Виктория Солодилова

Сложно сказать, как так получилось, что произошла эта странная новогодняя история, иначе и не назовёшь. А, может быть, и не история то была вовсе, а сон, долгий зимний сон, привидевшийся двум совершенно обычным молодым людям в канун Нового года. Точно могу сказать только то, что какой-то чудак в одной тонкой рубашке нараспашку играл на ксилофоне «Танго» Шнитке прямо на мостовой. Снег тихо падал маленькими зёрнышками на грязный асфальт, на насупившихся неприветливых прохожих, которые поспешно закутывались в свои пальто, пытаясь спрятаться от всего мира, а главное, от самих себя. И что такого могло произойти в это обыденное зимнее утро? Разве вы не знаете? Завтра ведь Новый год, а значит, сегодняшнее утро волшебное, и день волшебный, и именно сегодня должны произойти чудеса, если, конечно, вы в них верите. Ей-богу, должны произойти, уж поверьте моему слову.
Фимка верила в чудеса, по крайней мере, ей всегда так казалось. Конечно, она прекрасно понимала, что никакого Деда Мороза не существует, но какое-то двадцать пятое чувство ей подсказывало, что её всё же решили обмануть. Внутренний голос говорил, что на самом деле этот загадочный седобородый мужчина почтенных лет таскается в Новогоднюю ночь по домам благовоспитанных горожан и творит те долгожданные чудеса, о которых грезят люди, а тем более в Новый год. Поведать кому-нибудь о своих предположениях Фима не решалась, поэтому просто отмалчивалась, когда обсуждалась тема волшебства и всяких таких диковинных штук: «Ну что мы, дети наивные верить в такие глупости?» — восклицали её сокурсники, и она вместе со всеми поддакивала, мол, нет, мы не фетюки какие-нибудь, не простофили, и нас в дураки не посадишь.
«Какое идиотское выдалось утро…» — подумала Фимка, запрыгивая в автобус. Она забежала на заднюю площадку, которая оказалась совершенно пустой, и оперлась спиной о поручень. Автобус тронулся и медленно пополз по гололёду. Девушка стала дышать на свои замерзшие руки. Глядя на покрасневшие от холода пальцы, торчащие из митенок в серо-черную полоску, она заметила глубокую царапину на безымянном пальце. Машинально она припала губами к порезу, размышляя:
Мало того, что выгнали с экзамена ни за понюх табаку, так ещё и бумагой умудрилась порезаться. Интересно, где?
Фимка обернулась и увидела, что в автобусе только два пассажира на переднем сидении, — судя по тому, как они мило ворковали, плотно прижавшись плечами друг к другу, — это была пожилая семейная пара. Наблюдать за ними не было никакого интереса, поэтому девушка подошла к окну автобуса и прижалась к нему лбом, а затем носом, что показалось ей вполне потешным занятием. По краям стекло было изрисованное морозными узорами, которые от её дыхания постепенно превращались в водяные капли. Положив на стекло ещё и свои ладони, она стала вдавливаться в него со всей силой. Казалось, что ей не терпится проломить окно автобуса и вывалиться на проезжую часть. Лба, ладоней и носа Серафиме показалось мало, и она решила продемонстрировать идущим сзади другим автобусам и машинами ещё некоторые части своей симпатичной мордашки и высунула язык, вытаращив по-страшному глаза. Поначалу ей было весело от того, что водители обращали на неё внимание и смотрели в недоумении, но вскоре эта игра надоела: быть приклеенной к стеклу языком долгое время не очень-то приятно. Автобус ехал слишком медленно, что начало раздражать Фимку. Она решила выйти на следующей остановке.
Как только двери автобуса открылись, на неё хлынула толпа людей. «Откуда они взялись?» — подумала девушка с досадой, и решила ехать до конечной. Когда автобус начал трогаться, в закрывающиеся двери влетел парень. На вид ему было не больше тридцати, высокий, крепкого телосложения, с густыми смольными волосами. Лицо очень приятное, можно даже сказать, красивое. «Чёрт возьми, да он очень хорош собой!» Фимка залилась краской от такой смелой мысли, пронесшейся в её голове. Она крепко вцепилась рукой в поручень и вместе с остальными пассажирами стала медленно покачиваться в такт движения автобуса. Украдкой она посматривала на молодого человека, привлёкшего её внимание.
Итак, влетев в задние двери, лихой пассажир стал громко распевать своим бархатистым голосом «Oh Little Town Of Bethlehem» . Девушка моментально погрузилась в это чудесное пение, а вернее сказать, в шероховатости чудесного голоса незнакомца: где-то он звучал хрипловато, а местами мелодия лилась из его уст так чисто, волшебно, затрагивая самые потаённые места в юном неискушенном сердце.
