ЛЕГЕНДЫ И СКАЗАНИЯ ДРЕВНЕГО КРЫМА

Алевтина ЕВСЮКОВА
 
                         Мирослава и Руслан
 
         Очень давно это было, задолго до нашествия ордынцев. Тех ещё и в помине не было, когда земля полуострова благоухала садами, колосилась хл6ными злаками, налитыми золотым зерном.
         В одном крае, располагавшемся в юго-восточной части полуострова жили люди, отличавшиеся своим миролюбием. Дружба и согласие во всех житейских и торговых делах издавна объединяли их. И природа покровительствовала им, посылая дожди, что позволяло получать большой урожай на возделываемых землях.
         У одной супружеской пары росло пять дочерей и семь сыновей. Все они, как на подбор, были настолько красивыми, что даже  солнце не спешило скрыться за горизонт – так любило оно любоваться их красотой. А уж о селянах и говорить нечего – так любили они дочерей и сыновей Даниила и Марины, самых благочестивых и уважаемых земляками супругов во всей округе.  Да и сами родители замирали от трепетных чувств и гордости за  своих чад. Не только обаянием отличались их дети, но и трудолюбием и добротой, как и их родители.
А самой доброй и ласковой, и преданной до самозабвения, была их старшая дочь Мирослава. Она неустанно нянчила младших братьев и сестёр, ухаживая за ними так, словно была их матерью. Да и сами братья и сёстры отвечали ей взаимностью. Само имя девушки отражало  глубину её души. А уж как пела она колыбельные песни.… Стоило ей запеть на вечерней заре, как птицы, умолкнув на мгновение, словно стараясь угадать мелодию или такт песни, тут же подпевали ей, будто одухотворённые  её любовью. Голос Мирославы, как нежные звуки свирели, обволакивал нежностью души малышей всего селения. Проникаясь её пением, они засыпали безмятежным сном. Да что, малыши?! В сердцах  всего населения поселялась радость  при первых же звуках её пения. Внимая голосу Мирославы, они грезили в мечтах, отдаваясь в объятия  Морфея.
 Но наступило время, когда в сердце Мирославы постучалась любовь. Лишь только раз взглянула девушка в глаза гостя, прибывшего с обозом товаров из горного селения. Её сердце вспыхнуло словно пламя. Потеряла Мирослава покой души. Всюду её преследовал  взгляд сияющих глаз любимого. Будто наваждение нашло на неё – так запечатлелся образ Руслана в её душе.
Руслан, едва увидев её, понял, что эта девушка послана ему самой судьбой. Как сокол летел он на встречу с ней. Каждый  приезд в эти места был для него праздником души. Какую радость доставляли ему их встречи, её взгляд чистых, как морская вода, изумрудных глаз, вспыхивающее смущением и счастьем лицо. Влюблённой девушке с трудом удавалось отвести взгляд от его пригожего лица, от его облика.
И вот уже родные Руслана договорились с родителями Мирославы  о свадьбе молодых. Последняя их встреча была самой счастливой, исполненной радужных мечтаний. Расставались они, окрылённые счастьем.
Взволнованный переполнявшими его чувствами влюблённый юноша  не остановился на ночлег, спеша в родной дом ради свадебных приготовлений. Его сердце лихорадочно билось от нетерпения. Юноша не заметил, как внезапно потемнело небо. Порывы ветра стали мешать движению путников, сбивая их с ног. Родные уговаривали Руслана остановиться на ночлег, спрятавшись где нибудь в укрытии, и переждав непогоду,  затем продолжить путь. Но, одержимый любовными грёзами, он не захотел внять их советам.
– Что ж, вы можете остаться, а я поспешу. Хочу как можно скорее справиться со всеми делами. 
Как не уговаривали его родные, он не прислушался к их разумным доводам.… А в полдень следующего дня у скалистой расщелины они обнаружили обезумевшего коня, зацепившегося поводьями в зарослях колючего кустарника. Родные Руслана с ужасом поняли, что случилось непоправимое. Но как, и что случилось – узнать было невозможно. Разве что строить предположения…
Горе, горе тебе, Мирослава! Не увидишь ты сияющего  восторженного взгляда своего возлюбленного.… Даже закрыть его прекрасные глаза тебе не доведётся, как и матери, и отцу, как братьям его и всем родным.
Упала Мирослава,   подкошенная внезапным ударом, и взмолилась:
– Господи! Помилуй душу мою, спаси её от греховного ума! Нет мне жизни без моего любимого, ясного сокола моего!
Слёзы лились из глаз её нескончаемым потоком.
Не было в душе девушки утешения – её сердце разрывалось от горя и отчаяния.
– Молю, Господи, упокой и мою душу! Нет у меня силы – ни видеть, ни слышать кого-либо, ни жить. Помоги, Господи! Упокой мою душу там, где обитает ныне душа моего возлюбленного!
Вздохнул Бог, внимая словам отчаявшейся девушки. Он понял, что не выдержит сердце боли утраты, – разобьётся оно на части.
– Что ж, будь,   по-твоему…
И превратил Бог слёзы Мирославы в мириады розовых лепестков, а саму Мирославу в благоухающий розовый куст, от которого пошло множество других кустов, заполнивших всю долину в окружении пышных садов и рощ.
А когда родные и селяне обнаружили внезапное исчезновение Мирославы, и такое же внезапное нерукотворное появление розовых кустарников, они поняли – что произошло. С тех пор люди ласкают взглядом нежные бутоны чайной розы, и оберегают их плантации, так же, как лелеяли и оберегали некогда саму Мирославу.  А птицы, по-прежнему замерев на мгновение, и ныне истово поют, резвясь в зарослях розовых кустов, доставляя радостный покой людям, заставляя их забыться в счастливых грёзах от всех житейских забот и перипетий.
 
