Андрей Войницкий

Лето уходит: его солнечными деньками надо успеть досыта насладится, до капельки всосать через трубочку их пузыристую игривость, выжать жирные летние соки, весь томный зной.
Каждый день был маленькая жизнь, завершавшаяся маленькой смертью, вечное летнее возвращение.
А здесь досрочное начало учебы, одинаковые желтые парты, пустые стулья тех, кто уже не будет учиться, бумажные самолетики c нарисованными звездами, увесистые конспекты, синие следы от ампул на ладони, игры в точки и морской бой, пухлые учебники с мертвыми схемами, дохлые мухи в окнах между решетками, дурацкие записочки и скука, скука, скука. Кто придумал ОБЖ, эту часовую пытку для мозга? Сейчас бы взять лошадей и ускакать на озера, всей дикой оравой. А еще лучше дождаться ночи и ускакать ночью, только вдвоем. Удивительны озера ночью, к ним нельзя приезжать, на них надо именно прискакивать.
Над ним навис унылейший Кощей:
- Вы меня слушаете, Епифанов? Или читаете ненужную сейчас литературу?
Антон закрыл и отложил в сторону книгу Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» в тертой мягкой обложке.
- Конечно, слушаю, Василий Семенович
- Почему не записываете, молодой человек?
- Но я это все уже писал! Есть конспекты
- Писали ж уже, правда, Василий Семенович – влез Толик с третьей парты
Вика заинтересовалась. Кощей вскипел:
- А к вам я пока не обращался, Кормильцев! Следовательно, слова у вас нет! Умные такие, значит, да? Расскажи-ка мне, Епифанов, свойства гексогена!
Антон раздраженно встал:
- Гексоген — белый кристаллический порошок. Без запаха и вкуса, сильный яд… Удельный вес — 1,8 г/см… молярная масса — 222,12 г/моль… Нерастворим в воде, плохо растворим в спирте, эфире… бензоле, толуоле, хлороформе… лучше — в ацетоне, концентрированной азотной кислоте, в уксусной кислоте… Разлагается серной кислотой, едкими щелочами… Разлагается при нагревании. Плавится при температуре 205 градусов Цельсия с разложением, при этом его чувствительность к механическим воздействиям сильно повышается…. Гексоген обычно не плавят, а прессуют…
- Садитесь – нахмурился Кощей – Теорию вы подтянули, но без практики она мертва. Можете этот раздел не записывать. Но принесете мне конспект по взрывному делу, я вас поспрашиваю. А в остальных я не уверен!
Вика улыбнулась ему. Улыбнулась! Кощей прошелся по классу. Он был сухопар, вытянут, костист, чистый Кощей Бессмертный. Учитель алгебры и геометрии Федор Анатольевич, которого все называли просто дядя Федя, как- то заметил, что Кощея действительно сложно убить. Никто не отыскал еще его смерть, спрятанную где-то далеко в зайце, утке, яйце.
Кощей остановился.

- Вот что я вам скажу, молодые люди – чеканил он - Вы, возможно, думаете, что предмет «Охрана безопасности жизни» не несет вам ничего нового, поскольку вы уже проходили все его основные темы на других уроках. Но вы ошибаетесь в корне! Это ключевой предмет, поскольку он – закрепляющий. Повторение – мать учения! А коль скоро так, этот предмет необходим вам как минимум не меньше, чем остальные! Записываем домашнее задание!
Класс зашелестел дневниками.
- Параграф пять, раздел четыре. Взрывные вещества. Повторить полностью, подготовится к контрольной работе. Со следующей пары начинаем раздел «рукопашный бой». Напоминаю вам, что до аттестации осталось две недели. Урок окончен. Кла-а-ас, встать!!!
Класс шумно синхронно встал. Все на секунду затихли, и тишина как обычно получилась отточенной, режущей, готовой сорваться – как плаха гильотины. Кощей взгремел:
- Мы будем сражаться за Родину!!!
- До последней капли крови!!! – отозвались три десятка детских глоток как один человек.
