Наталья Мазур

«Счастье целого мира не стоит слезы на щеке невинного ребенка…»
 Ф. Достоевский

Сидя на полу, Нонна пыхтела над альбомом. Вот так находка – старый семейный альбом ее бабушки! Толстый переплет, с не менее толстыми картонными, серыми страницами! Нонна двумя ручками подняла тяжелую обложку альбома, и перевернула её. Обложка с глухим стуком ударилась о палас на дощатом полу. Под пальчиками Нонны зашелестела тоненькая папиросная бумага. Прелесть, какая она невесомая! Как плавно она изгибается! Как мягко падает!
Взгляд Нонны застыл на фотографиях первой страницы. Черно-белые… Края с зубчиками… Фотографий было много. Большие и маленькие. Они бережно вставлены в прорези страницы. Прорези сделаны аккуратно, от точки до точки. Наверное, бабушка сначала прикладывала фотографию к странице альбома, отмечала ее уголки и стороны карандашом, а уже потом разрезала в нужном месте. А фото странные, чуть желтоватые… Люди на них кажутся нарисованными… Почему ей, Нонне, не показывали этот альбом раньше?
- Нужно будет спросить об этом бабушку, - подумала Нонна, и перевернула следующую страницу. Вообще-то хорошо, что ее оставили в комнате одну. Мама на работе, а бабушка ушла на кухню – а то тесто убежит. Хм, интересно, куда оно убежит? И как быстро оно умеет бегать? Спорим, Нонну ему не обогнать?! Ей уже целых пять лет, и она очень быстро бегает.
А еще Нонна все знает. Все, все! И о птицах, и о зверях, и о рыбах! Ей дедушка каждый вечер читает детскую эпицедию! Ой, кажется, это слово дедушка произносит по-другому, но Нонна еще так не умеет. Оставшись одна, Нонна и искала эту самую «эпицедию», но наткнулась на старый, бабушкин фотоальбом, и забыла обо всем на свете.
Сначала Нонна никого на фотографиях не узнавала. Чужие дяди и тёти. Но потом она увидела бабушку и дедушку. Где-то на середине альбома, Нонна увидела маму. Какая красивая у нее мама!
- Вот, вырасту, и тоже стану самая красивая на свете! - решила про себя Нонна. Альбом не был заполнен до конца. Оставалось еще четыре страницы. Нонна пересчитала их. Она ведь уже большая, и умеет считать. Между этими пустыми страницами, под папиросной бумагой, Нонна и обнаружила небольшое цветное фото. «Да это же я, маленькая!» - догадалась девочка. С фотографии на нее смотрели, улыбаясь, дедушка с бабушкой, мама и какой-то дядя. Дядя был высокий, красивый. Волосы у него были светлые, ну точно, как у Нонны. Он был сильным. Одной рукой он обнимал маму, а другой держал Нонну.
- Ба! – закричала Нонна, - баба!!! Но никто не отозвался. Нонна схватила фотографию, и побежала на кухню. Бабушка пекла куличи. Руками она брала из большой миски пухлое тесто, разделяла его, и выкладывала в формы. Формы были разной величины – большие и маленькие.
- Куличей должно быть много, - говаривала бабушка, - одни куличи мы съедим сами, другие раздадим родственникам. А маленькие куличики будут для детей.
- Ба, кто это? – спросила Нонна, тыкая пальчиком в фотографию. Бабушка почему-то застыла с тестом в руках, потом закашлялась, наверное, поперхнулась. А затем, опустив глаза, прикрикнула на Нонну.
- Не мешай! Видишь, сколько у меня дел? Завтра Пасха. Мама придет, у мамы и спросишь. Ничего не понимающая Нонна шмыгнула носом и, положив фотографию возле ведра с мукой, деловито принялась мять руками оставшееся в миске тесто.
Так их и застала пришедшая с работы мама.
- Мам, кто это?! – первым делом закричала обрадованная дочка, указывая на полузасыпанное мукой фото. Мама покраснела и сердито посмотрела на бабушку. Потом взяла Нонну на руки и отнесла в комнату. Пообещав вскоре вернуться, она заперлась с бабушкой на кухне. Играя с куклой, Нонна слышала только обрывки фраз: «да не знаю, как…»; «нашла, наверное…»; «завалялась…»; «склероз…». «Какое интересное слово – склероз, - подумала Нонна, - и что, интересно, оно означает?»