                  Горислав и Каллипса
 
Правда ли это или вымысел, но поневоле проникаешься доверием к тому, что давно стало легендой.
А случилось так, что в одной из равнин, благословенного Богом,  полуострова, собралось множество его обитателей: юношей и девушек, зрелых мужей и их жён,  и его старейших  жителей, убелённых сединами. Был великий праздник благоденствия. В тот год   хранилища и закрома жителей полуострова были переполнены дарами природы, которыми она наградила их.
.Наградила она их и благодатной погодой. Тёплые и ласковые лучи солнца проникали повсюду, согревая всю округу. Повсюду звенел смех, не умолкали радостные голоса, и звучала весёлая музыка. Люди, охмелевшие от счастья, провозглашали хвалебные приветствия самым лучшим из них, самым достойным и одарённым талантами, старанием   и трудолюбием. От хвойных костров высоко взлетали снопами мириады огненных брызг. В хороводах и плясках вокруг костра веселились и молодые, и те, что постарше в такт звукам задорной музыки. До самого рассвета продолжалось их празднество. 
Лишь один Горислав не был весел. Тоскливо было на душе его. Боль цепкими объятиями сжимала сердце.
– Что случилось, Горислав? Поведай нам тоску-печаль свою! – просили друзья.
Но, опустив голову, не слышал и не видел юноша ничего из всего того, что веселило и радовало народ. Не внимал он и словам его друзей, пытавшихся его отвлечь от печальных мыслей и мрачного настроения. Прислонившись к высокому ясеню, юноша прислушивался к чему-то таинственному в нём самом. Невдомёк было его сородичам и даже друзьям, что тяжёлым камнем на сердце  легла его печаль, что снедает она все его помыслы и чувства. От горькой кручины осунулось и побледнело его лицо, прекрасные черты которого пленяли сердце не одной девушки. Тени под глазами ещё резче обозначили заострившиеся черты лица.
– О, юноша, скажи, что гложет сердце твоё! Кто облегчит тяжесть тоски твоей? – кажется, взывала к нему сама природа.
Не скрыть печаль свою Гориславу – печать её видна на лице его.  Отражалась  она и во взгляде карих глаз, потемневших от боли. Изредка поднимал он свой взор на окружающих в поисках той, единственной, к которой так тянулось его сердце, и по которой болела его душа.  Нестерпимые  страдания, приступы которого, отступая лишь на мгновение, снова и снова терзали его сердце, оставляли след гримасы на его лице. 
– Кто же она, эта гордая красавица, посмевшая так глубоко ранить горячее сердце юноши, искренность и доброту которого не измерить никакими ценностями?!
А всего-то, год назад, в такой же день благоденствия, она, Каллипса и он, Горислав, взявшись за руки, вот так же, весело отплясывая, кружились в пёстром хороводе вокруг костров, искрящихся смоляными искрами. Эти объятия обожгли сердце юноши. Этот взгляд пронзительно-голубых глаз  пленил сердце и душу Горислава.
Да и сама она вспыхнула румянцем радости первой любви. И в порыве этого чувства, стремительно сняв с пальца белоснежной руки один из перстней, в один миг подхватив кисть Горислава, надела его на безымянный палец. Она, Каллипса, одарив юношу ослепительной улыбкой, и, махнув ему прощальным жестом руки, мгновенно скрылась, догоняя своих братьев.
Целый год, осчастливленный многообещающим жестом Каллипсы, горячим её взглядом, пронзившим сердце, он днём и ночью, во сне и наяву, хранил в своей душе её образ.
День ото дня, сжигаемый страстью, он с нетерпением ждал следующую встречу, о которой они договорились накануне отъезда, оставшись наедине, наслаждаясь счастливыми мгновениями сердечной близости. Разгорячённые взглядами и жарким прикосновением рук, они не заметили, как улетело в прошлое их настоящее мгновение счастья.
И вот, год спустя, Каллипса, словно вовсе забыв о его существовании, кружилась в объятиях   одного из его братьев – Зореслава, самого любимого им. Его младший брат с восторгом взирал на Каллипсу, обольстительно улыбающуюся ему. Вот она снимает со своей белоснежной руки  рубиновый браслет и, собираясь надеть его на запястье Зорислава, поигрывая им, словно в раздумье, с лёгкой тенью улыбки, пристально смотрит на него.
– О, Господи, нет! Не допусти, Господи! – пронеслось в голове Горислава.
Не помня себя, юноша стрелой сорвался с места  и схватил гречанку за  запястье. Вырвав из её руки браслет и, мгновенно сняв со своего пальца перстень, подаренный ею, он тут же кинул оба  украшения в пылающий костёр на глазах у ошеломлённого и растерянного Зореслава.  На фоне яркого пламени, оба украшения, ставшие роковыми подарками гречанки, только и блеснули яркими красками.
– Проклятье! Как ты посмел?!
В бессильной ярости, гневно сверкая глазами, словно сапфирами, Каллипса в бешенстве выхватила из-за выреза  платья   маленький кинжал и молниеносно вонзила его в грудь Горислава. Брызнувшая кровь обагрила её лицо и её тёмно-малиновый плащ, расшитый золотом.
– О, Боги! Я убила его!
Со стоном сокрушения, и содрогаясь от ужаса, охватившего её сознание, она взмахнула   обагренным кинжалом и тотчас вонзила его в самое сердце своё.
 
На месте захоронения Горислава и Каллипсы выросли раскидистые заросли, ягоды которых были точно такого же цвета, как расшитый золотом темно-малиновый плащ  и  браслет Каллипсы, напоминая о пролитой крови. Наверное, в тот момент помутился её разум, искушаемый нечистой силой. И потому люди дали название  этим ягодам  – КИЗИЛ, иначе называемыми в народе «чёртовой ягодой».  Хотя самому Зориславу они, возможно,  напоминали о чём-то другом… 
 