Краем глаза Антон всегда наблюдал за ней в этот момент. Его будоражила разительная пропасть между ее летней красотой и этими страшными, правдивыми, каноническими словами. Она выговаривала эти слова со своей особой гримаской. В ней все было красиво. Все. В свои четырнадцать она была сочная сформировавшаяся женщина. Если Бог существует, то она – самое достойное его воплощение в человеческом теле. Антон изнывал тайно, хотел ее до ноющей зубной боли, мечтал целовать ее глаза и обсасывать ее пальчики. Грезил застыть на несколько часов, прижавшись к ее вкусному, дурманящему телу. В своем дневнике 25 мая Антон записал: «Я люблю Вику больше жизни и добьюсь ее во чтобы то ни стало».
А она улыбалась Толику. И Антон панически боялся, что она утечет у него между пальцев. Ему снилось, как она уходит с Толиком, а он смотрит на это, сжимая кулаки до хруста костяшек, и ничего, ничего не может сделать. Они уже дрались за нее в туалете. Вика об этом не знала.

Прозвенел звонок. Антон подошел к Вике. К счастью, Толика уже отвлекли два его новых закадычных дружка – Дым и Нагибин. Втроем они были похожи – лохматые, шумные, дружные как три китайских князя эпохи сражающихся царств.
- Мохнатый зверь! – гоготал Нагибин
- А Крюк такой: что вы здесь делаете?
- Гагагагаа!!!
Стоило побыстрее увести Вику. Он подошел к ней:
- Мадмуазель, позвольте пригласить вас в буфет на чашечку чая
- Пойдемте, сударь
Они вышли в коридор, миновали однотипные траурные портреты Героев на стенах.
- Почему ты не пришла вчера?
- Не получилось. Были другие дела
Какие другие дела, отчаянно думал он.
- Я тебя ждал
Она только пожала плечами:
- А правда, что вы дрались с Кормильцевым?
- Нет. Кто тебе сказал такой бред?
- А вот и не бред. Я все знаю. Почему вы дрались? Из-за меня?
- Мы не дрались
- А морды почему разбиты?
- Я тебе уже рассказывал. А насчет него я не знаю. Я с ним не общаюсь
- А были лучшие друзья – вздохнула Вика, как будто ей действительно было это печально – Как вы дрались, расскажи? Как на рукопашке?
- Мы не дрались – злился Антон – Я тебе уже сказал
- Ну, Антоша… ну расскажи…
Они зашли в столовую. За одинаковыми школьными столами сидел класс первоклашек в одинаковых черных формах с красными шевронами на левом плече. На каждом шевроне была Эмблема. Ближе к окнам места пустовали – две девчонки с параллельного класса, физкультурник, хлебавший супик своей единственной правой рукой. Его пистолет Стечкина как обычно лежал возле тарелки рядом со свистком. Антон взял поднос, нагрузил себе и Вике по китайскому чаю с ржаной булочкой, расплатился, они подошли к столику возле окна, сели как раз напротив портрета Великого. На стенах столовой были развешены одинакового шрифта белые призывы на багровом фоне: «Не лги!», «Будь храбр!», «Уважай Учителя!», «Расти в себе Мастера!»…

- Ну расскажи…
- Да ну отстань.. Давай о чем-то интересном поговорим. Поскакали сегодня на озера!
Она отхлебнула чай и подарила снисходительную, совсем женскую улыбку:
- Я не знаю, Епифанов, нравишься ты мне или нет. Иногда нравишься, иногда – нет. Ты бываешь скучный. Если расскажешь про драку, я подумаю.
- А кто тебе сказал, что ты мне нравишься – бахвалился он
- Ах, я тебе еще и не нравлюсь!
- Не знаю. Ты бываешь скучная
Она ударила его кулаком в плечо.
- Ай! Чего дерешься?
- Получай! Я не бываю скучная! Это ты синоним скуки. Сидишь со своими книжками!
- Стремление к познанию и воля к власти в сущности одно и то же. Я хочу понимать все и всем управлять
- И чем ты управляешь? Управитель!
- Я буду управлять
- Чем?
- Всем. Хочешь, и тебе дам поуправлять. Подарю тебе Грецию
-Грецию?
- Грецию!
- Почему Грецию?
- А там тепло! Растут ананасы
- В Греции нет ананасов! Трепло!
- Ну оливки
Она рассмеялась. Он взял ее за руку
- Не надо этого – вырвалась она
- Чего?
