Фрида не помнит своего отца. Мама Доминика порезала и сожгла все фотографии, где он был запечатлен. Много позже, когда Фрида выросла, она осмелилась спросить о своем отце. Мама Доминика сказала, что его расстреляли Советы, потому что он служил у немцев.
Зато Фрида помнит, как бабушка отдала им свой огород, который граничил с соседней улицей, и мама Доминика начала строить дом. Сначала она с двумя ведрами ходила к ближнему карьеру, и наносила огромную кучу глины, а потом делала из этой глины большие четырехугольные кирпичи и сушила их на солнце. Так у них появился свой, настоящий дом.
А печку в доме ставил знаменитый на всю округу печник, и после этого у них осталась только одна коза. Как же быстро нагревала печка две маленькие комнатки! И тепло держалось всю ночь!
А еще Фрида помнит, как ранней весной 46-го у нее опухли ноги, и тогда мама Доминика с кайлом в руке рубила замерзший грунт на колхозном поле и приносила домой полусгнившие, полузасохшие и мерзлые картофелины. Всю ночь сушила их на этой печке, растирала в ступке в порошок, и наутро делала для Фриды плохо пахнущую похлебку. Но Фрида ела с удовольствием, ведь больше есть все равно было нечего.
А когда пришла весна, они ели молодые побеги крапивы и лебеды. Фриде очень нравились молоденькие, круглые «калачики». Калачиками она называла семена дикорастущего по обочинам дорог сорняка. Семена были нежные и сладкие. Еще из сладостей Фриде очень нравился застывший сок вишневых деревьев. Девочка целый день лазила по деревьям в надежде найти хоть небольшую застывшую каплю сока, похожего на клей.
Немного позже Фрида и мама Доминика ходили воровать на колхозное поле молоденькие колоски пшеницы. Они прятали колоски за пазуху. День считался необыкновенно удачным, если к вечеру они могли добыть горсть зерен. Мама Доминика давила зерна на деревянной доске скалкой, и засыпала их в кипяток. Какой же вкусной и сладкой была эта жидкая похлебка из ещё не созревшего зерна!
Перестали они воровать только после того, как посадили в тюрьму их соседа, обнаружив в его мешке охапку колосьев. Когда соседа забирали, на улице стоял неимоверный плач и крик. Кричала его жена, и ей вторило пятеро ребятишек. У самого меньшего из них от голода перестали двигаться ножки, и его держала на руках старшая сестренка.
А когда наступила осень, и урожай увезли с полей, мама Доминика брала дочку в поле. Они весь день закоченевшими пальчиками выковыривали из размокшего чернозема желтые горошины. Когда же гороха набралось целое ведро, мама Доминика стала торговкой.
Она сушила горох на теплой печке, всю ночь перетирала его в муку, и наутро пекла на базар теплые лепешки из гороховой муки. Вот тогда Фрида уже вдоволь наелась гороховых лепешек. Ничего лучшего она сроду не ела. Какие они были теплые, пахучие! Каждая лепешечка была красивого желтого цвета и величиной с ладонь.
Но однажды к ним в дом пришел человек в форме, и Фрида впервые услышала слово «спекуляция». То, что делала ее мама Доминика, угрожало хлебобулочной промышленности страны...
Фрида бежала за мамой Доминикой и тем человеком в форме, а мама все время прогоняла ее к бабушке. Девочка долго ходила около здания, за дверью которого исчезла мама. И уже ближе к вечеру услышала, что ее кто-то зовет. Голос был мамин:
- Доченька, иди к бабушке. Пусть бабушка принесет фуфайку, здесь очень холодно.
Голос доносился откуда-то из-под земли. Фрида пошла на голос и остановилась возле маленького окошечка в цоколе здания. На окошке была железная решетка. Сквозь решетку к ней протягивала руку ее мама.
В подвале, откуда мама протягивала руку, было очень темно. Да и день близился к концу. В сумерках тени деревьев казались страшными чудищами. Маленькая девочка испугалась. Всю жизнь потом Фриде снился один и тот же кошмар – темнота, и белая мамина рука, которая тянется к ней.
Перепуганная Фрида побежала в свой дом и, тихо скуля, всю ночь просидела возле холодной печки. Фрида тогда еще не знала, что мамы Доминики не будет долгих десять лет.
А наутро пришли люди и забрали козу, швейную машинку, сундук, скамейку, мамино пальто, незатейливую кухонную утварь, и почему-то разбили все окна. А потом пришла бабушка и забрала Фриду к себе.
Бабушка была старенькая и очень любила внучку. Она пошила Фриде из мешковины маленькую сумочку через плечо. Выменяла на картошку настоящий карандаш и темно-коричневую оберточную бумагу. Из этой бумаги она вырезала и сшила настоящую тетрадь. И Фрида с гордостью укладывала свою тетрадку в сумку и спешила в школу.
Фрида помнит, как холодной зимой бабушка давала ей с утра две теплые картофелины, испеченные в золе. Фрида держала картофелины в руках, и поэтому руки не мерзли, когда она шла в школу.
Фрида заканчивала четвертый класс, когда бабушка взяла ее за руку и повела к еврейке Хайке. И Фрида осталась у еврейки Хайки нянчить малолетних детей. А бабушка вскоре умерла.
А когда Фриде исполнилось 16 лет, она ушла работать на текстильную фабрику помощником ткача и вернулась жить к себе домой.
Однажды вечером во двор дома зашла старая, незнакомая женщина, села на порог и попросила воды. И когда Фрида подала ей в алюминиевой кружке воду, она поцеловала Фриде руку и тихо молвила: «Прости, доченька…»
Фрида сначала страшно было жить с мамой-зэчкой, которая, то принималась петь песни каторжников, то сидела, пристально глядя в никуда, то звала Фриду в Сибирь, из которой она вернулась. Мама говорила, что люди в Сибири суровые, но справедливые, и что жить им там будет хорошо.
Но к тому времени Фриде уже нравился один умный парень, который работал учетчиком на фабрике, и ехать в Сибирь она категорически отказалась. А потом была свадьба, и родилась маленькая, белокурая девочка.
Фрида смотрела на льняные волосы и зеленые глазки девочки и тихо шептала:
- Ты моя родная. Ты для меня самая родная… И имя твое тоже будет – Родная.
А белокурая девочка тихо посапывала возле теплой печки, но это уже совсем другая история.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.