                        Альфосина
 
В давние-предавние времена люди, населяющие полуостров, были необыкновенно красивые, как боги, стройные как лебеди. Кровь разных племён и народов струилась в их жилах. Люди знали, что любовь, как животворящая сила волшебного источника, воспламеняя чувства влюблённых, несёт им радость. И потому творения любви так красивы, что завораживают взгляды всех людей.
В семье одного земледельца было восемь дочерей – одна другой краше. Семь его дочерей были мастерицы на все руки, с детства  познавая премудрости ведения домашнего хозяйства. А ещё девушки искусно играли на лютнях и сопелках. Их отец выменивал товары, которые он изготавливал со своими подмастерьями, на музыкальные инструменты и прочие вещи, необходимые в ведении хозяйства. Лучших подарков от отца дочери и не желали, ну, разве что только мониста, перстни, да браслеты, которые считались обязательным дополнением к праздничной одежде.
По вечерам жители округи спешили закончить свои дела и отдавались наслаждению, внимая дивным голосам поющих девушек и радующих сердце  звукам музыки. И музыка, и пение очаровывали и пленяли слушателей. Их звучание напоминало то журчание струящегося ручья, то переливы хрустального  или серебряного звона. Звуки  то взлетали ввысь, как поднебесное пение жаворонка, то струились нежным пиано, то, будто обретая свободу, рассыпались чудесными переливами соловьиных трелей.
Слава об одарённых сёстрах проникла даже в отдалённые края, побуждая в людях желание услышать восхитительнийшие звуки музыки и пения.  Но, преклоняясь перед  талантом девушек, люди не решались  сватать их для своих сыновей из боязни нарушить гармонию искусства их небесного дара.
Но одну из сестёр боги не наделили ни слухом, ни каким-либо другим даром. Завидуя сёстрам, она постоянно злилась и на них, и на людей, восхищающихся талантами её сестёр. Да и трудолюбием она не отличалась – за что не бралась, всё делала с большой неохотой, небрежно и с досадой, вовсе не желая выполнять  нужную работу. 
Давно известно, что зависть живёт в сердцах у тех, которые сами не стремятся к трудолюбию и знаниям. И, конечно же, молва о бездарности, лени и грубости девушки так же живо передавалась из уст в уста, как и слухи о достоинствах и одарённости её сестёр. Ни у кого не возникало желания сосватать Альфонсину за собственного сына или племянника. Её имя в народе звучало, как «притча во языцах». Альфонсина, становясь старше, злилась на сестёр больше и больше, мечтая уже об одном – сжить их со свету.
От недобрых людей услышала она о существовании колдуна-отшельника, скрывающегося в горах. Когда-то люди изгнали его из-за его гнусных проделок, а само его существование предали забвению. Но к несчастью, нет-нет, да и находились люди, прибегающие к недобрым услугам колдуна. И Альфонсина тайком отправилась на поиски колдуна. Недолго она искала его – нашлись люди, указавшие ей путь.
– Что же привело тебя ко мне, красавица?
Рассказала девушка ему о своей досаде и о своих намерениях. И колдун, будучи в плену у ненависти, согласился ей помочь.
– Дай мне время подумать, а пока постереги моих коз и овец. Да смотри, не растеряй их, если хочешь получить от меня помощь.
Впервые за всю жизнь Альфонсина с рвением исполняла работу. Справилась она и со стряпнёй. Выполняла любую работу, порученную ей колдуном. Она терпеливо ждала, когда старец заговорит с ней о её желании. 
– Ну, что, красавица, заждалась? Что ж, сходи-ка ты в лес, да набери вот это лукошко лесных ягод  и принеси мне их задолго до захода солнца.
Альфонсина ушла в лес, а колдун достал из пещеры, где хранились его запасы вина и съестного, зелье и, разделив поровну, высыпал его в сосуды. А когда девушка вернулась с полным лукошком ягод, он велел ей сварить сироп на меду. Когда сироп был готов, старик разлил его по сосудам, тщательно помешивая и что-то бормоча про себя.
– Можешь отправляться домой. Добавишь этот сироп в бокалы с вином своих сестёр. Как только они отведают это зелье, тут же станут чернеть и превращаться в уродин.
Недобро усмехнувшись, колдун окинул её пронзительным взглядом, как бы спрашивая, запомнила ли она то, что ей сказано. Затем поставил перед ней ещё два сосуда.
– А это ты будешь подливать в своё вино. Да смотри, не перепутай сосуды! Как только выпьешь, станешь ещё красивей. И станут свататься к тебе много женихов – только выбирай.… И удача будет сопутствовать тебе повсюду. Да не вздумай обмануть меня  – не забудь обещанного: привести мне дюжину лучших ярочек и коз, да пару молодых волов. А забудешь – пеняй на себя.
Но Альфонсина, взволнованная от нетерпения,  поспешила покинуть колдуна, едва тот подал ей котомку. Забыв на радостях поблагодарить отшельника, она поспешила прочь, занятая своими мыслями, будоражащими кровь, стучащую в висках. Усмехнулся ей вслед колдун. Зловещими огоньками сверкнул его взгляд.
На полпути, присев отдохнуть, девушка задумалась. Очень ей не терпелось выйти замуж за пригожего юношу, да за такого, чтобы сумел её полюбить. Размечтавшись, она сказала себе: «Да зачем же ждать? Выпью-ка я своё зелье сейчас. А от сестриц я всегда успею избавиться». 
Известно, жадность не имеет границ. Конечно же, Альфонсина выпила всё содержимое обоих сосудов, запив сироп прохладной водой из родника. Радуясь от предвосхищения счастливого будущего, она вприпрыжку спустилась с гор. Никогда ещё она  не испытывала прилива такого восторга – в её воображении возникали обольстительные картины её счастливого будущего.
 Но, едва перешагнув порог своего дома, Альфонсина, увидев встревоженные лица отца, матери и сестёр, почувствовала что-то неладное, приписав эти ощущения страху за вину. Ведь из дома она ушла тайком и пробыла вдали от него много дней. Ещё не осознавая случившегося, и не желая расставаться со своими замыслами и мечтами, она, молча  проскользнув мимо встревоженных родителей, поспешила в светлицу. В нетерпении, схватив с полки серебряное зеркальце, взглянула на своё отражение в нём. То, что она увидела, повергло её в страх и ужас. Тотчас она упала замертво.
Ни родители, ни её сёстры не вдруг осознали, что случилось. Но, обнаружив содержимое котомок, они поняли, где была Альфонсина. Догадались они и о причинах, толкнувших её на столь опрометчивый шаг.
 Там, где была похоронена Альфонсина, выросли заросли колючего шиповника. Красивы его цветы, напоминая о былой красоте девушки. Да только и доныне дикие заросли шиповника произрастают вдали от жилищ.
Ну, а талантливых сестёр Альфонсины всё же просватали за таких же прекрасных юношей, какими они были сами. На свадьбу съехалось столько гостей, что вся округа пестрела от нарядов и украшений. Взирая с восторгом  на счастливые лица молодых, гости и сами чувствовали себя счастливыми, словно приняв от них причастие.
 
Богата земля полуострова талантливыми людьми. Кто знает, – может быть, в их жилах струится кровь тех сестёр, некогда восхищавших жителей полуострова своим дивным пением и игрой на музыкальных инструментах?
  
          Божедара (Легенда о кленовом рае)
 