- Ты знаешь. Этого.
- Это ты скучная – обиделся Антон – Взял тебя за руку, ты уже «не надо»
- А кстати – вспомнила Вика – Антошка, напиши мне реферат
- Еще чего. Какой?
- По философии. Мне задали. «Метафизика тоталитаризма» Ты же в этом понимаешь! Напиши. А то у меня опять бурда получится…
- А что мне за это будет?
- Спасибо
- За спасибо сама пиши
- Ну Антон… может что-то и будет…
- Что?
- Ну, я тебя, допустим, поцелую. В щечку
- Нашла дурака. За поцелуй в щечку ваять целый реферат.
- Ну Тоша… Ну ты мне друг или кто?
Опять это мерзкое слово. Друг. Он его уже ненавидел. Как же это унизительно – быть другом такой девочки, другом и не больше.

- Пусть тебе Кормильцев пишет. Он тебе тоже друг
- Кормильцев не разбирается так, как ты. А мне нужно хотя бы четыре!
- Ну пусть тебе Звягинцева напишет – веселился Антон
- Ну Антон! Звягинцева тупая как пробка, что она мне напишет!
Звягинцеву он не любил – эта курица настраивала Вику против него и возможно в пользу Толика. И она же, очевидно, рассказала ей о драке. Драку видел Иван, Иван дружит со Звягинцевой. Все просто.
В буфет зашел дядя Федя. Первоклашки нестройно встали, отсалютовали, прикладывая маленькие кулачки к маленьким сердцам. Дядя Федя улыбнулся им и подмигнул, первоклашки сели на места. Антон решительно взял Вику за руку. Сейчас она не вырывалась, лишь выжидающе смотрела на него своими восхитительными карими глазами.
- Я напишу тебе реферат – объявил он – При одном условии. Сегодня ночью мы вдвоем ускачем на озера. И ты меня поцелуешь. Не в щечку, а по – человечески
Вика расхохоталась:
- Это два условия
- Ты согласна? – Антон скользнул взглядом по ее груди. Даже стандартная закрытая школьная форма не могла спрятать ее божественную фигуру. А если бы в Школе допускались юбки и декольте, он бы вконец сошел с ума.
- Я согласна – объявила Вика – Но при одном условии. Ты не будешь ко мне приставать и расскажешь мне о вашей драке
- Это два условия
- Ты повторяха
- Это ты повторяха
- Нет, ты
- Я покажу тебе озеро Оштар – вдруг посерьезнел Антон – Ночью там очень красиво. Очень. Его знаю только я. Там никого нет. Я подарю тебе это озеро. Это будет наш с тобой секрет. Ты должна поклясться, что никому о нем не расскажешь.

Она не успела ответить – завыла сирена. Антон вздрогнул. Вика подняла на него глаза, вмиг ставшие кроличьими от испуга. Физкультурник вскочил, опрокинув стул и бросив недоеденный суп. Дядя Федя уже уводил первоклашек – те торопливо семенили цепочкой, на ходу дожевывая булки. Антон схватил Вику за руку и потащил - она не то, что упиралась, она просто не хотела идти, как будто все еще можно исправить, как будто, если сидеть на месте и заткнуть уши, сирена заглохнет, как будто все станет, как раньше, как будто все может так стать.
Это всегда было страшно своей неожиданностью. Говорят, ожидание смерти хуже смерти. Но ему легче было бы знать заранее.
Они уже взбегали наверх. Герои угрюмо сверлили их взглядами со своих картин, смотрели, как толпа на висельника. Этот зловещий пантеон провожал их, в третий раз за это почти безмятежное лето.

Склад был полон. Между лавками броуновским движением сновали школьники. Кто –то из восьмого А курил в окно. Толстый кучерявый Авасян завязывал шнурки на ботинке. Кощей раздавал автоматы Калашникова. Вербицкий пил сто грамм водки. Китайские князья Толик, Дым и Нагибин стояли уже в бронежилетах, похожих на доспехи. Худенькая Юля Кляр надевала каску, ей помогала Княжицкая.
Вика открыла железный шкафчик, схватила автомат. Кощей орал в рацию:
- Икар! Икар! Икар, еб твою мать! Седьмой Б в Западный корпус!