Фимка осторожно посмотрела через правое плечо на поющего фигляра, вызывающего у одних пассажиров возмущение, у других же, в числе которых была Фима, — удивление и восторг. На незнакомце была лёгкая куртка, совсем не по сезону, нараспашку поверх почти полностью расстёгнутой белой рубашки, благодаря чему Серафима могла видеть редкие волосы на его груди, отчего покраснела ещё больше. Глаза девушки остановились на его раскрасневшейся от мороза шее. Неожиданно пришло осознание того, что молодой человек, которого она так бесстыдно разглядывала, поймал взгляд её влажных серых глаз. Он пристально смотрел на Фиму, не переставая петь. На секунду она посмотрела ему прямо в глаза, заметив, что они, под тенью чёрных пушистых ресниц, необычайно зелёные, почти изумрудные, возможно, ей это всего лишь показалось или освещение в автобусе сыграло такую шутку. В этих прекрасных зелёных глазах, блестящих от алкоголя, плясали смешинки. Девушка так смутилась, что ей ничего не оставалось, как резко повернуться к незнакомцу спиной. И вдруг она услышала, что парень перестал петь, а стал выкрикивать совершенно непонятные ей речи. «Да что за чёрт, что происходит?»
— За Россию в ответе каждый и император Всероссийский в первую очередь, господь ему судья! — как на трибуне выкрикивал незнакомец с задней площадки автобуса.
Послышались недовольные возгласы.
— Вот оно русское самодержавие, передающееся от одного родителя другому! Будьте прокляты, лизоблюды и ломаки!
В голосе никому незнакомого оратора появилась трудно скрываемая злость. От этой резкой перемены Фимке стало даже как-то не по себе. Она снова украдкой посмотрела через правое плечо на бунтующего шутника, — растрёпанный, пьяный, с лёгкой щетиной, с сжатыми кулаками и гневом в глазах новоиспечённый революционер, появившийся средь бела дня в унылом автобусе, показался ещё более прекрасным. В этот раз Фима покраснела сильнее, чем в два предыдущих.
Затем она увидела, как этот странный человек стал бурно что-то обсуждать с бабулькой в очень импозантной для этого времени суток, да и места, шляпе, украшенной крупными искусственными цветами пепельного цвета и лентами.
— Ну согласитесь, сударыня, наша страна не раз утопала в океанах боли, слёз и крови, загнивала, умирала, стояла на коленях под прицелами «берданок», взрастала на трупах, и разве стоит сейчас поддаваться на чьи-то уговоры, вестись на какие-то дешёвые обещания? — бурно жестикулировал парень перед лицом маленькой старушки в забавной шляпе.
— А что я могу сделать, сынок? Ты б проспался бы лучше, милый, да не баламутил людей! — старушка растерянно гладила молодого человека по плечу своей трясущейся рукой, пытаясь успокоить его непонятно откуда возникший пыл.
— Вы поймите, Бог — это любовь, и ничто его не остановит! Нужно только верить, верить в чудо!
— Так и есть, милок, так и есть, любовь!
Фимка и другие пассажиры с любопытством наблюдали за этой странной для будничной картины сценой. Но ведь это же канун Нового года! Обещанные чудеса начинаются.
Среди пассажиров недовольные возгласы усилились, кто-то даже предложил выпроводить горячего пьяного бунтовщика прямо на следующей остановке. Такая затея молодому человеку совсем не понравилась, и в знак того, что он будет себя вести прилично, горе-революционер поднял обе руки вверх, тем самым показывая, что больше шуметь не будет и заверил всех, что скоро его остановка, и он сам выйдет без посторонней помощи. В этот момент автобус резко затормозил и парень не успел ухватиться за поручень, от чего всем телом подался вперёд. В одну секунду он оказался лицом к лицу с Фимкой. Девушка почувствовала его горячее дыхание, моментально обжёгшее её губы. От неожиданности она неуклюже отпрянула назад. Незнакомец широко улыбнулся, обнажив ровные красивые зубы. В голове Серафимы возникла странная мысль, будто бы он служит на флоте, хотя никаких весомых для таких выводов причин у неё не было.
Сама не зная почему, девушка стала протискиваться к выходу в передние двери. Увидев это, странный парень последовал за ней. Он успел схватить кончики её холодных пальцев. Фимка вздрогнула и резко повернулась: прямо перед ней стоял совершенно незнакомый молодой человек, который и пугал, и одновременно ужасно нравился. «Вот так, чёрт возьми, всегда случается!» Девушка как завороженная стояла и смотрела в его расширившиеся зрачки, казалось, его глаза стали чёрными, словно в них налили чернила. Недовольные пассажиры, которым необычный человек, появившийся в их обыденной дневной суете, и так уж успел поднадоесть, ещё больше загалдели в возмущении, что их потеснили. А Фимка и парень так и стояли, глядя друг на друга. Казалось, что этот момент длился целую вечность: холодную и жидкую, как азот. Неожиданно для себя девушка неуверенно протянула руку и осторожно коснулась его небритой щеки.
— Колючий, — тихо произнесла Фима.
Молодой человек приблизился к ней вплотную. Она закусила нижнюю губу.
— Ты так покраснела, — усмехнулся незнакомец.