Слышали ли вы о термоисточниках в Крыму? Один из этих источников находится на окраине села Клёновка (Симферопольский район). К каким чудесам отнести происхождение образования этого источника, – быть может, и расскажут учёные-гидрологи. Но вот что рассказано об этом в легенде.  И, наверное, это не менее любопытная история, превратившаяся в легенду. Невозможно сказать – когда появилась эта легенда, и, тем более, невозможно сказать – как давно происходили события, ставшие  легендой. 
В очень давние времена проживали в этих местах гордые и смелые люди. Как их называли – россами, или руссами? Возможно, среди них были и эллины? Также пока неизвестно – откуда произошли эти люди. Но об одном можно сказать с уверенностью, что их привлекли плодородные земли в окружении бескрайних лесов и тёплые благоприятные короткие зимы. Чем же занимались в ту пору люди, населяющие этот край?  О, они умели многое, занимаясь виноградарством, садоводством, растениеводством! Имели они и плантации роз, и пасеки, и тутовые рощи для разведения шелкопряда. Да и домашний скот был подспорьем в их хозяйстве, хотя в лесах  в изобилии водилась всякая дичь. Жители этого края вели мирный образ жизни и любили эту землю, щедро вознаграждавшую их за труды.
В одном из многочисленных родов, в семье Даниила и Любимы было троё сыновей, а позднее родилась дочь. Даниил, едва взглянув на неё, увидел необыкновенные глаза и тут же дал своей дочери имя – Божедара.
Девочка росла нежной и кроткой. Не сразу поняли родители, что их Божедара родилась незрячей. Ей приходилось познавать мир через обострённый слух и через прикосновения ко всему, что её окружало. И хотя её осторожные и ласковые прикосновения вызывали у родителей приятные ощущения, сообщаемые её любовью и привязанностью к ним, но душа их была в смятении, приносящем  страдания и боль за их ребёнка.
А между тем, Божедара, окружённая заботой и любовью родителей и родных, росла, хорошела, как распускающийся бутон розы на утренней заре. Её нежный голос ласкал их слух, словно журчание ручейка. Дочь, ощущая смятение родителей, всегда старалась быть весёлой. А они, глядя на неё, никак не могли смириться с тем, что её прекрасные глаза, не могут видеть ни их самих, ни неба, ни солнца, ни всего того, что окружает девочку.
Но, вот, однажды, когда  Божедаре исполнилось пятнадцать лет, она вдруг неожиданно обратилась к родителям со странным для них вопросом:
– А вы умеете видеть будущее?
Очень удивились они.
– Скажи, Божедара, почему ты задала нам такой вопрос?
– О,  я   видела   такой   чудесный  сон!   В  нём  всё   переливалось разноцветными красками. Это было необыкновенно красиво, как в сказках, которые вы мне рассказывали. 
– Божедара, как же ты могла видеть краски, хотя бы и во сне? Расскажи нам.
– А я давно их вижу. Я вижу их внутри себя. Вижу я и вас, и братьев, и дедушек, и бабушек, и даже солнце.
Переглянулись удивлённые родители от неожиданной для них новости, но ничего не смоги сказать в ответ.
 Наступили празднества, посвящённые разгару солнцестояния. И вдруг, едва солнце спряталось за горизонт, жители неожиданно заметили необыкновенное явление. На горизонте  постепенно начала разгораться разноцветная феерия. Становясь всё ярче и ярче, лучеобразный занавес, сверкая разноцветным излучением, поразил жителей края. Яркая пульсация красок постепенно бледнела, словно растворяясь в купели, невидимой человеческому глазу. Но, не успев раствориться совсем, разноцветные иглы пульсирующих штор, вновь проявляясь и оживая сполохами свечения, снова достигали апогея. Но всякий раз, достигнув апогея, пульсирующие шторы начинали бледнеть, чтобы снова повторить всё сначала.
Жители окрестностей поняли, что происходит это явление  волею высших сил, и, вероятно, не случайно. Это явление – несомненно, знак, посылаемый им. Но какой – они не могли знать. Не вдруг исчезло это явление, приковавшее к себе не только их сосредоточенное внимание, но и их ступни к земле, а самому телу сообщало состояние, наряду с тяжестью, лёгкости и невесомости. В душе их царили мир и покой, и, зачарованность и счастливость, ещё не осознанная ими. 
Так же внезапно, как и появилось это чудное явление, оно исчезло. Трудно было осознать случившееся, и люди, полные недоумения, не спешили высказать свои предположения. Что-то их останавливало, и они решили подождать – что же будет дальше.
И первое, что случилось на глазах у всех жителей – это внезапное прозрение Божедары. Ошеломлённая свечением небосвода, которое она прежде увидела во сне,  девушка не могла произнести даже слова. Лишь горячие слёзы струились из глаз от внезапного потрясения, пережитого ею – она видит! Видит!
Наконец, Божедара, придя в себя, вскликнула:
– Силы небесные! Какое чудо вы явили мне!  Я видела явление свечения! Но вы явили мне это чудо дважды: во сне и наяву. Вы видите, какие горячие слёзы струятся из моих глаз?  Так пусть же будут такими же горячими струи воды в этом роднике, который я увидела здесь, на этой площади!  И пусть эти струи  будут нескончаемо обильными, чтобы этот родник смог омыть и согреть уставшее тело всякого человека, живущего ныне и тех людей, кто будет жить в этих краях! 
И добавила, счастливо вздохнув с улыбкой:
– О, силы небесные, явите всем этим людям то внутреннее зрение, которым одарили вы мне во сне. Пусть они видят так же, как вижу я, дабы уметь избегать всех   грядущих опасностей и бед.
Вскоре, после случившегося, люди стали замечать, что их внутреннему взору открываются  тайны мироздания Земли, звёзд  и Вселенной. Они поняли, что пережитое ими явление, побудило их искать ответы на вопросы, возникающие всё чаще и чаще. Мир явил им каскад знаний, которые они могли почерпнуть – и откуда!?
Они рождались из самых глубин души, будто адаптируя их в жизнь, превращая их – жителей Земли – в адептов Вселенной. И поняли они, что, кажется,  давно «слышали голоса» природы и, живя в мире между собой, заслужили то, что с ними произошло. Знания, полученные ими волей Творца, позволяли осознать, что не всегда им нужно говорить друг с другом  вслух, чтобы понять, что заботит их ближних. Эта способность   чувствовать телепатическую связь друг с другом ещё теснее объединила людей и заставила принять это, как данное свыше; что необходимо быть осторожными ко всему, с чем соприкасаешься; и что следует нести ответственность не только за поступки и слова, а и за сами мысли и чувства.