Даже во время крика он не терял своего аристократизма, этакого духовного чистоплюйства, думал Антон. Этот был из господ, из бестий, из патрициев. Что бы делала эта порода, если б не было этой войны? Воевать вместе с Кощеем было спокойнее, хотя и дядя Федя - мастер, В - классу повезло. Но в Кощее были редкие качества – педантизм, не упускавший сути дела и абсолютное бесстрашие. Он считал на несколько ходов дольше и быстрее. И его невозможно было взять живым.

Антон надел бронежилет, защиту на ноги, каску с рацией, проверил заряд Калашникова, вытащив и вставив магазин, собрал гранаты. Красавцы – физкультурники Миша и Степа взяли по огнемету.
Появился Завуч Семен Степанович в черном американском бронежилете Мастера третьей категории и учительница рисования Любовь Ильинична с гранатометом «Муха».
Классы выстроились по струнке, но Семен Степанович лишь отмахнулся.
- Возьмите же! – Любовь Ильинична нервно передала гранатомет кому-то из учеников
- Значит опять, Любовь Ильинична – подняла ланьи глаза Кшышевич
- Держитесь ребята. Мы подкрепим Северный корпус
- Не подведем, Любовь Ильинична
- Не подведем
- За Стасика – сквозь защитное стекло шлема было видно, как блестят ее глаза. Впрочем, эмоция быстро сменилась
- За Стасика, Любовь Ильинична
- Будет славная битва, ребята – заговорил Семен Степанович нутряным баритоном, вбивая слова, как гвозди в дубовый гроб - Эти твари для отвода глаз попрут напролом, но большей силой полезут с Запада или с Востока, я уверен. Скорее все с Запада. Я знаю их собачью породу. Так что на вас бойцы, ложится колоссальная ответственность. Вы должны выдержать первые атаки! Мы не можем оголить тылы! К нам уже летят с Кулинарного техникума и Мединститута. Надо держаться! Школа, смии-и-ирно!
Все выстроились по струнке. Слышно было только приближающиеся хлопки взрывов: бух-бух-бух.
- Мы будем сражаться за Родину! – закричал Семен Степанович
- До последней капли крови!!! – эхом отозвались дети как один человек
Антон смотрел и поражался как на первый взгляд не пестрое облачение Семена Степановича – его форма, бронежилет, шлем, который он держал в руке, личный легендарный модифицированный автомат Калашникова с подствольным гранатометом - как все это может точно передать иерархическую возвышенность этого человека над остальными. Кровавый подбой, кровавая окантовка, сверкающий чернотой как черная дыра шлем с блестящей звездой - Эмблемой.
- Началось - констатировал дядя Миша
- Сидим! – скомандовал Семен Степанович
Все присели на лавки. Мощные заряды били по сверхпрочным стенам. Антон физически чувствовал, какая страшная сила ударяет о средневековую стену из титана и бетона, как стена чуть плывет волной, но выдерживает. Какая мощь эти стены! И какая мощь пытается их разрушить! Как будто Гулливер пытался разнести башмаком замок лилипутов.
Удары длились двадцать пять минут тридцать две секунды. Пропало электричество, лампы виновато вспыхнули и потухли. Юля Кляр молилась своему персональному Богу, Авасян курил, Касаткин до последнего умудрялся читать электронную книгу, а эти три воеводы были, конечно, рады – предвкушали приключение. За это она и любит Толика. Возможно, любит. За его агрессию, за его скотство, за его черный характер, за безумие, безрассудство, психопатию. Чего можно ждать от парня, который заживо сжег человека в горящем каркасе вертолета? Чего можно ждать от парня, который отрубил старшекласснику руку топориком для рубки мяса во время ночного дежурства? Что можно сказать о парне, который не убил тебя только потому, что когда-то ты был его другом?
Что можно сказать о парне, который убил стольких?
А что можно сказать о нем хорошего?
Он играет на гитаре.
Хотя, что можно сказать хорошего о нас всех.
Вика смотрела на Антона все тем же взглядом, полным немого птичьего ужаса. Антон обнял ее, погладил по голове. Толик увидел это и замер. Их глаза встретились. Толик отвернулся, ничего не сказав. Если меня не убьют сейчас – он убьет меня, понимал Антон. Нужна была Сходка с секундантами из старших, но Антон на это пока не решался, а Толик почему-то сдерживал свою психопатию. Возможно, он готовил ему нечто чудовищное и фантастически подлое. Это было в его характере.
