протестами: тысячи людей требовали освободить арестованного Мавроди и вернуть ему деньги. Игорь наблюдал кричащую, беснующуюся толпу по телевизору. Среди беснующихся он видел и знакомые лица: отставного майора и депутата, члена политсовета Демпартии Полуэктова и Новикову из Института права. И с этими людьми еще недавно он собирался строить Новую Россию!? Он начинал думать об иррациональном поведении масс, которые в какой-то момент теряют головы и поддаются стадному чувству. Не так ли и революции и перевороты, когда в воздухе разливается безумие? Но все это чуть позже, а весной 1994 года обаятельный Лёня Голубков совершенно мирно вещал с телеэкрана…
Игорь, в отличие от очень многих хорошо знал, что такое финансовые пирамиды и нисколько не обольщался. Мало того, теперь он знал людей – его кооперативы и «Кредитная контора» не прошли даром, - он знал, что бизнес в России – занятие исключительно рискованное и опасное, и что никому нельзя доверять, что даже честный при определенных обстоятельствах может оказаться нечестным; он твердо усвоил, что   вкладывать деньги ни во что   нельзя и что фирмы, обещающие высокие проценты – это или мошенники, или дилетанты, вроде того, каким он сам был совсем недавно.
Некоторое время назад во время перестройки на всю Россию прогремел «МЕНАТЕП». Это были очень ловкие ребята из комсомола, сделавшие деньги на обналичке, компьютерах, торговых операциях и разных прочих гешефтах, для которых рынок начался много раньше, чем для других – их банк «МЕНАТЕП» стал одним из первых частных банков в России. И, что очень важно, первым эмиссионером – зарегистрировал и продавал свои акции. Спрос был  ажиотажный, Игорь так и не сумел их купить. За акциями стояла невероятная очередь, во многом раз длиннее, чем за колбасой. Похожие очереди Игорь помнил из детства: многочасовую давку за сахаром или мукой. Только за «Жигулями» раз или два в году в Южном порту очереди бывали еще длинней и свирепей, и многократно сопровождались мордобоем. Зато в остальные дни в Южном порту было совершенно свободно и пусто, а «Жигули» в единственном экземпляре торжественно красовались на постаменте.
Недели три спустя Игорю повезло. На сей раз продавали акции компании НИПЕК. И ведь где – прямо в музее Ленина, словно Ильич лично одобрил вхождение в рынок. Вероятно, это происходило не случайно, среди учредителей компании значились партийные боссы: секретари обкомов и горкомов и прочая номенклатура, чьи регалии внушали почтение.
Простояв в очереди часа два или три, Игорь приобрел  пакет акций и очень довольный пришел на работу. Не удержался и похвастался секретарше. Дело происходило еще в кооперативе.
- Ты купил дохлую ворону, - огорчила Полтавского Лена Меринова. Сама она ничего не понимала ни в акциях, ни в фондовом рынке, но ее дальний родственник работал в госбанке и Лена, как попугай, все повторяла за ним.
- А твой «МЕНАТЕП»? 
- Да, это очень перспективно. Эти ребята далеко пойдут, – авторитетно заявила Лена.
С тех пор минуло несколько лет. В прессе часто мелькала фамилия Ходорковского, реже – Бендунидзе, однако как-то Игорь прочел в газете, что компания «НИПЕК» купила завод заводов «Уралмаш». Но где ее искать с дивидендами, эту компанию «НИПЕК»? Акционеры, похоже, больше ей были не нужны. 
Встретив Лену, Игорь поинтересовался:
- Ну как твой «МЕНАТЕП»? Платит хорошие дивиденды?
Лена махнула рукой. 
- Мой родственник говорит, что все они одним миром мазаны. Ты сам подумай, кто мы такие, чтобы нам платить?[8] 
Именно тогда Игорь сделал окончательный вывод, что фондовый рынок в России – это хорошо, если ты – главный и у тебя все карты в руках, а если миноритарий, да еще человек с улицы, то ты для всех лох. Даже и мажоритариев нередко кидают: при влиятельном и сильном директоре твои акции – просто бумажки. Не всегда, но очень часто. Потому что фондовый рынок в России – это нечто вроде игры в наперстки.