А главное, люди поняли, что все их неустанные труды возвращаются сторицей, все мечты воплощаются в жизнь, материализуясь в ней. Их стараниями край стал ещё прекрасней и благодатней. В самом центре храмовой площади горячий родник изливал свои струи в отведённые от него бассейны и трубы, подарив каждому дому тепло и радость.
А среди дубов, тополей и ясеней возникли удивительные по красоте деревья, листва которых к осени светилась изнутри ярко-жёлтыми, нефритовыми, оранжевыми и огненно-алыми россыпями. А ранней весной они зацветали жёлто-золотистыми соцветиями, богатыми пыльцой, собирая вокруг неисчислимые рои пчёл. Люди назвали эти деревья клёнами, а сам  этот край –   Кленовым раем.
 
Как жаль, что ныне жители этих мест ничего не знают о прошлом своего края. Давно потеряв телепатическую связь между собой, они потеряли стремление облагораживать свои дома, дворы и окрестности.  Грустно. Может быть, когда нибудь, да озарится их сознание вдохновением на творческое созидание, и они захотят превратить свою Клёновку в Кленовый рай?
  
                                    Смоковница
 
Учёные   утверждают, что деревья инжира, или – как в народе говорят – смоковницы, появились со времён, когда на полуострове поселились эллины. Старейшие жители убеждены, что эти деревья всегда произрастали по всему юго-западному побережью Чёрного моря. В народе  считают, что плоды инжира были первыми из всех плодов, которые вкусили люди, прибывшие на полуостров.  Потому и были названы эти плоды смоковницей. Изнурённые лишениями в странствиях, утолив голод  этими плодами, они почувствовали их исцеляющую силу и позже употребляли смокву для лечения внутренних болезней.
Однако в северных и северо-восточных районах посадки инжира нередко вымерзали, а в древние времена и вовсе не произрастали. И потому жители этих мест готовы были многое отдать, чтобы приобрести свежие или сушёные плоды инжира или пастилу и сироп на меду, приготовленные из этих плодов.
В степных районах Крыма, где ныне располагаются земли между Белогорским и Нижнегорским   районами были большие поселения главным образом греков. Хотя проживали на этих землях и представители других национальностей, вынужденных искать новые места обитания из-за неожиданных причуд судьбы, порой жестокой и безжалостной. Все жители этого края возделывали землю,   занимались пчеловодством, гончарным делом и другими ремёслами, необходимыми  в жизнеустройстве.
Гостеприимные, добрые и весёлые, жили они мирно. Они любили свой край, и в неутомимых трудах стремились превратить его в цветущий оазис. Прижились на этих землях и розы. Их плантации благоухали так, что казалось, аромат пропитывал  воздух окрестностей. 
У супругов Леонида и Марии не было детей. Но как же им хотелось их иметь…. Мариам  глубоко страдала, изводя себя упрёками, дескать, это её Бог не благословляет на материнство. Леонид, как мог, успокаивал   жену и просил, чтобы она берегла себя, избавляясь от беспочвенных терзаний. Но Мариам не внимала ни просьбам, ни уговорам. В конце концов, она извела себя настолько, что недуг стал подтачивать её силы, да так, что Мариам стала похожа на тень. Местный пользователь   не мог ей помочь. Что бы он не предпринимал – ничто не  помогало: ни бани, ни массаж с втиранием розового и лавандового масел, ни отвары из всевозможных трав  и кореньев, ни обкуривание живицей фисташки.
Однажды Леонид услышал   от старца,  пришедшего с купеческим обозом, что на южном побережье полуострова произрастает дерево, плоды которого столь целебны, что трудно сказать, от чего они излечивают больше. Применяют их в свежем и сушёном виде: от сердечного недуга и от горячки крови (температуры), от чрезмерного нервного расстройства, при упадке сил, от несварения желудка и от расстройства его, от почечного недуга, и от недомогания, вызванного болями нутра живота.
– Называют это дерево смоковницей. Плоды его нежные, сладкие и вкусные. Особенно полезны они,   если сварить их в молоке, или в меду.
Задумался Леонид. Обозы с товарами к ним приходят редко. Труден путь через  леса, горные перевалы и долины, полные всякого зверья. Но очень любил Леонид жену, и сама мысль потерять её страшила его. Посоветовавшись с женой, он решил отправиться в путь с обозом старика, прихватив с собой свои товары.
– Мариам, любимая моя, дождись меня, дождись из последних сил. Сбереги себя, остатки своих сил. Вот посмотришь, ты исцелишься смоквой, которую я привезу, и у нас ещё родится сын – самый славный, самый благородный, или дочь, самая прекрасная во всей округе.
Глаза Мариам   заблестели, застилаемые слезами горести. Но, спохватившись, что огорчает мужа, улыбнулась и промолвила:
– Муж мой, дорогой, я буду ждать тебя и верить.
Много ли прошло времени – трудно сказать, но вернулся Леонид вовремя. Привёз он смоквы и свежей, и сушёной, и пастилы, да столько, что хватило всего  надолго. Постепенно, день ото дня, к Мариам возвращалось здоровье. На её лице, осунувшемся и бескровном, стал проявляться румянец. Потухший было взор, её некогда прекрасных глаз, заблестел искорками радости. Бледные губы её заалели, словно сочные ягоды.  Тело Мариам постепенно наливалось жизненной силой. Осознав, что с ней происходит, женщина почувствовала себя счастливой.
Однажды, закончив домашние дела, супруги, устроились на террасе, любуясь сполохами заката. Мариам давно заметила, что с ней происходит что-то таинственное, но от застенчивости скрывала свои чувства. Но с первыми толчками долгожданного существа, которые она  ясно ощутила в себе, женщина осознала, что ей суждено стать матерью. Ошеломлённая Мариам, покраснев как маков цвет, счастливо засмеялась.
– Муж мой, Бог подарил нам счастье стать родителями нашего ребёнка. Я знаю, что это будет сын. Это его толчки я услышала в себе. Послушай…
Быстро вскочив со скамьи, он опустился перед женой на колени и осторожно обнял её. Чтобы скрыть слёзы, закипевшие в его глазах, он склонил голову к её коленям.
– О, Мариам, любимая, я знал, знал, что это случится! О, как же я рад, как счастлив!
А в канун великого праздника в честь разгара солнцестояния, когда только-только закончилась жатва, Мариам родила крепкого и здорового сына. Счастливые родители нарекли его Евгением, что значит – благородный вождь.
И до сих пор людям до конца не известны целебные свойства плодов инжира. Чтобы поверить, что   свойства плодов необыкновенно целебны, в этом можно убедиться, если хотя бы раз вкусить его нежную сладкую и вкусную мякоть.
 Жаль только, что не получили деревья инжира широкого применения в промышленном садоводстве. И напрасно…
 