- Оракул предсказала нам Победу! – провозгласил Семен Степанович, переговорив по рации
- Ура!
- Победа! – оживились все
- Победа будет наша!
Оракулу верили, она ошибалась редко. Но ошибалась.
- Понял! – орал Кощей в рацию – Мы готовы!
Он резко повернулся к прислушивающемуся Семену Степановичу:
- Начинаем!
- Вперед!
- Пошли ребята!
- Вперед!
- Ура!
Почти синхронно натянули шлемы те, кто был еще без них. Заработали сверхмощные динамики, и на всю школу волшебно запел детский хор юных скальдов:
Слышу голос из Прекрасного Далека
Голос утренний в серебряной росе
Слышу голос и манящая дорога
Кружит голову как в детстве карусель!
И это снова началось.
Мама уехала
День такой солнечный
Это мой друг, а не мой конь. Пегас
Мы уходим
Зачем это нужно?
Жри, сука! Жри!!!
Начинаем урок
Это РГД
С вертолета прыгнул на отлично!
Он того не стоит
Будешь там – звони
Только так и не иначе
Убей его, Давид! Стреляй!
Господи
Как это случилось?
Тихо! Заткнись!
Поедешь на съезд?
Мама больше не вернется
Ты жаворонок
Я больше с тобой не поеду!
Нет, Антон. Не надо
Серегу взяли
Сдохнут, да и все
Путь воина – есть смерть
Выжечь напалмом
Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю, но мне нельзя об этом говорить
Херня, ТТ-шка
Это карта Дальнего Востока
Земляника сейчас такая вкусная!
Майя были великой цивилизацией
На, сука! Сдохни!!!
Это вот все?
Любите мир как средство к новым войнам.
Рядом грохнуло и комаром зазвенело левое ухо. Он забежал к точке В, выглянул в окно, увидел их, засел, прицелился. Они приближались черной цепью, между транспортеров, с закатанными рукавами – точно косари шли на работу в поле. Какая же их туча! Твари. Какой-то частью души он успел их даже полюбить – они говорили громко, честно, открыто, на языке войны и не стеснялись в выражениях. Они убивали, и их надо было убивать. Как бы иначе мы проводили время?
Он начал косить. Ответные пули изрешетили стену возле его окошка. "Дзинь, дзинь!", - звенели пули как китайские колокольчики.
Прекрасное Далеко
Не будь ко мне жестоко
Не будь ко мне жестоко
Жестоко не будь!
Двумя точными одиночными Антон разнес головы солдату и офицеру. Головы треснули в прицеле как упавшие на каменную мостовую арбузы. Кто – то, скорее всего Нагибин, поливал их рядом из пулемета. Они затаились за транспортерами, как крысы, почувствовавшие кота и готовящие для прыжка свою коллективную крысиную ярость.
От чистого истока
В Прекрасное Далеко
В Прекрасное Далеко
Я начинаю путь!
По рации разрывался Кощей:
- Епифанов, выслеживай офицеров и ебашь!!! Нагибин, жги!!! Счас пойдут!!! Кривцова, Звиневич к точке В!!! Караваев, еб твою мать, ты где? Карпенко к точке D Держись, ребятки, счас попрут!!! Я с вами!
В стену бахнуло и Антон начисто лишился слуха. На него посыпался битый кирпич. На одних инстинктах он отползал от стены, боком, как рак, волоча за собой автомат. Антон приподнялся, попробовал встать, оперся о дверной проем, и в этот момент бахнуло во второй раз, фактически в то же место. Осколки кирпича просвистели лилипутскими ракетами в сантиметрах от его головы. Антон упал на задницу.
Твари уже лезли в образовавшуюся дыру. В каждом из них было это крысиное - в вытянутых мордах, в блестящих глазках, в пугливой резвости движений. Не зря, Совет принял решение не ассимилировать этот народ, а уничтожить.
