Софья ФЕДОРИНА

Глава 1
Встреча на закате
— Как же так... — Рэй опустошил уже третью по счёту кружку горячей воды, которую в моменты печали пил вместо спиртного, и та со звоном опустилась на деревянный стол. Когда-нибудь это должно было случиться. Люси, одна из его любимых кобыл, была уже совсем стара. Она ослабла, стала меньше есть. А сегодня на рассвете умерла. Время от времени это случалось. Лошади умирали по разным причинам: от старости, от болезней, от разных случайностей... Но тем не менее каждую смерть Рэй переносил тяжело. Если где-то убыло, значит, где-то прибыло. Погибла лошадь — появятся новые деньги. А может, ему отдадут великолепного жеребца. Конюх изо всех сил старался себя в этом убедить, но огромная гора не спешила падать с плеч. Что ж, уже темнеет. Пора выводить лошадей в ночное.
Впервые Рэй вошёл в конюшню ещё на пятнадцатом году своей жизни, продолжая дело семьи, и вот уже двадцать лет его всюду сопровождает запах свежего сена. Лошади узнают конюха, и, когда он входит в конюшню, повсюду слышится приветливое фырканье и нетерпеливый стук копыт. Некоторых из этих ныне гордых и величественных скакунов ему на попечение отдали ещё юными жеребятами. Одна из таких — серая кобылка Люси, которую он недавно похоронил недалеко от фермы. Даже управляющий конюшней уже давным-давно забыл, как и когда она здесь появилась. А вот Рэй всё помнил: отец подарил ему её на совершеннолетие. Конюх подошёл к одной из лошадей с морковью в руках. Та вдруг приподнялась, оживилась и с удовольствием приняла подарок. Пока она с большим аппетитом хрустела морковкой, остальные обитатели конюшни завистливо поглядывали на неё, как бы спрашивая: «А мне?»
Рэй начал обходить все денники и внимательно следил, чтобы ни одна душа не осталась без угощения.
Вскоре он открыл загоны и в сопровождении сторожевого пса вывел лошадей на пастбище.

***
Рэй совсем измотался. Утром его опустошила новость о смерти Люси, после чего он потратил много сил на то, чтобы дать ей упокоиться с миром; днём стояла невыносимая жара, поэтому лошади быстро опустошали свои поилки, и ему приходилось всё время бегать туда-сюда, чтобы пополнять запасы. Поэтому от усталости при ходьбе его слегка шатало из стороны в сторону. Солнце уже клонилось за горизонт. Рэй, покачиваясь, шёл по каменной мостовой по направлению к трактиру. Ничего, утро вечера мудренее. Вот завтра он проснётся — и тут же забудет о лошади по кличке Люси, которая покинула его сегодня на рассвете.
С этими мыслями Рэй свернул за угол и оказался на почти опустевшей набережной. Однако кое-кто, кажется, не спешил уходить домой. На ступеньках, ведущих к морю, сидела маленькая фигура. Девочка лет восьми зачарованно любовалась заходящим солнцем. Возле неё небрежно валялись пара белых туфель и чулки. Свесив ножки в воду, она прижимала к груди прекрасную деревянную куклу. Рэй остановился, напрочь позабыв, куда шёл. Даже при всём желании он не смог бы оторвать глаз от этой удивительной куклы. Как же искусно она сделана! Алые губы, аккуратно вырезанные на белоснежном личике, стеклянные глаза, отливающие сапфиром, искусно уложенные чёрные кудри — всё было тонкой ручной работы. Пышное зелёное платье с рюшами, на поясе – шёлковая лента, голову покрывала широкополая зелёная шляпа, украшенная парой белых розочек, а на белом кружевном жабо покоился маленький блестящий изумруд. Девочка приподнялась и осторожно передвинула ногу на ступеньку ниже. Её ступня тотчас намокла. Приподняв юбку, она шагнула ещё дальше, и уже была по щиколотку в воде. Девочка сделала следующий шаг... и резко поскользнулась, вскрикнув и выронив из рук куклу. Рэй среагировал мгновенно. До того, как девочка упала в море, он успел схватить её за плечо.
— Живая? — спросил он, помогая ей подняться по ступенькам. Вместо ответа она указала куда-то в сторону, побледнев и широко раскрыв глаза. Проследив за направлением её взгляда, Рэй увидел плывущую по течению куклу. Потерять такое произведение искусства было бы трагедией, и мужчина бросился за ней. Ему не стоило особого труда достать куклу из воды – она не успела отплыть далеко от берега, достаточно было всего лишь протянуть к ней руку. Но когда Рэй отдал игрушку хозяйке, та смотрела на него так, будто он только что спас мир от страшной катастрофы.
— Спасибо большое! — воскликнула девочка, прижимая куклу к себе, будто пытаясь согреть её.
— Не за что, — пожал плечами Рэй.
— Останешься здесь ненадолго? — робко предложил ребёнок, опустившись обратно на ступеньки. Мужчина согласился. Ему было некуда торопиться. Конюх сел рядом с девочкой и принялся разглядывать куклу. Чем дольше он на неё смотрел, тем сильнее восторгался профессиональной работой мастера. Заметив это, девочка счастливо улыбнулась и, подняв куклу так, чтобы та была на одном уровне с её лицом, заговорила:
— Мама очень красивая, правда?
— Мама? — недоумённо спросил Рэй.
— А? Ну вот же! — девочка подняла куклу ещё выше. Рэй всё ещё недоумевал.
— Когда матушка умерла, отец сделал для меня Амелию. Так её звали, — пояснила она, заметно погрустнев.
— И теперь вместо матушки у меня эта кукла, — с этими словами девочка прижала куклу к груди.
— Я совсем её не помню, но отец часто о ней рассказывал. Он очень строгий и часто на меня кричит. Вот бы он умер. Когда с губ ребёнка сорвалась эта фраза, Рэй похолодел. Интересно, осознаёт ли это невинное создание, сколько жестокости было в её словах? А тем временем девочка продолжала: — Но отец всё время в своём кабинете и выходит оттуда только под вечер. Конечно, мама не даёт мне скучать, но, когда я говорю с ней, она не отвечает. Поэтому я хочу, чтобы у меня появился друг. Ты будешь им? Несомненно, если бы Рэй сейчас пил, то он бы поперхнулся. Маленькая девочка хочет подружиться с ним? Со взрослым мужчиной, насквозь пропахшим сеном и лошадиным навозом? Разумеется, об этом не может быть и речи.