Игорь все знал и тем не менее…
Позже он подвел под это теорию. Среди дилетантов, а он так и остался дилетантом, существует два разных типа игроков. Первый тип, условно, холерики – это люди с быстрой, хотя далеко не всегда адекватной реакцией. Они покупают все подряд: акции «МММ», «Хопра», «Властилины» и иногда успевают продать, пока бумаги в цене.
Холерики, в свою очередь, подразделяются на глупцов – это те, кто не догадывается, что   перед ними мошенники или не хочет об этом думать, и действует соответственно, и на хитрецов – эти все понимают и стараются сбросить бумаги прежде, чем все рухнет. Но хитрецов обычно подводит жадность.
Второй тип – скептики. Эти прекрасно понимают, кто перед ними, смеются над холериками и не имеют ни малейшего желания ввязаться в игру. Они долго с чувством превосходства смотрят со стороны, но, видя, что кто-то крупно выигрывает, постепенно заводятся, завидуют и срываются в самый последний момент, прямо перед тем, как все начинает рушиться. Скептики всегда проигрывают,  потому что они слишком умные, правильные и не любят рисковать. Так вот, он, Игорь – типичный скептик и игра ему противопоказана. Впрочем, к счастью, он не рожден азартным и рисковым, вроде неумных офицеров-дворян, проигрывавших именья за один присест, или вроде чиновников и интендантов, проматывавших казенные деньги. Проигрывались сдуру  и сдуру же стрелялись! Так вот, Достоевский и Мамин-Сибиряк писали не про него. И горьковские купчики, и сумасшедшие Саввы Морозовы, проматывавшие деньги на большевиков и ими же, большевиками, убитые[9] - это тоже не про него.
… Тем не менее, Игоря манил фондовый рынок, влекли к себе ценные бумаги. В своей «Кредитной конторе» он был счастлив, пусть только несколько месяцев, но счастлив.
Недаром говорят, что ценные бумаги – это кровь рыночной экономики. Ценные бумаги и деньги. А потому в свободное время, а времени у Игоря было теперь много, он любил читать про экономику. Жалел, что в свое время не закончил экономический ВУЗ. Хотя, что такое экономист в советской экономике? Игорь не знал толком, но что-то рутинное, неинтересное. Какие-то планы, поставки, цифры, отчеты. Что-то искусственное, придуманное. Сплошной волюнтаризм. Вместо изучения реальных потребностей выдуманное и спущенное сверху. Вечные догонялки. Смотрели, что делают на Западе и делали то же самое, только  позже и хуже. Советская экономика отвергала инновации, изобретатели годами бились о стену. Пустые, неумные лозунги вроде «Экономика должна быть экономикой». Растрата ресурсов, завышенное энергопотребление, сырьевой крен, перекос в сторону тяжелой индустрии. Гнали ненужные танки; между тем, комбайны и тракторы рассыпались на ходу. Расплата за коллективизацию: деревня, как ненасытная прорва. Тотальный дефицит. Наука, построенная на догмах и вранье. Экономика не для человека. Нет, в советское время Игорь совсем не хотел стать экономистом. Интерес появился много позже, в перестройку. Но в перестройку стало некогда. Поздно. К тому же полностью забыл математику.  Не он один, и бывшие экономисты оказались дилетантами. Это как перелетели с Земли на Луну.
… Однажды Игорь купил журнал «Коммерсант-деньги», стал читать. До этого он твердо знал, что все эти фирмы, все эти «МММ», «Властилина», «Русское золото», «Роника» и «ДИГО», и «Инвестиционная компания «Л.Е.Н.И.Н.», что все это чушь собачья, что к ним и близко нельзя подходить вместе с «Тибетом». Что это первостатейные мошенники и, в сущности, одно только было непонятно: отчего их не ловит милиция? Отчего их рекламу передает  телевидение? Государство расписалось в собственном ничтожестве? Нет подходящих законов? Так кто мешает их принять?
