Кирилл ГАВРИЛЮК

Настоящий воин боится, но идет вперед. Это называется храбрость, не безудержная, залихватская удаль и безрассудство, а храбрость. На войне только дурак не боится.
Самое страшное на войне попасть в плен и выболтать тайну, самую страшную тайну, которую тебе доверила твоя Родина за которую идешь в бой. 
Бойца звали Ратибор Хабибулин. Ну, бывает так, а из песни, как известно, слов не выкинешь. Был он рядовым, добровольцем. До войны он учился в колледже на оператора станков с числовым программным управлением. Мечтал о жене, детях, невеста была. Все чин чином. 
И война постучалась в его дверь. Тихо так, незаметно – война всегда стучит незаметно, и приходит нежданно. Ратибор прикрыл за собой дверь, никому ничего не сказав, записался добровольцем и ушел. Ушел защищать Родину.
Простой боец, идущий по непростому пути. Он даже не знал, как правильно держать в руках автомат. Но на фронте быстро учишься.
Группа уходила в ночь, за линию фронта. Задача группы выведать расположение врага. Пять человек, соблюдая полную осторожность, чуть дыша, в полной темноте, ступая бесшумно, пересекли линию фронта. Обошли позиции фашистов. Так же тихо взяли «языка».  Командир шептал: «Пацаны, карту держите в голове на всякий случай! Карту! Привязки!»
Когда командир, с позывным «Бредбери» включил рацию, их засекли. Проклятый «язык» был без сознания, до своих далеко, ночь на исходе. Рассвет твой враг!
Они приняли бой. 
Враг просто поливал огнем сектор отхода. Свинец лился, жужжал, свистел, трещал. В степи спрятаться негде. И ты вжимаешься в землю, что бы выжить. А выжить надо – у тебя информация, которую ждут. Надеются на тебя.
Когда свинец нашел двоих из группы, Командир сказал сквозь грохот:
- Кто выживет, нарисуйте карту! Вызываю огонь на себя. Под его прикрытием кому-то удастся прорваться. С Богом, мужики! И карту нарисуйте!
А потом начался ад. На войне каждая секунда кажется вечностью, а минута – вечностью в квадрате. Ратибору показалось, что ад длится вечность. Рядом лежал безмолвный «язык» и даже не мычал. Потом он потерял сознание.
Снаряд попал прямо в «языка». Хабибулину просто повезло – его основательно накрыло землей, снежок припорошил и даже  без сознания он не стонал. Автомат взрывной волной отбросило далеко. Его ранило, но основную часть удара принял «язык». Он очнулся от холода и голосов. Инстинкт заставил его замереть - опасность рядом! Лежал и прислушивался.
Смерть не просто ходила рядом, она дышала смрадной пастью в его засыпанное землей лицо.
Смерть говорила:
- Падло… берци дуже хороши…
-Тягны! 
- О, падло, сняв.
 Ратибор лежал, не смотря на мороз, тихо как мышь. Ему было страшно попасться живым в плен. Не от страха, что он умрет, а от страха, что не передаст в свой штаб вражеские позиции. Не нарисует карту. Это было страшнее смерти. Было холодно, он закоченел, но терпеливо лежал. Он несколько раз терял сознание. Постепенно голоса затихли. 
Он пошевелился. Было больно. Он вдруг задумался о родных: «Как они там?» 
Мысли были дурацкие , например: починили родители   кухню или нет? Совершенно не подходящие для такой ситуации мысли. Это удивило его и даже заставило усмехнуться. Улыбка придала ему сил. Он собрался.
«Я на вражеской территории! Нельзя сдаваться!»
Из оружия у него оставалась только граната. Он негнущимися пальцами выдернул чеку и крепко-накрепко зажал в руках овальный, ребристый металлический лимон, и пополз. Когда ему казалось, что он начинает терять сознание, Ратибор Хабибулин клал свою руку с зажатой, взведенной смертью под свою грудь, и наваливался на нее всей тяжестью тела. Это давало гарантию даже при потере сознания не попасть в плен.
Он полз, угадывая каким-то шестым чувством направление в беспросветной ночи, по изрытой, израненной земле. Он полз через линию фронта. Грязный, израненный, но непокоренный. Чтобы не терять сознание он шептал самому себе:
-«Бредбери», я иду. Руслана помнишь? Русика нашего, чернявого? Все подсмеивались над ним, типа, «Эй гроза девчонок, чуб когда сострижешь?»
 Я иду «Бредбери», я иду Русик, я иду Леха, я иду Мага. Мага, друг мой из Дагестана, ты же мне такой шашлык обещал!
Пятеро нас вышло, и ни один не испугался. Я иду…
Жажда донимала, тогда он просто опускал лицо в землю, мокрую пахнущую прошлогодней травой и пил влагу. Иногда это был снег, а иногда дождь.
Когда группа эвакуации нашла его и вытащила его, то первые слова Хабибулина были:
- Карта! Ручку дайте, - он начал рисовать карту. Схема была закончена и медики, изрезав на нем форму пропитанную грязью, кровью все удивлялись откуда такой стойкий, а он только улыбался.
При вручении награды генерал спросил:
- Что страшнее всего было?
Боец козырнул и ответил: 
- Никак нет! Страха как не было – так и не будет.
Потом, нарушая субординацию, наклонился к уху генерала и сказал:
- Самое страшное было попасть в плен живым, не выполнив задания…
Генерал оглянулся и тихо-тихо повторил:
- Самое страшное…