— Так у тебя... нет друзей?
— Рэй постарался, чтобы его слова звучали как можно более тактично, но это у него плохо получалось.
— Нет, — покачала головой та.
— Никто не будет дружить с такой, как я.
— С "такой, как ты"?
— Да. Разве ты не заметил? Все меня сторонятся. Никто никогда не заговаривает. Но ты другой! Ты подошёл ко мне, вытащил матушку из воды! — глаза девочки лучились искренним восторгом и благодарностью.
— Ты ведь не боишься меня, правда?
— Разумеется, нет,
— Рэй ощутил, какой вес для ребёнка имеют его на первый взгляд простые слова.
— Не знаю, почему я должен тебя бояться. Девочка рассмеялась. Звонко и радостно. Казалось, с её плеч только что упала тяжёлая гора. Но вот уже солнце почти скрылось за горизонтом. Пора бы ему уходить. Рэй встал, но вдруг ощутил на себе пристальный взгляд огромных сапфировых глаз. Девочка по-прежнему сидела на ступеньках и, похоже, не собиралась никуда идти.
— Ты уже уходишь? — с нотками печали в голосе спросила она.
— Прости, но мне пора. И тебе бы тоже уже стоило идти.
— Я... Я боюсь... — едва слышно прошептала девочка.
— Отец говорил, что после захода солнца по городу ходить опасно.
— Именно поэтому тебе нужно пойти домой.
— Я боюсь идти... А если по дороге со мной что-нибудь случится? А если отец дома будет в плохом настроении? Он будет зол, если я опоздаю. Наверное, стоит проводить её до дома. Но Рэй вдруг задался вопросом: а правильно ли это? Действительно ли стоит ему, уставшему незнакомому взрослому, отводить домой маленького ребёнка? К тому же, одежда девочки выглядела довольно дорогой. Наверняка она дочь какого-нибудь богатого торговца или генерала. И что же подумает её "очень строгий отец", увидев рядом со своей припозднившейся дочерью неизвестного бедняка в одних грязных лохмотьях? Но чем дольше он смотрел в эти большие, полные надежды глаза, тем сильнее сомневался в своём решении. Ведь с другой стороны, если мужчина вдруг откажется, то девочка вряд ли пойдёт домой сама. Рэй вздохнул. Как же трудно иметь дело с маленькими детьми!
— Пойдём, — сказал он. — Я тебя провожу.
В этот момент глаза ребёнка зажглись ликованием. Девочка кое-как натянула чулки, обулась и, подбежав к Рэю, крепко сжала его ладонь двумя своими.
— Слушай, а как тебя зовут-то?
— Мия!
— Ясно.
— Эй, а тебя?
— Рэй. И ко взрослым принято обращаться на "вы".
— Вот как... — девочка задумчиво прислонила палец к губам.
— А я думала, что на "вы" нужно обращаться только к родителям и няне. Да и мы ведь друзья, правда? Рэй хотел было воскликнуть «Да кто тебе такое сказал?», но благоразумно промолчал. Не хватало ему ещё всю дорогу объяснять ребёнку, что к чему.

***
Солнце уже полностью скрылось за горизонтом. Начинало холодать. Рэй и Мия шли по переулку в тусклом свете фонаря, который конюх сжимал в руке. На свет слетались мотыльки, и девочка то и дело пыталась их поймать, но у неё ничего не выходило. На улицах города не было ни души. Не слышно ни галдящей толпы на рынке, ни цоканья копыт лошадей, волочащих тяжёлые повозки, ни игры бардов. Лишь шаги мужчины и девочки по каменной мостовой отдавались глухим стуком. Мия начинала ёжиться от холода. Она то и дело жалась к Рэю, обхватив себя руками. Тот накинул ей на плечи свой грязно-фиолетовый плащ, который он сам, по правде, не горел желанием надевать. — Ты часто сидишь на улице допоздна? — спросил конюх, не сумев скрыть укоризненный тон.
— Да. А это плохо?
— Если ты будешь ограничиваться вот этим платьицем, то, того и гляди, простудишься, — Рэй окинул критическим взглядом одежду девочки. Зелёный верх, пусть и из плотной ткани, но с рукавами до локтя, розовая шёлковая юбка, которая от холода точно не спасёт, тонкие белые чулки. Да уж, ей бы стоило взять с собой хотя бы накидку.
— Я хочу носить что-нибудь красивое, как у мамы, — Мия показательно приподняла куклу. — Но отец говорит, что я должна надевать только то, что есть в моём гардеробе. А в моём гардеробе только эти простенькие платья и блузы! — девочка всплеснула руками, приоткрыв зону своей груди. До этого момента эту зону всегда прикрывала кукла, которую Мия так бережно прижимала к себе, но теперь Рэй наконец смог увидеть на её платье эмблему, обрамлённую рисунком белых роз. Эмблему, на которой крупными золотыми буквами было вышито: "Монегрот".

Глава 2
Монегрот

Рэй застыл на месте. Он не мог поверить своим глазам. «Монегрот». Это слово звенящим эхом отдавалось в его голове. Мия остановилась и недоумённо взглянула на спутника.
— Что-то не так? У тебя такое лицо, как будто ты увидел привидение. Что ж, это совершенно неудивительно, о подобных вещах стоит говорить в первую очередь. Потому что эта девочка — дочь графа. Рэй был достаточно наслышан об этом графе. Хотя ему, простому крестьянину, никогда не доводилось видеть его вживую, через некоторое время после становления Ральфа де Монегрота главой рода он был у всех на слуху. Вначале Монегрот многим нравился. Когда он сменил своего отца, в подвластной ему части Ортовии начались перемены. В первую очередь граф заметил, что очень многие его крестьяне находятся за гранью нищеты. Снизились налоги, большие объёмы денежных средств пошли на нужды людей и улучшение их жилищных условий. Рэй слышал, что Монегрот был вежлив и приветлив со всеми. Однако после смерти его жены всё пошло по наклонной. Граф изменился до неузнаваемости. Из своего особняка он практически не выходил. А когда выходил, был довольно неприветлив с людьми. До Рэя даже дошли слухи, что по приказу Монегрота кто-то был казнён. Однако он уже давным-давно забыл о 10 том, что у графа подрастает дочь. Похоже, вот истинная причина отсутствия у Мии друзей. Дружба с юной графиней подразумевает под собой частое посещение монегротского особняка. А хозяин этого особняка никогда не рад людям, нарушающим его покой.