А народ? Тысячи Лёней Голубковых? Так ведь и революцию себе на голову делал этот самый народ! Конечно, не одни Шариковы. Однако глупость – вещь исключительно заразная. Конформизм – это настоящая носорожья болезнь.
 Да, Игорь все твердо знал. Однако журналисты покупали акции всех этих помоек (это чуть позже появилось такое слово, «помойки»[10]) и складывали  в так называемую инвестиционную корзину. И корзина росла, словно в сказке. И – это Игорь тоже знал – журналисты из «Коммерсанта» авторитетно писали, что даже если одна или две из этих фирм разорятся, корзина продолжит расти. Главное, «не складывать все яйца в одну корзину».
В самом деле, отчего бы не попробовать? Свободного времени у Игоря имелось в избытке, он по-прежнему не работал, потому что не находил  подходящую работу, и – суды, и он решился. Не стал вкладывать слишком много денег, а больше ради спортивного интереса. Впрочем, вполне   немаленькую сумму. А вдруг повезет?
Начал Игорь с бумаг «Купеческого дома «Свиридов», который вовсе не казался похож на пирамиду. «Свиридов» не котировал акции, как «МММ», и не сулил чудеса, как «Властилина», он всего лишь обещал очень приличные проценты. Но, главное, о «Свиридове» дважды писали «Известия», а «Известиям» Игорь доверял. И вроде бы совсем не заказные статьи. В статьях сообщалось, что «Свиридов» приобрел табачную фабрику в Ростовской области и планирует сделать много других инвестиций. Значит, не пустышка, как другие, а фирма с активами. И не просто фирма, а с пятисотлетней историей, со времени Грозного царя. Правда, про Ивана Васильевича сказано не было ни слова.
Вот это, что «Купеческому дому «Свиридов» исполнилось пятьсот лет, и показалось   Игорю странным. Это после Совдепии-то, будто не Мамай прошел и что-то могло сохраниться. Но и тут нашлось объяснение: на семьдесят темных совдеповских лет «Купеческий дом «Свиридов» перебрался в Австралию. «Как тысячи русских, через Харбин» - в этой версии заключалось нечто романтическое и правдоподобное, во что очень хотелось поверить. 
Что интересно, так совпало, что расположились потомки купца в том самом институте на Балтийской улице, где Игорь два десятка лет назад по приезде в Москву бесплодно прокантовался целых два года. Но сейчас он не встретил здесь никого из знакомых. Институт опустел и очевидно бедствовал, перебиваясь тем, что сдавал помещения в аренду. Да и какая могла быть наука в начале девяностых? А ведь в некотором роде институт представлял собой достопримечательность: открыт был в тридцатые по инициативе Горького, хотя тот, как известно, к медицине и патологии ни малейшего отношения не имел. 
И ведь не только здание-памятник в духе советского конструктивизма – с низкими потолками, мрачными коридорами, и рушащимися от времени  балконами, - но и – люди. На фасаде, пожалуй, и места не хватило бы для мемориальных досок: знаменитые академики Сперанский[11] и Парин[12] - вот уж кто взлетал и падал на советских горках, и Лина Штерн[13], и еще не меньше, чем полдюжины академиков и членкоров, не считая гостей. И – здесь же были разработаны многие лечебные препараты[14], а в соседнем здании во дворе начиналась советская трансплантология как наука[15]. Но это – еще недавно, хоть  создавай  музей, сейчас же Игорь мысленно представил купца Калашникова и Грозного царя. В те времена на Соколе шумел вековой лес, но где-то совсем рядом, в Москве белокаменной, Калашников и Свиридов, если оба они не фейк, не могли не быть знакомы. Оба купцы, оба из одной эпохи, наверняка и лавчонки стояли где-то поблизости. И вот что из той лавочки выросло…
… Вторыми, после бумаг от Свиридова, стали сертификаты фирмы ДИГО, располагавшейся во дворах на Комсомольском проспекте. Тоже интересные бумаги, прибавлявшие в цене, согласно договору, каждые пятнадцать дней. Игорь долго пытался выяснить, чем они занимаются, эти ДИГО, но те мертво молчали, так что Игорь узнал только, что «коммерческая тайна» и заподозрил неладное. Но сертификаты акций были уже куплены, требовать деньги обратно казалось неудобно и он решил посмотреть, что будет дальше.