                                        Берислава
 
Ещё на заре новой эры на Крымский полуостров прибывали беглецы, вынужденные покинуть родные места, гонимые ударами судьбы. Нелёгкими были их поиски мест обитания. Люди пробивались козьими тропами через перевалы,  непроходимые лесные чащи,  пустынные земли и моря. Их всюду подстерегали опасности.
Отправились в объятья неизвестности и Епистима с тремя дочерьми и свекровью, здоровье которой уже было подорвано горем. Они бежали из мест, некогда родных, из-за несчастья, постигшего их большой род. Когда-то у них была усадьба с немалым наделом земли, принадлежавшей вдовствующей свекрови Агафоне. Свекровь, как могла, управляла владениями. Но католики – владельцы соседних плантаций, по наущению епископа,   и снедаемые ненавистью, завистью и корыстными целями, преследовали всех, кто принял православие. Они перебили всех мужчин её рода, подожгли сады, оливковые рощи, виноградники и  усадьбу. 
Сами женщины едва сумели скрыться от преследования через подземный переход, выходивший к причалу, где  ожидали их люди на  триере, вернувшийся из каботажного плавания. Мир был суров, и приходилось быть осторожными и предусмотрительными. Именно это обстоятельство и спасло их. И всё же Агафона, сломленная духом, заболела. Морское путешествие подорвало остатки её духовных и физических сил, и она покинула этот мир, надеясь в ином встретиться с мужем, с сыновьями, его братьями и зятем. Из всей семьи остались лишь Епистима, да её дочери.
Старшую дочь звали Архелаей. Девушка с детства росла самостоятельной, унаследовав бабушкину решительность, находчивость и благородство. И трудолюбия ей было не занимать. Она вынянчила младших сестёр. И Епистима и её свекровь трудились  весь световой день наравне с мужчинами, управляясь с многочисленными делами некогда большого хозяйства.
Средняя дочь – Араманта – росла нежной и хрупкой, тихой и доброй, словно не от мира сего. Её чистый ангельский голос радовал всех домочадцев. Когда она пела, умолкала вся округа. Да что там – умолкала сама природа! Родные старались оберегать её, хотя Араманту любили все: и стар, и мал.
         Младшая дочь Епистимы – Берислава – была холодной и расчётливой с детства. Вряд ли она кого-то любила или что-то могло быть для неё дорого. Она ненавидела свою бабку за то, что та всегда была с ней строга. Агафона нередко сетовала:
         – Ох, Берислава-Берислава, наживёшь ты себе, когда нибудь  на свою голову, беду.… Нельзя быть такой чёрствой и неблагодарной. Не было в нашем роду таких бессердечных, как ты. Образумься, покайся, стань доброй, девочка!
          Да и Епистима старалась внушить дочери, что следовало бы быть благоразумной.
         – Берислава, ты должна понять и принять истину: доброта и любовь – основа мира. Людей и, тем более близких, надо уважать и считаться с их мнением.
         В ответ дочь, передёрнув плечами и язвительно усмехаясь, бросала фразу, от которой матери ничего не оставалось, как только стиснуть зубы, чтобы не заплакать.
         – Так отчего же Ваша доброта не спасла ни деда, ни отца, ни его братьев, ни саму бабку? 
         При этих словах девушка, окинула мать пронзительным взглядом голубых холодных глаз с металлическими искорками, не скрывая язвительной усмешки в уголках тонких искривлённых губ. Какой болью в душе отзывались слова её   жёстокой дочери.…
         Постоянные трудности в пути заставляли сердце сжиматься от страха и за дочерей, и перед неизвестностью. Судно их село на мель в одной из бухт, показавшейся им безопасной. Чужой край пугал их. Неожиданные трудности  приводили людей в отчаяние, возникали споры.
         И вот однажды, проходя через каменистые холмы и пустынные степи, люди увидели живописную равнину, где колосились налитые зерном пшеница, ячмень и просо. На холмах зеленели стройные ряды виноградных кустов. На  межах между нивами и виноградниками тянулись посадки серебристых тополей и миндаля. Возглас удивления вырвался их груди странников. Опустились они на колени и поцеловали землю.   
Как же приняли людей, измождённых от тревог и усталости, жители края? А они поняли – кто эти прибывшие люди, едва увидев у них на шее крест. Они поняли, что пришлось пережить им, как когда-то пережили тяжесть ударов судьбы они сами. Да и рады они были пополнению – начиналась страда, а людей недоставало. Рабов у них не было, да и быть не могло. Кроме  того, нужно было продолжать строить хозяйственные помещения  и укреплять защитные сооружения. Расселили людей как смогли.
– Придёт время – построим общими усилиями жильё и для вас, – пообещали старожилы. 
После долгих поисков места обитания беглецы были рады этому крову. В бесконечных трудах и заботах время проходит незаметно. Постепенно пришельцы обжились. Епистима с дочерьми обрела кров. Местные жители помогли доставить их  триеру в ближайшую бухту, спрятав её в тени скал. Заключив сделку с семьёй торговцев товарами об её использовании в каботажном плавании, Епистима получала некоторый доход, на средства от которого можно было как-то прожить. Кроме того, они с дочерьми выполняли подённую работу, чтобы отложить средства для приобретения земельного участка.
Лишь младшую дочь не интересовала никакая работа: ни жать, ни ткать, ни гряды пропалывать, ни за домашней скотиной ухаживать, ни стряпать она не желала. Берислава с нескрываемым презрением относилась как к работе, так и к людям. Когда вечерами молодёжь собиралась на гулянья, она не умела отдаваться радости веселья, завидуя девушкам, имеющим успех у юношей. Откровенно выражая своё презрение, она, язвительно улыбаясь при каждой шутке, насмехалась над той из девушек, которая пользовалась большей симпатией со стороны окружающих. Завидовала Берислава и сёстрам.
Старшая сестра Архелая уже была просватана за гордого красавца Видослава. Это его дед и отец заключили сделку с её матерью об использовании триеры, как торгового судна. О, как она злилась на Архелаю – ведь она сама заглядывалась на статного юношу из зажиточного рода и пыталась кокетничать с ним. Но Видослав никого не желал замечать кроме Архелаи.
А от Араманта, расцветающей, словно бутон розы, не отрывал влюблённого взгляда Градомир из знатного рода, прославившегося искусством зодчества. Когда-то его дед был венецианским дожем. И снова Берислава сходила с ума от злости, осознавая, что и Араманту вот-вот сосватают, как и Архелаю.
Не было покоя в душе Бериславы. Мрачные мысли не покидали её. Девушка только и думала, как устроить свою жизнь так, чтобы стать богатой, да ещё и властвовать над людьми этого края, подчиняя их своей воле и наслаждаясь этой властью. Горделиво усмехаясь и упиваясь своей красотой, она подолгу любовалась своим отражением в воде, или в крохотном серебряном зеркальце, пряча его от матери и сестёр. 
Этим краем в ту пору управляли братья Еливферий и Иннокентий. У Еливферия с Анастасией был единственный сын – Златослав, в котором и родители, и дядя души не чаяли. Когда-то у них было четыре сына и две дочери…. Злой рок отнял их у родителей, пощадив лишь младшего сына. А Иннокетий стал вдовцом, потерявшим за одну ночь всех своих близких. Лишь случайность помогла им с братом, невесткой и племянником спастись от неминуемой гибели, но оставила тяжелейший след горечи потерь в их душе.
Но какое дело Бериславе до чьих-то потерь и страданий? Все её помыслы были заняты жаждой власти и мечтами о богатстве.  Берислава решила завоевать и то, и другое через стремление добиться расположения либо у Златослава, либо у его дяди –  Иннокентия, годившегося ей в отцы. Её не смущало, что ни Златослав, ни его дядя не проявляли к ней никакого интереса и внимания. Она твёрдо решила для себя, что наступит тот час, когда она, во что бы то ни стало, сумеет достичь всего, чего так жаждет со всей страстью.
По окончании всех полевых работ жители этого края по старой традиции ежегодно устраивали праздник урожая. В нём принимали участие и стар, и мал. Вся округа звенела от радостного смеха, игр, музыки и пения. В вихре всеобщего веселья стремительно кружилось время для всех, кто был захвачен в плен духом праздничного восторга.
А что же Берислава? Что задумала она?  Решила она опоить Зорислава зельем из дурмана, амброзии и головок мака, подлив его в чашу с вином. Быстро сморило Златослава от этого вина. Не осознавая реальности, он послушно последовал за Бериславой, увлекающей его в сад – подальше от посторонних глаз. Не теряя времени, девушка уложила его на травянистое ложе, сняв с его безвольного тела почти все облачение. Ближе к полночи она явилась в дом Еливфария и Иннокентия, и, рыдая, упала им в ноги.  
О, молю Вас, спасите меня от позора, в который вверг меня Златоглав. Я не смогла справиться с ним…. Он силой лишил меня целомудрия. Как мне, слабой девушке, было справиться с опьяневшим  мужчиной? 
 Безутешно рыдая, Берислава клялась честью своего рода. Что могли ей ответить братья, всеми почитаемые в округе? Пришлось им пообещать девушке, что они постараются облегчить её положение – заставят Златослава жениться на ней, во избежание позора.
– Да где же Златослав, скажи нам, Берислава?!
Повела их Берислава в сад, радуясь тому, что поверили её слезам и отец, и дядя Златослава. Она-то наслышана от людей, сколь крепко их слово. Сердце её взволновано билось от нетерпения – вот оно, близкое исполнение её мечты…. Станет она богатой!  А там…. Кто знает….?  Быть может, и удастся полонить чувства и Иннокентия, и…. Еливфария? О, тогда уже власть над этими жалкими людьми будет в её руках!
– Но что, что случилось? Что они делают?!
Неожиданно девушка почувствовала тревогу, увидев, как отец и дядя принялись приводить юношу в чувство. Но Златослав не проявлял признаков жизни. Его бездыханное тело было сковано судорогой. Лицо юноши запечатлело выражение муки и страдания. Печать застывшего удивления, смешанного со  страхом, во взгляде раскрытых глаз потрясло даже жестокосердную Бериславу. Испуг отразился в её глазах.
И отец, и дядя поняли, что душа покинула тело Златослава в поисках иного обитания. Осознали   они, что виновница его гибели сама Берислава. Они-то знали, что эта девушка никогда не отличалась добрым нравом, в отличие от своих сестёр. Разгневались Еливферий и Иннокентий – решили: пусть люди вынесут ей свой приговор. 
Неизбывно было горе родителей и дяди Златослава. Лишила их единственной радости и счастья Берислава, отняв жизнь горячо  ими любимого и единственного наследника. Безутешны были их слёзы, и так мучительны, что даже земля на их усадьбе, в своём сострадании к ним, сама излилась неиссякаемым потоком слёз. Но эти слёзы стали очищающими и для  Еливферия с Анастасией и Иннокентием, и для всех жителей этих окрестностей с той самой печальной поры.
Следы часовенки, когда-то построенной братьями, давно исчезли. Зато сохранился доныне источник с минеральной водой. Ныне люди всего полуострова пьют  воду из этого источника. А находится он в городе Саки. Бесспорно, что вода этого источника  самая вкусная  во всём Крыму.
                                            Светозара
 