— Эм... Пойдём? — робко предложила Мия, сильнее натягивая на плечи фиолетовый плащ.
— Не могу, леди, — Рэй почтительно склонил голову.
— Ваш отец ни за что не одобрил бы то, что его дочь общается с такими бедняками, как я. Особенно в такое время. Я уверен, он места себе не находит.
— Что? — девочка широко распахнула её и без того огромные глаза, из-за чего они стали похожи на два яблока.
— Почему ты вдруг начал так разговаривать со мной?
— Вы — дочь графа, леди. Я — простой крестьянин. В наших с вами положениях слишком большая разница. Я не смею обращаться к вам без должного уважения.
— Каких положениях?.. Я не понимаю, о чём ты! Конечно, не понимает. Она ведь совсем ещё ребёнок. Вот только если её вполне взрослый и разумный отец узнает о том, что подобное "отребье" позволило себе ошиваться рядом с его драгоценной дочерью, то в лучшем случае не видать Рэю своего имущества, а в худшем — головы. Когда Мия наконец поняла, что к чему, её глаза сверкнули, а губы растянулись в хитрой улыбке.
— А если я прикажу? — вкрадчиво спросила она. В этот момент по спине конюха пробежал холодок. Крестьянин не посмеет ослушаться приказа юной графини. Однако, если он повинуется и граф его увидит, то исход для Рэя тоже будет очевиден. Но вдруг Мия рассмеялась: — Ты что, воспринял это всерьёз? Конечно, я не настолько бесчеловечная. Мы ведь... друзья... С этими словами Мия начала снимать плащ, то и дело искоса поглядывая на Рэя. Отдав вещь её законному владельцу, девочка со всей нежностью прижала к груди куклу и приняла вид самого невинного и беззащитного существа. Затем она печально улыбнулась и взглянула Рэю прямо в глаза.
— Если ты не хочешь со мной идти, я не стану тебя заставлять. Я просто пойду домой одна, — промолвила она, особенно выделив голосом последнее слово. Девочка медленно развернулась и так же медленно побрела по каменной мостовой, постепенно отдаляясь от тусклого света фонаря.
— Леди! — растерянно окликнул её Рэй. Мия остановилась лишь на мгновение, и, казалось, хотела обернуться, но затем продолжила идти. В этот момент мужчина вдруг осознал одну вещь: если с графской дочерью действительно что-то случится, то вина за это будет лежать именно на нём. Может быть, отец девочки и не узнает, что именно Рэй оставил её в эту ночь, но сам конюх точно будет винить себя в этом до скончания дней.
— Прошу, постойте, леди! — мужчина поспешил за девочкой. Та остановилась и повернулась к нему, безуспешно пытаясь скрыть выражение триумфа на лице.
— Ты всё-таки пойдёшь со мной? — с ухмылкой поинтересовалась она.
— Да, леди.
— Чудесно! — в тот же миг Мия выхватила у Рэя плащ и закуталась в него, дрожа от холода.
— Идём!
Всю дорогу Рэй с опаской озирался по сторонам. За каждым поворотом он готовился лицом к лицу столкнуться с графом. Ничто не внушало ему доверия. Ни цветочные кустики, высаженные вдоль дороги, ни деревья, ни даже его собственная тень. За углом каждого дома ему мерещилась фигура Монегрота. В стуке их шагов по каменной мостовой ему всё время слышался третий. То и дело возникало желание просто развернуться и побежать домой, но Рэй ему не поддавался. Потому что перед конюхом смело шагала вперёд маленькая фигурка. Нет, дело было вовсе не в том, что эта фигурка была укутана в его плащ. Да и вряд ли виноват был страх столкнуться с отцом девочки, если вдруг она поведает ему о своём новом "друге", который бросил её на произвол судьбы. Нечто другое заставляло его идти вперёд, стремительно приближаясь к графскому поместью. И наконец на горизонте показался Зелёный особняк. Зелёным его окрестили не просто так: в Ортовии каждый знатный род обладал своим цветом. Например, к западу от земли Монегрот простилалось герцогство Рагне, где ведущий цвет — красный. На севере находилось голубое графство Рензалия. А на юге, на крохотной земле барона Фолледия предпочтение отдавалось жёлтому. Жителей особняка Монегрот было нетрудно узнать: на одежде графской семьи золотыми нитями вышита эмблема рода, а под воротником красуется изумруд. Но вот они уже стояли недалеко от поместья. Слабый ночной ветер слегка колыхал волосы, вызывая неприятное ощущение, и от холода по всему телу бежали мурашки. А может быть, и не от холода вовсе? Наконец Рэй получил назад свой грязный плащ, который начал казаться ему не таким уж и плохим. Облачившись в него, конюх почувствовал долгожданное тепло, вот только дрожь так никуда и не исчезла.
— Спасибо! — Мия помахала ручкой, не сумев скрыть самодовольной ухмылки, которая так и кричала: «Я выиграла!»
— Надеюсь, мы встретимся снова, Рэй! Ворота закрылись с противным металлическим скрежетом. Конюха вновь обдало прохладным ветерком, слегка взъерошив его волосы. Время уже позднее. Стоит поскорее удалиться подальше от графской усадьбы. Но он остался стоять, продолжая невидящим взглядом взирать на ворота, за которыми пару мгновений назад скрылась юная графиня. Когда его последний раз называли по имени? На ферме Рэй нечасто разговаривал с людьми, однако, когда такая возможность всё же представлялась, в свой адрес он обычно слышал «конюх» или «эй ты!». Если очень повезёт, то кто-то мог вспомнить и его фамилию «Карнер». Однако простое «Рэй» донеслось до его ушей впервые за несколько лет.

***
Едва первые лучи солнца коснулись земли, как Рэй вновь отправился в конюшню. На траве ещё блестели капельки росы, а в воздухе витала прохлада. Скрипнула калитка, осыпав землю влагой, скопившейся за ночь. Какое чудесное утро! Но совсем скоро на смену этому чудесному прохладному утру пришла беспощадная жара. Рэй не мог присесть и на минуту: едва он успевал наполнить очередное ведро водой и залить её в поилку, как другая поилка опустошалась, и процесс начинался сначала. Лишь изредка ему удавалось выхватить минутку, чтобы попить самому. Конюх был так поглощён работой, что и не заметил, как солнце начало клониться к закату. Когда он сбрасывал в мешок очередную партию навоза, недалеко от калитки послышался возглас: «Эй, Карнер!». Подняв голову, Рэй обнаружил перед собой лохматого загорелого юношу в соломенной шляпе. Совсем ещё ребёнок, на вид не старше тринадцати. Одной рукой он опирался на забор, а другой обмахивался, создавая лёгкий ветерок вокруг своего разгорячённого лица. — Эх, бедняжка. Снова маешься со своими лошадками?