Третьей должна была стать «Роника», офис которой находился недалеко от «Добрынинской» рядом с офисом «Гаранта», куда осенью Игорь приезжал с чеченцами. Из любопытства Игорь решил заглянуть по знакомому адресу, но «Гарант» словно провалился сквозь землю. Оставались лишь следы от прежней вывески на стене, а на двери висел амбарный замок. Игорь походил вокруг и попытался поспрашивать у аборигенов: про «Гарант» никто ничего не знал и не помнил, словно прошло не несколько месяцев, а целая жизнь. Даже бомжи, сидевшие рядом на завалинке и явно ожидавшие на бутылку.
Игорь прошел в соседний двор, где должна была находиться «Роника». Но и «Ронику» он не обнаружил. На стене, правда, висело объявление, что «Роника» переехала и что о новом своем местоположении сообщит дополнительно через газеты, и что там же, на новом месте, скоро начнутся выплаты. Только верилось в это с трудом, потому что так бывало очень часто, Игорь на себе проходил: вчера еще все будто бы в порядке, приходили люди, кипела жизнь, а на завтра – пустой офис, только валяются старые бумаги. Иногда – рэкет, а бывало и сами. Русский капитализм начинался с большого хапка. Бывало, даже для сотрудников исчезновение босса оказывалось сюрпризом. Они приходили на работу и замирали перед закрытой дверью.
К удивлению Игоря дверь брошенного офиса оказалась не заперта. Он вошел внутрь. Кроме нескольких теперь уже не нужных столов и стульев, в тесном офисе было пусто, разве что пыльные бухгалтерские бумаги в углу и цветная афиша на стене в коридоре. В афише рассказывалось о пути в большой бизнес Ивана Комарова – бывшего? Нынешнего? – хозяина «Роники». Игорь прочел с противоречивым чувством, потому что Комаров, судя по всему, был совсем на него не похож – не витал в облаках, казался практичным и твердо стоял на земле. «Деловой парнишка, - как писал пролетарский поэт. – Не боялся испачкать манишку». Бывший пэтэушник, афганец и житель маленького уральского городка, Комаров начинал с того, что сам сидел за рулем и доставлял холодильники инвалидам. Но вскоре расширил свой ассортимент и клиентуру и создал целую сеть доставки. Через год бывший кооператор переехал в Екатеринбург, и там он тоже поставлял товары народного потребления по адресам, устанавливал связи с заводами, создал собственную базу и с полгода назад, поручив свой бизнес на Урале брату, перебрался в Москву. Но в Москве, надо полагать, что-то пошло не так.
Игорь вышел во двор. У двери в офис стояли несколько человек обманутых вкладчиков.
- Куда ни понесу деньги, везде мимо, - возмущался интеллигентного вида мужчина с бородкой. – Везде нас дурят. Везде. Что при старой власти, что при новой.
- А куда деваться, - подхватила стоявшая рядом женщина. – Выбора у нас никакого. Видно, на роду написано.  
Игорь не стал вступать в разговор. Он торопливо прошел мимо. Нести свои деньги еще куда-нибудь желания не оставалось.
Весной Игорь снова записался на брокерские курсы. Прежняя лицензия стала недействительной и он много чего забыл.
В отличие от «Марки» новые курсы были исключительно скромные. На них не читали лекции финансовые корифеи и люди из мира большого бизнеса, не было торжественных обедов, занятия на сей раз проходили не в дорогом отеле, а в пустующих по вечерам убогих классах фельдшерской школы. И публика тоже – здесь не встречалось ни крутых бизнесменов, ни чубайсовских чиновников-приватизаторов, зато немало оставшихся без работы вчерашних пролетариев умственного труда. Ничего особенно интересного Игорь не узнал, изучали по большей части не ценные бумаги, а как платить с них налоги (так составлены были минфиновские вопросы, что казалось совершенно неразумно). Игорь сдал новые экзамены в Минфине и все снова скоро забыл. В памяти остались лишь коридорные дискуссии во время перерывов – Игорь долго потом вспоминал и обдумывал эти дискуссии про себя, и всякий раз от воспоминаний у него оставался неприятный осадок: время показало, что в этих спорах он был на сто процентов прав, и вроде бы  говорил убедительно, но все равно регулярно проигрывал Максиму Гришунову. «Потому что люди верят в мифы, - решил про себя Игорь, - и с этим ничего нельзя сделать. Так они, люди, устроены».