Братья – физкультурники Миша и Степа поливали огнем лезущие первые ряды, удачно заняв удобные позиции по бокам образовавшейся в стене корявой зубчатой дыры. Твари горели как Яны Палахи. Вой стоял адский, но его все равно перекрывали автоматы. Пошла вонь и гарь горелого мяса.
Просвистела пуля - одному из братьев пробило плечо, как раз между пластинами. Он выронил огнемет, тот, падая, все еще горел Олимпийским факелом. Тварей полезло больше. Ангелом смерти появился во весь рост Кощей с пулеметом Калашникова и пустил на тварей страшную свинцовую силу. Его чудовищная жилистость держала десятикилограммовый пулемет, словно тот был игрушечный, Кощей даже гасил отдачу. Твари съежились.
Антон видел, как они корчатся и мешками падают на землю, потом опомнился и тоже начал поливать их из автомата. Завершал их смертоносное трио брат Степа, продолжавший жарить эту мясную лавину.
Слышу голос из прекрасного далёка,
Он зовёт меня в чудесные края,
Слышу голос, голос спрашивает строго -
А сегодня что для завтра сделал я!
Полный неслыханной детской отваги, хор в который раз зачаровал его своей Песнью. Космические пионеры не только звали его в вечное сияющее Лето. Они воскрешали дух прапрапрадедов, защищавших Сталинград и костями ложившихся на Курской дуге, не пуская нечисть на свою землю. Антон поливал огнем умело, неистово, страшно. На какое-то время тварей стало меньше. Пуля черкнула ему по голове по касательной, отскочив от шлема. Рядом отстреливался Генка Кац. Антон бросил гранату. Бахнуло, полетели кирпичи. И тварей вновь стало много.
Пришлось отступать. Нагибин был уже убит. Антон забежал за угол. По коридору неслись. Бахнула прилетевшая граната. Взорвало санитара школьного медпункта Игната Олеговича - он корчился в заляпанном кровью халате, несколько небольших кусков его мяса забрызгали когда-то белоснежную, а сейчас враз посеревшую стену. Так от ужаса седеют люди, как посерела эта стена, пронеслось у Антона. А ведь раньше в медиков не стреляли, действовал негласный договор. Сейчас их убивали, как только видели, чтобы оставить меньше шансов выжить раненым. Медики давно бегали с автоматами. Он высунулся, полоснул ближайших тварей, швырнул гранату. ВИКА! Вика была жива, отстреливалась из-за угла позади. Будь осторожна, моя девочка, будь осторожна, моя милая девочка...
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
От чистого истока в прекрасное далёко,
В прекрасное далёко я начинаю путь!
Песнь воскрешала Героев, которых вел в бой сам Великий. Герои вздымались сквозь века, летя в чудовищную, неистовую, лютую атаку князьями и дружинами, запорожскими казаками, рубаками и стрелками, солдатами и офицерами, штурмовавшими Берлин, безымянной доблестной пехотой страшной Третьей мировой войны.
Выскочила тварь и неожиданно резво вцепилась прямо в него. Антон крутанул прикладом и вынес твари челюсть, тварь отскочила. Артем дернул курок, пуля пробила твари живот, тварь отлетела. Генка Кац валялся с простреленной ногой, но отстреливался. Тварей стало слишком много. Антон отступал, отстреливаясь, споткнулся, спрятался за колону и не смог высунуться из-за тотального обстрела вокруг. Рвануло и зазвенело - к Антону прилетела чья-то рука, судя по волосатому запястью, Авасяна. Антон высунулся, несколько раз выстрелил и спрятался. Пополз между рядами.
Возле колонн Актового зала героически умирали девочки - Юля Кляр, Звягинцева, Босевич, Барсукова, Валя Литвинова. Тело Барсуковой уже тащили насиловать две твари. Антон разнес голову одному и прострелил спину второму - но судя по всему тварь спас бронежилет. Твари перли с первого этажа, со стороны Эмблемы - нашей, роскошной, титановой, красной, семиметровой Эмблемы. Ьои шли и возле портретов Героев, у монумента Великому, и - особенно ожесточенные - в рядах восточной части зала. Твари прорвали первый этаж с востока. Основная сила шла там, мы отбивали отвлекающую атаку, понял Антон. Но отвлекающая - не значит слабая. Во сколько превосходят силы тварей, в шесть раз? в восемь? Они штурмуют только в несколько раз превосходящими силами, собственно так и надо штурмовать.