— Я не "маюсь". Это моя работа, — сдержанно, но раздражённо ответил Рэй.
— А ты почему бездельничаешь? Я не припомню, чтобы видел тебя раньше.
— Я?! Бездельничаю?! — юноша схватился за грудь в порыве возмущения и застыл так с раскрытым ртом, словно в одно мгновение растерял весь свой словарный запас.
— Я вовсе не бездельничаю! Я... У-у меня перерыв! — но, видя на себе испытующий взгляд собеседника, всё же решил признаться.
— Ладно... Я сбежал от Грелль.
— От Грелль?
— Как можно не знать, кто с тобой на одной ферме работает?! Ой, ладно... В общем-то, э-э-э... Недавно я пришёл в коровник дояром. А там моя тётушка Грелль — управляющая.
Господи... Кто ж знал, что корова брыкнёт меня в первый же день! Эх-х... Спасибо сестрице Линн. Если б она тогда не завизжала, как сумасшедшая, Грелль бы не прибежала вовремя, и я б, наверное, помер. Так представляешь, мне дня четыре у Ведьмы проваляться пришлось!
— У Ведьмы?.. Рэй раскрыл глаза от удивления. И в городе, и в деревне — везде были наслышаны о некой Ведьме. Слухи о ней расползлись по всей Ортовии и, возможно, даже вышли за её пределы. К этой женщине люди обращались только тогда, когда все целители растерянно разводили руками. Её методы лечения неизвестны никому, но они никогда не оставляют и следа от болезни. Вот только, несмотря на эффективность этих методов, никто не горит желанием пробовать их на себе, ведь все, кто когда-либо слышал хоть что-то о Ведьме, невероятно её боятся. Оно и неудивительно: во всей Ортовии нет ни единой живой души, которая знала бы хоть что-то о её прошлом. Да что там о прошлом — даже настоящее имя этого загадочного целителя никому не известно. Поговаривали, что даже сам Ральф де Монегрот старается её избегать.
— Неужели корова брыкнула тебя так сильно, что пришлось обратиться к Ведьме?
— Рэй удивлённо приподнял брови.
— Да! Правда, сначала я не придал этому никакого значения, но сестрица Линн уговорила меня показаться лекарю. Оказалось, что... э-э-э... что-то стряслось с моей костью! Честно говоря, я тогда не на шутку перепугался. А узнав, что вылечить меня сможет только Ведьма... — юноша схватился за голову и застонал. — ...я понял, что мои дни сочтены-ы-ы...
— Ну, успокойся, — Рэй ободряюще похлопал горе-дояра по шляпе.
— Лучше скажи... Кто ты вообще такой?
— А? — парень приподнял голову и тут же вытянулся по струнке, ударив себя рукой в грудь.
— Меня зовут Билл Брайер, но обычно все зовут меня Билли!
— А, ясно, — конюх окинул нового знакомого равнодушным взглядом, уже собираясь вернуться к своей работе. — Перерыв окончен. Уверен, Грелль и коровки тебя уже заждались, Брайер.
— А?! А разве рабочий день ещё не закончился?..
— Уж не знаю, какое расписание в твоём коровнике, но я ухожу с фермы на закате. А до заката ещё больше часа, — бросил Рэй, направляясь обратно в конюшню.
— Советую поторопиться.
— П-постой! — испуганно закричал Брайер, перегнувшись через забор.
— Если тётушка Грелль узнает, что я бездельн... затягиваю с перерывом, мне уже даже Ведьма не поможет! Пожалуйста, не оставляй меня! Но попытки Билли докричаться до конюха были безуспешны. Тот уже вовсю занимался лошадьми. Расстроенный дояр поплёлся к коровнику, уже предвкушая, как тётя будет его отчитывать. И у Рэя тоже дела обстояли отнюдь не радостно. Закончив с работой, он отправился в трактир. Идя по давно знакомой мостовой, он миновал дома и ограды, кустики и скамейки и, наконец, свернул на такую же знакомую набережную, на которой уже не осталось ни души. Вот только, стоило конюху отвлечься от своих раздумий и оторвать глаза от каменного тротуара, как шагах в пятнадцати от себя он вновь увидел того, кого совершенно не хотел видеть.

Глава 3
Аромат давно увядших цветов
Разумеется, этим человеком был не кто иной, как Мия де Монегрот. Но сейчас всё было совсем не так, как в прошлый раз. Девочка сидела на ступеньках, свесив голову вниз, и из-за густых каштановых кудряшек её лица не было видно. Когда Рэй осторожно прошёл за её спиной, Мия совершенно никак не отреагировала. Она продолжала сидеть, не шевельнувшись, и только ветер слегка колыхал её волосы. Тогда мужчина задумался: «Что с ней? Может быть, она чем-то расстроена? Что ж, это не моё дело. Я шёл не к ней, а в трактир. Не хватало мне ещё снова испытывать судьбу». Но всё же он так и не сдвинулся с места. В его голове мелькнула мысль: «А если с ней не всё в порядке? Здорова ли она?» Рэй осторожно подошёл к девочке. Никакой реакции. Тогда, чуть помедлив, он решился окликнуть её:
— Леди! Тогда маленькое тело зашевелилось. Мия наконец подняла голову.
— М-м... А?.. — она бессознательно оглянулась на звук, потирая глаза.
— Рэй?
— Я беспокоился за вас.
— Беспокоился?.. Я рада, что ты за меня беспокоился! — слегка отстранённо улыбнулась девочка.
— Я, кажется... заснула тут.
— А? — Вчера я вернулась домой поздно, и меня наказали. А потом я пошла в свою комнату и... — Мия осеклась, с опаской взглянув на Рэя.
— И?..
— Н-нет, ничего... Забудь, пожалуйста...
— Как скажете. Ну что ж, если с вами всё в порядке, я, пожалуй, пойду... — нерешительно протянул конюх. Мужчина тут же развернулся и торопливо зашагал в ту сторону, куда изначально был проложен его путь.
— И ты снова уходишь, оставляя меня одну... — тихий голосок за спиной заставил его застыть на месте.
— Что?