         В давние времена на юге полуострова правил Велимир. Было у него три сына. Старший сын – Аристарх – пошёл в отца и был, как и он,  ответственным и серьёзным. Он всегда стремился помочь отцу, братьям и всем, кто нуждался в помощи. Средний сын – Добромир, с детства был добрым и кротким. В его взгляде широко распахнутых глаз светилась сама любовь. Ну, а младший сын – Доброслав – был одарён всеми талантами. Он искусно рисовал, пел. За что бы он ни брался – всё у него получалось. И в   играх и в состязаниях не было ему равных.
         Сыновья Велимира росли, крепли. Отец радовался каждому их успеху. И всё же ему так хотелось иметь дочь…. Он мечтал о маленьком ясноглазом, крохотном существе. Даже имя придумал. Никому Велимир не смог бы объяснить, почему он так хочет иметь дочь. Малютка снилась ему. Она появлялась в грёзах, словно живое воплощение: золотоволосое, заливисто смеющееся и торопливо семенящее крохотными ножками, спешащее навстречу его распахнутым рукам.
         Его супруга Радомира с грустью опускала глаза, когда Велимир рассказывал ей о своих грёзах и снах. Она-то знала, что не суждено сбыться его мечтам…. Таинственный недуг подтачивал изнутри её стройное тело. Изумрудные глаза Радомиры обволакивали слёзы, готовые соскользнуть по щекам, как только супруг начинал  с жаром рассказывать о своих мечтаниях. Но она так сильно любила мужа и сыновей, что не желала ни на миг омрачить их грядущей бедой, которая уже стучалась в их дом, пока ещё наполненный счастьем.
         Терзаемая жесточайшими болями, она слабела день ото дня. Глаза её потемнели, казались бездонно глубокими. Румянец давно покинул её щёки. В золотых прядях волос появились серебряные нити. Однако, зачарованный грёзами Велимир, не замечал изменений в облике любимой, следы которых она уже не могла скрыть никакими женскими ухищрениями. Радомира всё чаще ускользала от встреч с сыновьями – только бы невольно не испугать их своим видом. Каких душевных мук  ей, матери и супруге, стоило сдерживать свои чувства, стремительно рвущиеся наружу….  Её душа кричала от боли.
         Но однажды Велимир, разбуженный встревоженной  супругой,  увидел болезненное выражение во взгляде её  потемневших глаз. Он испугался, почувствовав неладное. 
         – Радомира, что с тобой, моя сизокрылая голубка? Что случилось с твоими дивными глазами?
         – Супруг мой, я разбудила тебя потому, что ты кричал во сне. Ты так взволнованно звал Светозару, словно чего-то испугался.
         – О, Радомира, любимая, это всего лишь сон…
         – Муж мой, ты должен, наконец, узнать правду. Я не имею права молчать дольше.
         – Радомира!
         Велимир, взволнованный словами жены, вскочил с ложа и, опустившись перед ней, обнял её  колени. Тревожно разглядывая черты её лица, он только теперь  увидел, как оно осунулось, побледнело. 
         – Скажи, родная, что случилось?
         – О, супруг мой, я неизлечимо больна…
         – Нет! Нет, только не это, лебёдушка моя!
         – Велимир, дорогой! Выслушай меня. У нас с тобой есть сыновья. Ты должен позаботиться о наших мальчиках, один – за нас обоих, окружив их заботой так, чтобы они, как можно, легче перенесли разлуку со своей матерью. Это сильное и тяжёлое испытание для них, как и для нас с тобой. Мне было очень нелегко скрывать то, что произошло со мной, что я ощущаю, то, как я телесно и душевно страдаю. Но я держалась…
Как ни старалась Радомира сдерживать слёзы, но они прорывались из самых недр души её и неудержимым потокам струились по щекам.
До утра проговорили супруги. Слышали их лишь луна, стелющая свои мотово-жемчужные полотна до самого алькова, да ласковый предутренний ветерок, овевающий их тела прохладными струями воздуха, напоённого запахами морской воды и водорослей.
Тяжёлым испытанием для мальчиков было прощание с матерью. Всем своим существом ощутили они, как глубоко было их чувство любви к ней, и как ещё сильнее  любят теперь, когда она прощается с ними. Острой болью отозвалась её боль в их душе. Поклонились они матери до самой земли, пряча от неё жгучие слёзы, и, преклонив колени перед ложем матери, поклялись беречь и защищать друг друга, и быть верной опорой отцу, каковой является он сам для них. Светло улыбнулась мать на прощание, благословив их добрые намерения.
Вскоре Радомира покинула бренный мир. Велимир установил над на  могиле жены небольшую мраморную часовенку со скамьёй, а сыновья посадили стройную пушистую липу.
Немного времени прошло, как грянула новая беда, ещё большая. Напали на земли, управляемые Велимиром, воинствующие племена. Не зная жалости, они всё сметали на своём пути:   вытаптывали посевы, разоряли и жгли жилища и дворы, убивали беззащитных людей.
До последнего часа сражались защитники края. Но нашлись предатели, тайком открывшие врагам ворота. Неудержимой лавиной ринулись враги на владения Велимира. Осаждённые едва успели скрыться за тяжёлыми каменными воротами и заклинить их изнутри. Пещеры и лазы подземелья привели их к западному побережью. Правил им брат Радомиры – Георгий. Громадного роста, недюжинной силы, грозный, но справедливый правитель содрогнулся, услышав от Велимира страшные вести. И велел он немедленно слать гонцов по всему полуострову, да жечь «дымы».
Немалое войско собрал Георгий, а люди всё шли и шли. Все понимали – если не уничтожить врага, он опустошит все земли полуострова. И тянулась потоками и ручьями рать великая, пробираясь горными тропами, ущельями и долинами.
Пройдя тайком под покровом ночи к окрестностям  Горячей горы, воины окружили врагов плотным кольцом и на суше, и на море. Велел Георгий своим воинам одновременно зажечь для устрашения врагов по два факела, чтобы вызвать панику среди  завоевателей, засевшим во владениях Велимира.
Испугались враги, увидев столь устрашающее зрелище от многочисленного войска, окружившего их со всех сторон. Поняли они, что ждёт их неминуемая гибель. Попросили они пощады у Георгия. Но неумолим был Георгий и предал их огню и мечу. Никому из завоевателей не удалось спастись от возмездия. Немало погибло и защитников полуострова, но такова цена битвы за жизнь.
 Страшное зрелище предстало глазам людей после битвы. Испепелённая земля была  покрыта останками погибших, руинами и пеплом, разносимым порывами ветра. Сам воздух был отравлен смрадом и гарью. Опустошение царствовало во всей округе. Поверженные горем и ужасом от зрелища, люди упали ниц на изуродованную грудь родной земли и замерли, онемев от отчаяния  и скорби. Кто знает, сколько они безмолвствовали, в душе  взывая к небесам….
Но внезапно в окрестностях скал загрохотали раскаты грома. Потемнело небо от стремительно наступающих лавинами чёрных туч, подгоняемых порывами ветра. Зловеще засверкали огненные всплески молний, с треком блистая гигантскими мечами, словно оттачивая свои лезвия об округлые выступы Горячей горы, чтобы затем вспороть зловещую толщу туч. И вот разверзлись хляби небесные и хлынули на скалы, на землю, на головы людей очистительными потоками воды. День и ночь гремели небеса от возмущения безумием завоевателей, предавая их души проклятиям.
Но вот отшумели последние струи дождя. Разгулявшийся ветер, растаскивая и разрывая остатки туч, уносил их прочь. Розовея от нежности, заулыбалось миру солнце. Отступило царство тьмы, покидая свой последний редут. А солнце, поднимаясь всё выше и выше, и посылая свои жарко палящие лучи, принялось творить чудеса, заодно обогревая продрогшие тела и души людей и высушивая их одежды.
Ожили люди, освобождаясь от гнёта гигантской тяжести перенесенных ими страшных потерь, от горя и боли. И, наконец, предав земле и воде останки погибших (чьи-то – с проклятьем, а чьи-то –  почётом), жители полуострова собрались в обратный путь. Скорбным было их прощание. Там, где царствует горе – язык немеет.
Окинув  взглядом людей, сокрушённых бедой, Велимир тяжело вздохнул, собираясь с духом. Что сказать им, оставшимся в живых, но потерявших своих близких и родных? Не вдруг он нашёл  слова, чтобы всколыхнуть в них надежду и веру, что жизнь не остановилась, что жизнь продолжается, что её  обновление грядёт, что ещё будут цвести сады на их землях, что ещё будут переливаться внутренним  светом солнечные ягоды на виноградниках и наливаться хлебным колосом нивы на благо им и их потомков.  А во имя этого будущего придётся приложить немало мужества и силы духа, чтобы неутомимым трудом преобразить их землю, так безжалостно истерзанную врагами.
Когда он умолк, то услышал детский плач. Этот плач заставил его вздрогнуть от неожиданности. Плач   услышали  и люди, к кому он сейчас обращался так пламенно, так сердечно. Ринулись они в едином сострадании, ориентируясь на испуганный голос ребёнка. Давая знак людям остановиться, Велимир с сыновьями приблизился к месту, откуда доносился плач и замер от изумления.
Перед ним возвышалась целая и невредимая стройная молодая липа. Её ветви были унизаны пушистыми зеленовато-жёлтыми  соцветиями с трилистниками среди клейко блестящей густой листвы.  Тонкий медовый аромат, испускаемой цветущей липой, проникал в самую душу горемык. А под липой, на постаменте лежала без чувств молодая женщина. У самой её груди, крепко вцепившись крохотными ручонками в жалкие лохмотья матери, кричала испуганная, совсем ещё маленькая, золотоволосая девочка.
– Светозара!
Велимир не вдруг осознал, что это его голос, охрипший от волнения, выкрикнул это имя. Он не узнал собственный голос, но он узнал её – свою Светозару, о которой  грезил когда-то…
Каким чудом она очутилась вместе со своей матерью, здесь, на могиле Радомиры? И какое чудо свершилось  на этом месте, сохранившее и липу, и часовенку со скамьёй, и этого ребёнка с её матерью?
– Светозара!
Голос прозвучал уже тише, осторожнее, словно умоляя ребёнка оглянуться. И она, будто почувствовав, оборвала плач, повернулась к нему лицом и, уже притихшая, стала пристально разглядывать Велимира, видимо пытаясь что-то понять. Но вот, девочка быстро сползла с мраморной плиты, и неожиданно засмеявшись,  подняв перед собой ручонки, торопливо засеменила крохотными ножками навстречу распахнутым рукам Велимира. Судорожно проглотив в горле ком, он  радостно улыбнулся ясноглазой и золотоволосой крохе и, подхватив её в объятия, крепко прижал к себе.
Когда удалось привести в чувство молодую женщину, то первое, что услышали от неё:
– Светозара! Где моя Светозара?
– О, голубка, не беспокойся, жива и цела Светозара.
 Прошёл год. Ожившая природа вновь бушевала всеми красками растительного мира. Среди этого буйного царства  пышно цвела и благоухала липа, ставшая ещё выше.  Сюда приходило множество людей, чтобы поклониться ей, как священной, способной исцелить страдальцев.
Но чаще других паломников сюда приходил Велимир с сыновьями и приёмной дочерью Светозарой, удобно устроившейся в его надёжных руках, крепко обнимая его шею. Присев с ней на скамью в окружении сыновей, он всякий раз обращался к Радомире с приветствием.
– А вот и мы с нашими сыновьями и Светозарой. Помнишь, Радомира – я рассказывал тебе о ней? Видишь, исполнилась моя мечта…. И я знаю, что это ты подарила мне дочь вместе с её мамой Радомирой, которых ты спасла, как и липу, ради всех нас. И наши сыновья полюбили её, как родную сестру. Полюбили они и новую Радомиру. Они уверены, что в ней живёт твоя душа. И она согревает всех нас так же, как согревала нас ты сама. Наверное, не случайно мать этой малышки Светозары носит такое же имя, как и у тебя…
  