Как они живут? Как любят? Что едят? Молятся своему Тварьему Богу в своих тварьих капищах, воспитывают своих тварьих детенышей, готовят свою тварью еду, убивают нас.


Я клянусь, что стану чище и добрее,
И в беде не брошу друга никогда,
Слышу голос, и спешу на зов скорее
По дороге, на которой нет следа!
Но мы - другие. Мы идем по дороге, на которой нет следа. Появились Кощей и дядя Федя, существенно подкрепив своим смертоносным боевым опытом оборонцев монумента. Зал был усеян трупами, словно саженцами произрастающей Смерти. Юля Кляр еще отстреливалась в шестнадцатом ряду. Вика! О Боже, вспомнил Антон! ВИКА! ВИКА! ГДЕВИКА?????!!!
Вики нигде не было. Обдав его жаром, пронеслись две горящих твари. Антон дернулся, но резкая боль в боку его остановила. Только сейчас он заметил, узкую красную струйку, вытекавшую из-под бронежилета, темную, похожую на вишневый компот. Он смотрел на эту медленно покидающую его кровь и на какое-то время впал в транс. Его вообще перестала интересовать творившаяся вокруг комариная вакханалия. Он равнодушно взирал на разлетающееся мясо его друзей или врагов, на кровь, на падающие тела игрушечных солдатиков. Он вдруг оказался не здесь и вообще нигде. И вообще не он. Он услышал хлопок одной ладони. И весь этот бой стал просто не нужен, как будто его можно было отменить презрительным взмахом руки, запретить этот скучный надоевший спектакль. И он бы крикнул им всем, и своим и чужим: «Хватит! Не верю! Прекращайте!», если бы их потуги, хоть капельку его волновали. Что же люди делали до этих войн? Работали и покупали, покупали и продавали, чтобы снова перепродать и купить. Как же было скучно жить им, если даже мне сейчас скучно, подумал кто-то оставшийся за главного в голове Антона.
Дважды твари шли и дважды были вынуждены отхлынуть. Героически сражались оставшиеся в живых девочки, методично убивала невредимая, словно заговоренная Юля Кляр, подошли на подмогу шестой Д и часть восьмого А, косил тварей из пулемета завхоз Вячеслав Леонидович, отстреливалась учительница музыки Любовь Ильинична и учительница русского языка и литературы Пелагея Петровна, умело уничтожали врага Кощей и легко раненый в руку дядя Федя. Вызвали и ожидали в подмогу шестой А, но он не приходил – и на других участках шла мясорубка.
Неизвестно сколько просидел Антон, глядя на свою кровь, не чувствуя тела, ничего не слыша, кроме комариного звона, словно огромный комар жужжал здесь же, за колонной. В какое-то время выстрелы стихли, и Антон словно шагнул в себя с невидимой ступеньки. Музыки тоже не было. Он просунул руку под пластину жилета и прилепил к ране антисептический боевой пластырь из аптечки. Кровь остановилась. Пластыря хватало ровно на девять минут боя, потом при глубокой ране обязательно нужна была перевязка. Но сколько времени прошло? Час? Полтора? День?
Он видел свои часы на руке – полторы минуты.
- Рюсскь! – каркали твари из коридора и верхней ложи - Дава- здава умирааа! Дава- здава умираааа!!
И в зал полетела отрезанная голова Кати Барсуковой, похожая на резко вырванный цветок большого мясного растения.
- Умирааа! – каркали твари

И в зал летела следующая голова – молодого физрука Кости, приехавшего по распределению из Омска две недели назад. Словно в замедленной съемке летело его навечно насупившееся бледное лицо с налитыми кровью глазами.
- Умирааа! Тчаха! Умирааа! – каркали твари – Дава – здаваааа! Умирааа!
И в зал летели головы уборщицы Катерины Федоровны и весельчака Кирилла Нагорного из восьмого Б.
И тут он заметил Вику. Она валялась в луже крови, раскинув руки и странно подрагивая, словно в ее тело, раз за разом пускали электрические разряды. Ее нога в ботинке была оторвана по колено и лежала рядом с лужей. ВИКА! Антон дернулся, мгновенная боль резанула всю левую половину тела.