— Нет-нет, ничего... Я так... сама с собой... — пробормотала Мия, поглаживая по голове куклу. Из-за её душераздирающих речей Рэй вновь оказался перед трудным выбором: идти на поводу желаний девочки или оставить её, прослыв бессердечным монстром, бросившим ребёнка одного.
— Как вам угодно, леди, — вздохнул конюх, признавая поражение.
— Значит, ты всё-таки останешься? — воскликнула Мия со смесью восторга и облегчения.
— Если вы этого желаете.
— Ура! — юная графиня подпрыгнула от счастья, а потом закружилась в танце, выбрав в качестве партнёра свою деревянную куклу. — Эй, мама, представляете? У меня наконец-то появился друг!.. Девочка продолжала делиться с Амелией своим счастьем, дав Рэю время на размышления. Действительно ли Мия может считать его своим другом? Или он, скорее, заложник обстоятельств, выбравший путь лжи, не желая огорчать ребёнка? Что ж, если это и так, то, может быть, какое-то время играть для неё роль "друга" будет не таким уж и плохим решением...
— Слушай, Рэй, — неожиданно подала голос девочка. — А тебе не кажется, что это как-то... неправильно?
— О чём вы, леди?
— Если мы друзья, то разве мы не должны быть равны в общении друг с другом?
— Равны?
— Ну смотри: я обращаюсь к тебе "Рэй", а ты ко мне – "леди"... Разве это правильно?
— Послушайте, мы с вами живём слишком... по-разному...
— Ну и что с этого?! — закричала юная графиня. — Я всего лишь хочу, чтобы хоть кто-то был искренен со мной! Неужели я прошу слишком многого?!
— Хорошо, я вас... тебя понял, — тут же поправился Рэй, видя на себе усталый взгляд собеседницы. — Но перед тем, как мы начнём разговаривать "нормально", могу я попросить об одном одолжении?
— Да?.. — Мия слегка напряглась.
— Пожалуйста, сделайте всё от вас зависящее... чтобы ваш отец обо мне не узнал.
— Хорошо... Но зачем? — девочка недоумённо вскинула брови.
— Как я уже говорил, вам непозволительно близко общаться с крестьянами. Если до Его Сиятельства дойдёт весть о том, что вашим... твоим другом стал... такой, как я, у тебя будут большие неприятности. Тебя могут по-крупному наказать, а меня... — тут Рэй осёкся, посчитав, что ребёнка лучше не посвящать в подробности.
— Понятно... — Мия огорчённо опустила взгляд. — Хотя я всё равно редко пересекаюсь с отцом. К счастью... А няня совсем меня не понимает. Вот сегодня я от неё и убежала, — (в этот момент у Рэя появилось ощущение дежавю).
— Я часто убегаю из дома, и так же часто меня наказывают. Но это того стоит! Смотри, какой закат красивый! И правда, закат действительно впечатлял. Но в тот момент Рэй думал вовсе не о нём. Когда закончится этот маскарад? Смогут ли учителя "достойно" воспитать юную графиню? Настанет ли время, когда она будет отличаться от крестьянских детей? А может быть, в один прекрасный день Мия сама осознает, что ей не суждено найти родственную душу вне дворянского сословия? Рэй надеялся, что однажды так и произойдёт. А пока... пока он просто будет играть роль.
— Что-то я засиделся... — спохватился конюх, услышав бой часов, возвещавший об окончании дня. Он встал, накинул плащ и уже собирался уходить, как вдруг снова столкнулся взглядом с Мией. Её сапфировые глаза умоляюще смотрели на него, как бы говоря: «Прошу, останься ещё хотя бы ненадолго!»
— Больше я на это не куплюсь, — отрезал Рэй, поправляя воротник. Девочка огорчённо опустила взгляд, положив руку на эмблему рода Монегрот. Некоторое время она смотрела на эту эмблему, а затем прикрыла её шейным платком и снова взглянула на Рэя.
— Нет, — твёрдо ответил тот на её немой вопрос. — Удачи тебе.
Он торопливо пошёл вперёд и даже не оглянулся, боясь передумать.

***
У Рэя на сердце скребли кошки. Он ощущал себя бездушным предателем, хотя всего лишь сделал то, что должен был сделать. Весь день ему было тяжело сосредоточиться на работе из-за чувства вины, обжигающего изнутри, и в конце концов конюх не выдержал. Смеряя широкими шагами каменную мостовую, он направлялся прямиком к набережной. В этот раз встреча с Мией была его целью. И он твёрдо решил, что больше не сбежит. Но набережная была пуста. На каменных ступеньках у воды Рэя никто не ждал. И нигде поблизости не виднелась маленькая фигурка, прижимающая к груди свою драгоценную куклу. Конюх стоял в замешательстве. Неужели девочка оставила попытки "подружиться" с ним? Что ж, наверное, это к лучшему. Рэй выдохнул с облегчением. Теперь он может идти домой с чистой душой.

***
Спустя месяц повсюду гремела сенсационная новость, попавшая на первую строку новостей во всех газетах. Сегодня по политическим делам в Монегрот приезжает семейство де Рензалия из северного графства. Пройдёт несколько лет, и их наследнику Аллану де Рензалии предстоит сыграть свадьбу с наследницей Монегрота Мией. А тем временем вышеупомянутая наследница стояла перед платяным шкафом и с задумчивым видом оглядывала его содержимое. Здесь были и бархатные платья, и юбки всех оттенков зелёного, и расшитые золотом блузы. Но Мие нужно было что-то с длинным рукавом. За этот месяц её наказывали бесчисленное количество раз: за то, что, попытавшись сделать реверанс в саду в качестве тренировки перед встречей гостей, упала на клумбу и сломала пару белых роз; за то, что однажды утром пришла в зал на четыре минуты позже; за то, что, не выспавшись, во время урока танцев случайно смахнула и разбила вазу с цветами и многое- многое другое. А длинные рукава ей нужны были потому, что дорогим гостям из Рензалии ни в коем случае нельзя было увидеть шрамы от линейки, которой граф за эти проступки несколько раз ударил дочь по рукам. Вдруг размышления Мии прервал стук в дверь.
— Наследница! — послышался из-за неё суровый голос отца.
— Сколько ты ещё будешь там задерживаться? Гости приедут с минуты на минуту!
— Простите, отец! — испуганно пролепетала юная графиня. — Мне осталось совсем немного!
— Ты знаешь, что будет, если в течение следующих пяти минут я не увижу тебя в холле.