                                Цена жизни
 
Когда-то в живописных окрестностях южного побережья полуострова жили красивые и храбрые люди. Земли этого края располагались между горными перевалами на горных плато, огороженные крепостными стенами, надёжно защищавшими их поселения. Они любили свой край и трудились  в поте лица, облагораживая свои владения. 
В одном из этих поселений, справа от него, располагалось глубокое ущелье. Ранним майским утром, когда воздух ещё удерживал влагу, перед взором человека открывалась величественная панорама. Склоны ущелья, поросшие густыми зарослями деревьев и цветущих кустарников, спускались к горной реке. Из скальных расщелин вода, падая с уступов и камней и  ударяясь о перекаты и прибрежные камни, с шипением разбрасывала клочья пены по берегам реки. Лишь только зарождались первые солнечные лучи, влажный утренний воздух   вспыхивал мириадами разноцветных искр. А когда солнечный диск выплывал из-за горизонта, облака становились видимыми у самых ног зрителя. Зажжённые солнечными лучами изнутри, они, мерцали розово-пурпурным светом, пронизанные золотыми нитями, искрящимися в беспрерывном танце света. Любуясь солнечной феерией красок, трудно отвести взгляд от этого чуда. Увидев такое зрелище однажды, уже не забудешь его никогда.
Вот в такое раннее майское утро прибыл в селение небольшой обоз с товарами. Люди, сопровождавшие его, замерли от изумления перед феерическим чудом, неожиданно открывшимся их взору. Долго они любовались чудесным зрелищем, но оторвать взгляд  от него им всё же пришлось. Раздались звуки рога и из одной из бойниц, над самыми воротами крепости, опустился белый стяг с изображением на нём золотого солнечного диска. В ту пору этот ритуал означал знак приветствия и одновременно вопроса: « С чем пришли – с войной или с миром?»
– Эй! Кто вы, и с чем пришли?
– Мы мастера серебряных, гончарных и иных дел. Приехали издалека – оттуда, где вспыхивают первые лучи солнца. Наш путь был труден и утомителен, и для начала мы нуждаемся в пристанище, чтобы отдохнуть в мире и согласии.
– Пошлите для начала ваших юношей в знак знакомства, мира и согласия, как заложников мира.
Едва юноши приблизились  к воротам крепости, как тут же отворилась узкая калитка. Совершив церемониал встречи, старейшины торжественно приняли дары из рук прибывших гостей и после недолгих переговоров, хозяева оказали гостеприимство прибывшим гостям. Сначала для гостей провели ритуал омовения в термованнах. Затем хозяева накормили их и проводили в покоях для гостей.
Когда солнце склонилось к закату, для отдохнувших гостей накрыли столы. Угощая их, расспрашивали о житье-бытье и о том, где они побывали. Вскоре появились и музыканты и уже звуки музыки не умолкали до самой полночи. Юноши присматриваясь  к девушкам, не могли оторвать от них взгляда – так очаровала их красота местных красавиц. Каждый из юношей мысленно выбирал для себя будущую подругу жизни.
И торги давно закончились, и отшелестели сочные травы, скошенные женщинами и девушками. Сено, высушенное ласковым жаром солнца, уже красовалось стогами, смётанными мужскими руками хозяев и гостей. Уже пошли под корень тучные красного золота колосья хлебных злаков. Собран был и урожай ягод и ранних фруктов, высушенных в просторных сушильнях, или сваренных на меду умелыми девичьими руками. А гости всё  не решались уезжать. Уж очень привязались они всем сердцем к своим избранницам. И всё же  решились они открыться старейшинам, поведав о своих чаяниях. Долог был разговор.
– А как нам с вами заключить сговор? Уж очень пришлись по сердцу ваши девушки нашим сыновьям. Не желают они возвращаться домой без возлюбленных. Ваш товар – наш откуп. Не откажите в милости в милости – отдайте в жёны нашим ясным соколам ваших милых голубушек!
– Что ж, видно, судьба! Пусть будет благословенным  союз молодых. Совет им, да любовь! 
Свадьбу всех молодожёнов отпраздновали весело – с музыкой, с песнями, да с плясками. Вино и мёд, щедро разливаемые по чашам гостеприимными хозяевами, пенились, словно сама искрящаяся радость.
Вслед за празднеством, пролетевшим как одно мгновение, пришла пора прощания. Несмотря на торжественность обряда прощания, в сердцах людей, как покидавших благодатный и гостеприимный край, так и самих жителей его, в душах людей поселилась грусть расставания. И не только. В глубине души поселилось тревожное предчувствие неизвестности и чего-то такого, о чём они не могли и подумать.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.