Только зеленый чай полезен
Это последний
Я не люблю геометрию
Мы вывезем его в лес
Пошел ты, понял! Это вообще не твое дело
Самурай не сделает ошибку
Зарубите себе это на носу
Кла-а-ас, встать!
Ты здесь чужой, тебе не рады
Она хороша
Заебется
А ты, гнида, заткни пасть!
Люблю шоколад
Послезавтра прыжки с парашютом
Это мыс Балур, Медвежий мыс
Не вздумай
А зачем это мне?
Я срал на все твои слова. Срал говном
Обожаю эти китайские блюдечки
Теряя голову, не теряй лица
Чего ты смотришь? Убей его!
Сегодня контрольная
Последний звонок
Двести сорок, норма
Восемь эс на пятнадцатую!
Это в твоей системе координат
Я по-другому не могу
Диктант
Он умер как герой
Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы
Великий тоже дрочит, Саня. Хотя ему зачем?
Я ее получу
Вика
Вика
Вика
Возьмешься?
Забери меня отсюда
Освежевали, жарим
Линчевание, какое содержательное слово
Тебя оставят на второй год, болван
Всегда бей первым!
Прямо как он
Я не смотрел это фильм
Достанешь пластид?
Заберем себе
Подъем!
Встать!
Бежим!
Лягли!
Вспышка справа!
Точнее надо!
Физика
И что?
Марш-бросок
Ему оторвало руку
Что за класс!
Епифанов – три! А ведь, способен на большее!
Мы последние люди Чести
И он чеку вместо кольца
Надел на нежный тонкий пальчик
И обручившись, стал ей братом
Свершив смешение кровей
Он дал в подарок ей гранату
И долго хохотал как мальчик
Стоя в окопе рядом с ней

Сейчас Антон вспомнил 20-е сентября этого года, 17.45, вспомнил всю ситуацию, дату и время. Он не просто точно видел, что происходило тогда, он мог двигать события, ускорять или замедлять их. Шла «Этика» и Кощей рассказывал классу свою любимейшую притчу:
- Однажды, когда несколько человек собрались на площадке возле внутренней цитадели дворца, некто обратился к Утида Сеуэмону: «Говорят, вы учите владеть мечом, но ваши поступки в повседневной жизни не подтверждают этого. Если бы вас попросили стать кайсяку, мне кажется, вместо того, чтобы отрубить голову вы отрубили бы макушку головы.
«Вы ошибаетесь – ответил Сеуэмон – Нарисуйте чернилами тончайшую линию на своей шее, и тогда я покажу вам, что могу рубить, не отступая от нее ни на волосок». О чем говорит нам этот рассказ?

Он выполз и шатаясь пошел к Вике, стрельба его уже не волновала. Мухой свистнула пуля возле головы, он в ответ неточно полоснул из автомата в колону, за которой пряталась тварь. ВИКА. В него стреляли, но каким-то чудом не попадали. Антон понял, что его прикрывают - кто – то поливал тварей огнем с угла зала.
До Вики оставалось несколько шагов. С неожиданным «УРА!» Кощей повел учеников в страшную контратаку. На Антона кинулась тварь, но кто-то сзади снял ее в полете. Вторая тварь разбила ему голову саперной лопаткой, Антон упал. Началась рукопашная. Его попытались добить, но он успел воткнуть в чью-то стопу армейский нож. Крик. Антон отполз. Стреляют. Крик. Антон стрелял. В Антона стреляли. С улицы шел грохот.
- Кулинарное подходит! – крикнул Карпенко и упал замертво, сраженный пулей врага. За окном пошла тень от боевых вертолетов.
__________________________________________________________________


Вику уносили раньше. От болевого шока ее испуг ушел вместе с сознанием, но ее красота никуда не ушла. Медики остановили кровотечение и судорожно лепили ей какие-то капельницы. Твари изуродовали его девочку, думал Антон. Теперь ей предстояло жить без ноги.
- Держись… держись… - шептал голос, а он даже не мог ответить
Он часто видел их – безногих, безруких. От этого теперь, как от сумы и тюрьмы, нельзя зарекаться.
Я не смогу любить ее как прежде, думал Антон, мне нужна другая девушка.