— Поняла! Наконец Мия подобрала подходящий наряд: длинное зелёное платье, которое, по правде, было слишком длинным, и изумрудная шляпка, украшенная белыми розами — символом Монегрота. Отец говорил, что эту шляпу его мать подарила Амелии на свадьбу. То и дело торопя служанку, которая помогала юной госпоже одеваться, 24 Мия натянула перчатки и, едва не забыв веер, распахнула дверь и вихрем помчалась вниз по лестнице. Мгновение — и вот она уже стоит в холле перед отцом, изо всех сил пытаясь скрыть одышку.
— Три с половиной минуты, — произнёс граф, глядя на часы. — Ты побила свой рекорд. В зале воцарилось молчание, продлившееся совсем не долго, но Мие показалось, что оно длилось вечность. Наконец это молчание прервал слуга, ворвавшийся в холл с раскрасневшимся от волнения лицом.
— Ваше Сиятельство! — воскликнул он. — Господа де Рензалия прибыли!
— Идём, — бросил Монегрот, глядя на дочь. Когда они подошли к главным дверям особняка, граф остановился и сказал так тихо, чтобы его могла слышать только Мия:
— Наследница... Ты знаешь, что случится, если ты меня подведёшь.
— Я не подведу вас, отец. Не сомневайтесь в этом. И она была уверена в своих словах. Ведь последний месяц отец не давал ей спуска. Каждый день с раннего утра и до позднего вечера он старался научить дочь всему тому, чему должен был научить за восемь лет её жизни. Особый упор делался на этикет, также отводилось место танцам и грамоте. Весь месяц девочка спала по шесть часов в сутки, и у неё даже не было возможности никуда убежать, ведь весь день за ней пристально следил отец. И вот наконец настал тот роковой час, который определит, действительно ли все эти приготовления не прошли даром. Мия сглотнула. Парадная дверь отворилась, и отец с дочерью шагнули в залитый солнечным светом сад, где их терпеливо ожидало семейство де Рензалия. Первым навстречу Ральфу и Мие сделал шаг глава рода. Он дружелюбно протянул свою громадную руку Монегроту, и тот, не выявляя ни единой эмоции, пожал её. Затем графы поклонились друг другу, отведя левые руки за спины, а правые согнув перед собой.
— Для меня было честью получить приглашение, достопочтенный господин де Монегрот, — улыбнулся Рензалия, выпрямившись.
— Как вы помните, моё имя — Альберт. Позвольте представить вам мою жену Мэри, младшую дочь Эллен и, конечно же, старшего сына Аллана, вашего будущего зятя. Три упомянутых человека склонили головы в знак почтения.
— Не выразить словами, как я рад нашему с вами знакомству, господин де Рензалия, — Монегрот, в отличие от собеседника, держался холодно и сдержанно.
— Вы уже знаете мою дочь Мию, вашу будущую невестку. Граф схватил дочь за плечи мёртвой хваткой и поставил впереди себя. У той и до этого от волнения бешено колотилось сердце, а теперь, оказавшись лицом к лицу с Альбертом де Рензалией, девочка ощутила, как подкосились её ноги. В тот же миг в её нос ударил резкий запах, похожий на запах цветов. Исходил он от рензалийского графа. — Приятно познакомиться, — Альберт с улыбкой приподнял цилиндр и отошёл в сторону. Ральф последовал его примеру. Тогда к Мие плавной походкой приблизилась Эллен де Рензалия. Не дрогнула ни одна мышца на лице рензалийской дочери, когда она исполнила элегантный реверанс, взметнув подолом бело-голубого платья лепестки роз, осыпавшиеся на землю. Мия снова ощутила сильный цветочный запах.
— Рада знакомству, достопочтенная леди де Монегрот, — произнесла она преспокойным голосом, глядя на Мию пустыми бирюзовыми глазами. Взглянув в эти глаза, девочка поёжилась. Взгляд Эллен был холоден, но не враждебен. Он не выражал ничего: ни счастья, ни грусти, ни злости, ни волнения. Она была абсолютно спокойна. Изо всех сил стараясь затолкать ненужные мысли в глубины сознания, Мия сделала неуклюжий реверанс, и, изобразив на лице кривую улыбку, отчеканила блестяще заученную фразу:
— Взаимно, достопочтенная леди де Рензалия. Мы безмерно благодарны вашей семье за то, что вы смогли найти время и принять наше скромное приглашение.
— Что вы, нам это ничего не стоило, — ответила Эллен, ничуть не изменившись в лице.
— Как мой отец сказал ранее, для нас было честью получить это приглашение. Обе графские семьи продолжали обмен любезностями, и все участники диалога прекрасно понимали, что в нём нет ни капли искренности. Каждую фразу этого разговора они видели в «Пособии по этикету», каждому жесту были обучены с детства. Но вот это представление закончилось. Настал момент, к которому Монегрот готовил дочь весь прошлый месяц. Сейчас юной графине предстояло впервые заговорить со своим будущим мужем.
Оба сделали несколько шагов вперёд и оказались в метре друг от друга. Воздух был будто наэлектризован. Волнение каждого, кто в тот момент находился в саду, достигло своего пика. Супруги де Рензалия не сводили глаз с сына, затаив дыхание. Мэри принялась теребить кулон, а Альберт крепко вцепился в свой цилиндр, будто в случае провала готовился исчезнуть в нём, как кролик в шляпе фокусника. А их дочь, напротив, спокойно стояла подле матери и с равнодушным видом взирала на представшую перед ней картину. Однако, хоть она и казалась холодной и отстранённой, на самом деле девочка, так же, как и её родители, всей душой переживала за старшего брата. Но сильнее всех нервничал граф де Монегрот. Волнение захлестнуло его с головой. Если наследнику Рензалии придутся не по нраву манеры его дочери, то соглашение будет разорвано. А манеры её, как он считал, оставляли желать лучшего. Сердце графа бешено колотилось, и он схватился за изумруд на своём жабо, изо всех сил пытаясь успокоиться. Мия стояла перед Алланом, внимательно его изучая. Между ним и Эллен невооружённым глазом можно было разглядеть поразительное сходство, разве что Аллан был почти в два раза выше своей миниатюрной сестры. Одни и те же светло-русые волосы, довольно мягкие черты лица, мёртвые бирюзовые глаза, в которых не отражалось ровным счётом ничего, бело-голубая одежда и неизвестный Мие цветок: у Эллен такой был в волосах, у Альберта – на шляпе, у Мэри – на платье, а у Аллана – под воротником вместо бабочки. В середине цветка наследника поблёскивал голубым отполированный аквамарин.