Вечером, укладывая Нонну спать, мама долго не отвечала на приставания Нонны с вопросом, что за дядя держит ее на руках. И лишь когда Нонна пообещала тотчас же уснуть, печально произнесла: « Это твой папа». И пока изумленная Нонна смотрела на нее огромными глазами, мама выключила свет и направилась к двери.
- Мам, - начала Нонна…
- Спи, - сказала мама, - иначе не пойдешь завтра с бабушкой в церковь.
Нонна замолчала. Ей очень хотелось пойти с бабушкой. Ей так нравилось бывать в церкви, рассматривать старинные иконы в золоченых рамах, вдыхать запах ладана, зажигать и ставить свечи. А еще девочке нравилось пение. Звуки музыки и голоса поющих завораживали её, и тогда Нонна даже боялась пошевелиться.
Нонна знала, что если чего-то очень, очень захотеть, и попросить этого от чистого сердца у Бога, то Господь всегда ответит на твою молитву. Уже засыпая, Нонна все просила и просила у Бога, чтобы Он, Всевышний, помог ей увидеть папу.
Мама разбудила Нонну чуть свет. Ужасно хотелось спать, но пойти с бабушкой в церковь хотелось еще больше. Вскоре тепло одетая (на улице еще холодно) Нонна появилась на кухне. Бабушка укладывала корзину. На середину она положила большой желтый, пахнущий изюмом и ванилином, кулич. Верх кулича украшала белая сладкая помадка. Бисерной россыпью сверкала поверх помадки радужная присыпка. Потом в корзину отправились кусочек сала, колечко домашней колбаски, хрен, соль и, конечно же, – крашенки.
Крашенки бабушка делала еще в четверг, а Нонна ей помогала. Они сначала прикладывали к яичкам листики петрушки, потом обязывали их нитками, а потом бабушка варила яйца в луковой шелухе. Самое интересное превращение начиналось тогда, когда яйца остывали, и бабушка осторожно разматывала и снимала с них нитки. На глянцевой поверхности яиц таинственным путем образовывались чудесные картины. Нонне виделись леса, цветы, дорожки, полянки. Вот она, самая красивая, самая большая крашенка, с невероятно чудным узором! Бабушка бережно укладывает её поверх других.
- Бабушка, почему ты в одну сторону положила крашенки с узором, а в другую - без? - спросила Нонна, деловито заглядывая в корзинку.
- Солнышко, крашенки с узором мы оставим себе, а без узора – отдадим нищим и бедным, чтобы они знали, что мы о них помним, - ответила бабушка, и прикрыла корзину вышитым рушником.
Во дворе церкви толпилось множество народу. Дети, мужчины, женщины – все празднично одетые. Они выстраивали корзины прямо на траве вокруг храма. Люди то и дело норовили стать поближе к своей корзинке, чтобы в случае чего присмотреть за зажженной и воткнутой в кулич свечкой. Дальше был широкий проход, и снова корзины, а за ними люди. Так образовалось два огромнейших круга. Бабушка потянула Нонну за руку по проходу первого круга.
И вдруг Нонна увидела … папу! Это был он! Высокий, красивый, с русыми, как у Нонны, волосами. Он шел Нонне навстречу, улыбался и держал за руку худенькую черноволосую девочку. Никаких сомнений быть не могло! Это её папа! Он такой же, как и на фотографии. И потом, папа ведь снился Нонне целую ночь! Он держал ее на руках, и точно так вот улыбался. Нонна потянулась рукой в корзинку.
Она выбрала самую большую, с самым красивым узором крашенку и протянула её папе. За метр от них папа остановился. Улыбка сошла с его губ. Посмотрев на бабушку, он отвел взгляд, опустив голову, и, потянув черноволосую девочку за руку, зашагал прочь. В другой руке он держал увесистую, большую корзину с куличами и крашенками.
Нонна недоуменно застыла с протянутой крашенкой в ладошке. У бабушки почему-то задрожал подбородок, и она принялась кусать свой согнутый указательный палец. А вокруг восторженно и радостно звучало: «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!»