Речь шла об «МММ». Это был самый пик компании, реклама лилась по всем каналам десятки раз в день; сотни, а то и тысячи людей собирались на Варшавке, 26 – по большей части это были перекупщики, кровно заинтересованные в успехе Мавроди – они развозили «мавродинки» по Москве и стране, в то время это были чуть ли не единственные ликвидные бумаги в России. Игорь потом не мог  вспомнить, что это было тогда: акции, сертификаты или билетики с портретами Сергея Мавроди, но, совершенно точно, что происходило массовое умопомрачение, психоз, что-то вроде свирепой эпидемии – всюду только и говорили, что об «МММ» и Мавроди, возникла даже целая армия его фанатов. Максим Гришунов, был вероятно, одним из них, уверен, что Мавроди финансовый гений и что он один, благодаря своему уму, способен переиграть целый сонм окружающих Ельцина олигархов и зловредных правительственных чиновников. 
- Что происходит, - говорил он со злым блеском в глазах, - сговорились и поделили Россию на части. Вон какой кусок собственности отхватил себе Алекперов[16]. А братья Черные, Бендукидзе, Бардельников! А за ними целая свора! Менатеповец Ходорковский, недаром пролез  в замминистры, ворюги Потанин и Лисин, Березовский с Каданниковым, эти, считай, приватизировали и разворовали АвтоВАЗ, Спивак, Подколзин, Вяхирев мертвой хваткой вцепился в «Газпром». Да их там сотни, тысячи, как саранча. Как монголо-татары. Они такую черную дыру выгрызли, все эти чубайсы и чубайсики, что в нее проваливается весь российский бюджет. А против них Мавроди – он чужой, не ельцинский, не из их команды, - он у всех под носом скупает акции «Газпрома». И, голову даю, нефтянку тоже, он  парень мозговитый, знает, что покупать. Он может скупить все наше дрёбаное государство, все главные активы, и тогда им всем капут, этим паразитам во главе с пятипроцентным Черномырдиным. Вот они и сговариваются против него, ищут киллера, они хотят задаром, а у него народные деньги. Он считай, держит нашу кассу, народный общак.
- Чушь все   это, - возражал Игорь. – «МММ» - обыкновенная пирамида и отличается от других только гигантским размером. Я не говорю про наших олигархов. Но с чего ты взял, что Мавроди лучше? Если они черные, это еще не значит, что он белый. Он  даже бóльший мошенник. Они рвут на части и растаскивают за копейки государство, а он шарит по карманам у простых людей. 
Почему ты думаешь, что он покупает акции «Газпрома»? Их на рынке в свободном доступе практически нет. Он, скорее всего, вообще ничего не покупает, а просто держит деньги в подвале, как царь Кощей. Если бы он покупал акции, они бы тотчас выросли в цене. А они не растут, - Игорь, конечно, был прав, даже насчет подвала угадал, но Гришунову верили больше: какой же россиянин не готов поверить в чудо и хоть на йоту доверяет воровской власти? Вот точно так же верили Пугачеву и самозванцам-большевикам. К тому же и трудно было представить, что можно так бессмысленно, как какая-нибудь Коробочка или Плюшкин, собирать и складывать в мешках деньги. Но и потом, когда билетики Мавроди упали в цене до рубля и он начал их котировать заново, и «мавродинки» снова бурно росли в цене – теперь это было похоже на азартную детскую игру в непослушание – все равно миллионы людей продолжали верить в Мавроди. И когда его арестовали дело едва не дошло до открытого бунта и в воздухе запахло Албанией[17].
Но вот что значит индукция: Игорь не удержался и тоже купил «мавродинки». Правда, самую малость, исключительно из спортивного интереса.