Парень смотрел на девочку сверху вниз, как и его сестра, не выказывая никаких признаков беспокойства. В бирюзовых глазах Аллана читалось такое возмутительное безразличие и полное отсутствие каких-либо эмоций, что Мия даже слегка оскорбилась. Как бы долго она ни вглядывалась в эти светлые радужки и тёмные зрачки, ей не удавалось разглядеть в них и намёка на волнение. Взгляд Аллана был таким пустым и совершенно ничего не выражающим, что казалось, будто перед Мией стоял не человек, а кукла. Как и остальные члены его семьи, старший сын Рензалия источал дурманящий цветочный аромат. Девочка почти чувствовала зависть своего отца к господину Альберту. Ведь она, наследница Монегрота, не обладала и половиной того величия, которое можно было наблюдать у Аллана и Эллен.
Мие вдруг стало ещё страшнее: если она выйдет замуж за человека, стоящего перед ней, то станет полноценной рензалийской графиней. Но как же Мия, такая простодушная и неуклюжая, будучи не в силах сделать даже красивый реверанс, не споткнувшись, может носить этот титул? На фоне брата и сестры де Рензалия она чувствовала себя настолько никчёмной, настолько серой и невыразительной, что даже хотелось плакать.
«Будто крестьянка какая-то», — сокрушённо подумала девочка.
— Мне польстило то, что я оказался достойнейшим женихом для вас в глазах Его Сиятельства, — Аллан поклонился так же, как несколькими минутами ранее это сделал его отец. И тогда Мия оступилась. Всё это время она чувствовала, как отец сверлит взглядом её спину. Единственная мысль, оставшаяся у неё к тому моменту, гремела в голове ясным эхом: «Не подвести отца».
Сейчас она должна была сделать реверанс и сказать: «Благодарю вас, достопочтенный господин де Рензалия. Для меня также будет великой честью стать вашей невестой». Но чем сильнее мы на чём-то зацикливаемся, тем меньше обращаем внимания на всё остальное. В Ортовии самая торжественная форма реверанса, исполняемая при знакомстве с важными лицами, включала в себя взмах правой рукой над головой. Начав было фразу, Мия, резко подняв руку, случайно отломила засохшую ветку растущего рядом дерева, и та влетела прямо в лицо рензалийского наследника. К тому моменту, когда девочка осознала свою ошибку, было уже слишком поздно. Оглянувшись, она пересеклась взглядом с супругами де Рензалия, которые смотрели на неё с явным огорчением. Переведя глаза на Эллен, Мия успела заметить, как в отстранённом взгляде той промелькнуло сочувствие. Но посмотреть на отца непутёвая наследница не решилась.
«Должно быть, он сейчас ненавидит меня, — сокрушённо подумала она. — Как и всегда».
Когда граф наконец оправился от увиденного, он подошёл к Альберту и с лицом, выражающим скорее гнев, чем сожаление, произнёс:
— Я приношу глубочайшие извинения за свою дочь. Я поговорю с ней, и впредь она будет следить за своими манерами.
— В извинениях нет необходимости, Ваше Сиятельство, — вдруг послышался с другой стороны голос Аллана де Рензалии. Его лицо не дрогнуло, когда Ральф в замешательстве обернулся.
— Наследник Рензалии? Почему? — спросил граф тоном "не лезь не в своё дело". Аллан не спешил с ответом. Своим отстранённым взглядом он окинул сначала родителей, которые нервно смотрели на сына в надежде, что он не зайдёт слишком далеко и не опозорит честь семьи; затем младшую сестру, украдкой наблюдающую за Мией; и, наконец, будущую жену, которая сидела в беседке, спрятав лицо в ладонях. В конце концов Аллан снова взглянул на Монегрота и прошептал:
— ...Нет, прошу прощения. Представьте, что я ничего не говорил. Мэри отвернулась, а Альберт начал с опаской поглядывать на Монегрота. Тот, в свою очередь, глядел прямо в глаза будущему зятю со странной смесью раздражения и облегчения. Эллен, заметив, что все вдруг замолкли, перевела взгляд на брата, а затем похлопала Мию по плечу, чтобы привлечь её внимание к происходящему. Та слегка приподняла голову и случайно пересеклась взглядом с Алланом, после чего тут же отвела опухшие от слёз глаза. За всю встречу его фраза была первой, сказанной не по шаблону из «Пособия по этикету».
— Достопочтенные господа де Рензалия, вы проделали долгий путь. Не желаете ли пройти в особняк и перевести дух за чашкой чая? — наконец прервал молчание Монегрот. Если бы речь графа была беззвучной, по выражению его лица можно было бы предположить, что он пожелал всем присутствующим скорейшей смерти.
— Сочтём за честь, достопочтенный господин де Монегрот, — с вымученной улыбкой ответил Альберт.

***
В середине обеденного зала стоял длинный стол, во главе которого восседал хозяин особняка. По правую руку от него сидела, съёжившись, графская дочь, не смеющая и пошевелиться; по левую — глава рода Рензалия, оживлённо беседующий о чём-то с сидящей рядом женой. Справа от Мии разместилась Эллен, а рядом — её старший брат. Оба ели молча, сохраняя невозмутимое выражение лица. Мия же сидела как на иголках. Девочка знала, что, когда гости разойдутся по отведённым им комнатам, ей не избежать наказания. Ещё сильнее усугубляло ситуацию то, что отец запретил дочери брать с собой куклу, присутствие которой всегда помогало ей успокоиться и расслабиться. Но сейчас, когда любимая кукла лежала в её спальне, в тёмном ящике комода, Мию не желали покидать тревожные мысли. — Леди де Монегрот, — вдруг заговорил справа тихий голос, — Скажите, как вы относитесь к кроличьему мясу? Вопрос был необычным. Даже в какой-то степени странным. Но кроличье мясо – едва ли не единственная вещь, с которой у Мии никогда не было проблем. И она, не поворачивая головы, так же тихо ответила: — Хорошо, — и, захотев немного приукрасить фразу, добавила: — Люблю его так же, как родную мать. Голос справа в недоумении замолк на какое-то мгновение, а затем спросил:
— Тогда могу ли я отдать вам свою порцию?
— Да!.. Кхм, то есть, да, можете. Выждав до момента, когда никто не смотрел в их сторону, Эллен ловким движением руки перебросила нарезанные аккуратными полосками кусочки мяса из своей тарелки в тарелку Мии.
— Нам с братом от него дурно, — пояснила она.
— М-м... — промычала Мия, уже вовсю уплетавшая новую порцию и на время забывшая о своих горестях. Вдруг она столкнулась взглядом с Алланом, который видел, как его сестра избавилась от кроличьего мяса в своём блюде, и смотрел на обеих девочек как-то отчуждённо, будто не понимая, что сейчас произошло. Но он ничего не сказал, а просто повернулся обратно к своей тарелке и со странным выражением лица продолжил приём пищи. Наконец трапеза закончилась. Какое-то время взрослые общались между собой, но через пару часов под предлогом того, что "достопочтенные господа де Рензалия, скорее всего, утомились после длительной поездки", Монегрот избавился от гостей, расселив их по комнатам: Мэри и Эллен достались спальни в восточном крыле особняка, рядом с комнатой монегротской дочери, а Альберту и Аллану — в западном. И вот настал момент, которого Мия так опасалась. Когда гости разошлись по комнатам, она осталась совсем одна перед лицом своего злейшего врага — собственного отца.
Он позвал дочь к себе в кабинет, и та прекрасно знала, с какой целью, поэтому заранее стащила из медицинской комнаты и спрятала в рукаве небольшой рулон бинтов. Стены кабинета Монегрота были сплошь увешаны картинами. На некоторых были изображены пейзажи, на других – разные люди, а на четырёх из них представала одна и та же девушка — где-то она была ровесницей Мии, где-то годилась ей в матери. Постойте... это и впрямь была её мать. В сознании девочки вспыхнул образ куклы. И правда, сходство налицо. Те же чёрные волосы, бледная кожа, сапфировые глаза. Вот картина, на которой маленькая Амелия стоит рядом с мальчиком чуть постарше её. В этом мальчике Мия мгновенно узнала отца: тёмно-каштановые волосы и серые глаза, которые в то время были гораздо живее и ярче. На другой картине графиня уже в длинном зелёном платье примеряет ту самую шляпу, которую сегодня её дочь надела для встречи гостей из Рензалии. Рядом стоит Ральф. Мия ни разу в жизни не видела его таким: граф на картине счастливо улыбался. Должно быть, здесь запечатлена их свадьба. Третье полотно явно было написано совсем другой рукой. Менее чувственной, но более профессиональной. Амелия, или, скорее, Её Сиятельство, была изображена лишь по талию, сидела прямо и с каменным лицом. Ничего интересного в портрете не было. Наверное, это была единственная картина в кабинете Ральфа, которую написал не он. А то, что было изображено на четвёртом холсте, по какой-то причине навевало печаль. Девочка не знала, какой момент из жизни её матери на нём запечатлён, но почему-то, глядя на картину, ощущала странную горечь. Здесь чёрные волосы Амелии были убраны под тёмно-оливковый капор с изумрудными лентами и сильно контрастировали с её до невозможности бледной кожей. Амелия стояла, раскинув руки, и на её худом лице сияло выражение непередаваемого восторга, почти граничащего с безумием. Но картина была написана в холодных и мрачных тонах. В чём же дело? Но в этот момент из другого конца комнаты раздался жёсткий голос отца:
— Знаешь ли ты, по какой причине находишься здесь? — строго спросил он.
— Да, отец, — Мия покорно склонила голову, оторвав взгляд от картин.
— Я нарушила правила этикета и опозорила честь нашей семьи перед гостями.
— Сожалеешь ли ты об этом?
— Да, отец. Больше такого не повторится.
Монегрот поднялся с кресла, в котором до сих пор сидел. Величественной походкой он приблизился к дочери и, грозно глядя на неё сверху вниз, произнёс:
— Ты говорила это и в прошлый раз, когда сломала розы в саду. И в позапрошлый, когда сбежала от гувернантки. Так с чего я должен и в этот раз верить твоим словам, наследница?
— Простите... — еле слышно прошептала девочка, глотая слёзы, скатывающиеся по щекам.
— "Простите"? "Простите"?! — воскликнул граф в гневе.
— Интересно знать, какими волшебными свойствами обладает твоё "простите"! Быть может, оно невероятным образом заставит семью де Рензалия забыть о произошедшем? Или вовсе сотрёт твою ошибку из памяти каждого? Нет? В таком случае, изволь выдать нечто более существенное, чем "простите"! Но Мия больше не могла ничего ответить. Слёзы безостановочно текли по её лицу, скатывались по щекам, капали на платье и эмблему рода. Больше всего на свете ей хотелось оказаться вдали от Зелёного особняка и его хозяина. Где-нибудь на набережной, усадив рядом куклу, любоваться алым сиянием заходящего солнца. Скоро подойдёт Рэй, сядет рядом с ней на каменные ступеньки, и они будут долго-долго беседовать о всяких пустяках, которые ни в коем случае не должны интересовать порядочных дворянок. А потом... потом он заберёт её с собой. Неважно, куда. Лишь бы подальше от всей этой суеты и притворства. В этот момент по рукам девочки хлестнула линейка. Затем ещё раз. И ещё. Она то и дело задевала недавние шрамы, оставшиеся у юной графини после прошлых наказаний, и те отзывались ноющей болью по всему телу.
«Вот бы он умер», — снова пронеслось у Мии в голове.

***
Ночь окутала весь Монегрот. На улицах и в окнах домов погасли огни. Стихли дневной гул и суета, улеглась пыль на дорогах. Люди уже видели десятый сон. Часы пробили полночь. В комнате царила тишина. Единственным, что её нарушало, было монотонное тиканье стрелок. Около полутора часов назад служанка затушила последнюю свечу и, пожелав юной госпоже сладких снов, удалилась. Но госпожа и не собиралась засыпать. Укутавшись в одеяло так, чтобы выглядывала только её макушка, и поглаживая по голове куклу, лежащюю рядом, девочка больше часа просто смотрела в пустоту. В её душе кипела ненависть. Ненависть к дворянскому сословию, к этикету, подразумевающему под собой бесконечную ложь и лицемерие, и, конечно же, к отцу. Что сказала бы Амелия, если бы узнала, как её муж обращается с ребёнком? А ведь Ральф так её любил... Какое-то время Мия продолжала лежать, разглядывая стену, но потом её всё же сморил сон. Она уснула, крепко обнимая деревянную копию матери.