Она ещё больше вспыхнула от этих слов, но, собрав все силы, снова подняла на него глаза. Осторожно положила свою ладонь ему на грудь и слабо улыбнулась. Поймав удобный момент, незнакомец не стал терять времени. Он наклонился и сорвал с губ Серафимы кроткий поцелуй. Фимка почувствовала сладкий приторный вкус спирта, горячее дыхание и приятный запах свежевыстиранного белья. Поцелуй был таким кротким, что она даже не успела ничего понять. Её новый приятель, имени которого она даже не знала, стрелой помчался к задней площадке автобуса, распевая во всё горло своим глубоким бархатистым тембром: «От зари до зари, от темна до темна о любви говори, пой гитарная струна на-на-на-на-на…». Автобус затормозил, незнакомец выбежал из открывающихся дверей в белую снежную стену. «Что? Куда ты? Куда ты ускользаешь от меня? Так нельзя: целовать, а потом сразу сбегать!» Не зная, что делать, Фимка в панике стала метаться по автобусу; она припала к окну, пытаясь разглядеть в снежном буране своего минутного возлюбленного. Рассмотреть ничего не удалось, в автобус стали заходить новые люди, девушка быстро стала проталкиваться к выходу, но получалось это плохо. Вдруг по стеклу снаружи кто-то ударил ладонями. «Это ты? Ты вернулся за мной?» Под злобные возгласы людей в автобусной давке, Фимка снова протиснулась к окну.
— Окно, окно! Открой окно! — прокричал парень снаружи, показывая, что нужно открыть окно.
— Что? Окно? Но как?
Фимка стала тянуть на себя ручку, пытаясь открыть окно, но оно оказалось более неподатливым, чем она могла предполагать.
— Окно, окно, прошу вас, помогите открыть окно! Откройте окно! — в панике, не помня себя, кричала девушка, дёргая за ручку неподдающегося окна. Оно не открывалось, а все, кто были в салоне автобуса, делали вид, что не видят истерики Фимы. По щекам её полились горячие слёзы. Трясущимися руками она стала быстро искать что-то в своей холщовой сумке: оттуда стали вываливаться шариковые ручки, тетрадные листы. Наконец, она нашла то, что так нервно искала — отцовский фонарь с прочным прикладом, который она вчера так и не вытащила, когда возвращалась вечером домой с прогулки с Робином, английским бульдогом. Со всей силой она стала долбить прикладом фонаря по стеклу автобуса на глазах у изумлённой публики, которая категорически отказалась помогать девушке в открытии злополучного окна. Водитель автобуса понял, что происходит что-то неладное и отправился в путешествие по салону с целью выяснить причину взбунтовавшегося народа. Как только по всей поверхности стекла пошли трещины, Фимка со всего размаха высадила окно ногой. В образовавшееся пустое пространство ворвался морозный воздух, обдав салон снежным дыханием. Серафима резко перегнулась через бортик окна и упала в объятия своего нового знакомого. Он потянул девушку на себя, но полностью вытащить её из автобуса не получилось. Разъярённый водитель схватил её за ногу и потянул обратно в салон. Фимка закричала от неожиданности. На неё посыпались тысячи проклятий вперемешку с отборными ругательствами.
— Ты готова? Может быть больно, держись!
Уже немного отрезвевший на морозе таинственный чудак заглянул Фимке в испуганные глаза. Она быстро кивнула в знак согласия, и он резко потянул её на себя. Упав вместе в сугроб, им не пришлось долго лежать. Водителю понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы осознать, что добыча ускользнула у него прямо из рук. Он резко ломанулся к выходу с целью поймать и наказать хулиганов.
— Быстрее, быстрее! — закричал парень, вытаскивая Фиму из сугроба за шиворот.
Кое-как поднявшись на ноги, они дали дёру в ближайшую подворотню, а водитель автобуса ещё долго гонялся за ними по улице, проклиная всё на свете.
Фимка и её новый знакомый со скоростью ветра неслись со всех ног по скользким улицам. Два раза девушка всё же грохнулась, списав это на свою неуклюжесть, и все два раза молодой бунтовщик поднимал её за шиворот, заставляя бежать не останавливаясь. Пробежав несколько кварталов, они всё же решили, что оторвались от погони, и было бы неплохо познакомиться.
— Операция «Багратион», — опершись ладонями о коленки, тяжело дыша, выпалил парень.
— Что? — Фимка в недоумении уставилась на него.
— А как тебя зовут?
— Я не поняла, повтори то, что ты сказал с самого начала!
— Я сказал операция «Багратион», — парень усмехнулся, переводя дух.
— И что? Я не понимаю…
— Фух, меня зовут Багратион!
Молодой человек подошёл к Серафиме и протянул ей руку.
— Ну, а причём тут операция?
— Это была шутка, операция «Багратион», это так, к слову, операция… можешь называть меня Баграт. Просто вот так вот родители назвали, — с лёгкой досадой в голосе добавил он.
— Аааа, — протянула Фимка, — извини, я не поняла сразу. Очень редкое у тебя имя. Баграт… Баграт… Ты грузин?
— Нет, почему? Просто родители так назвали, говорю же. Ты, наконец, скажешь мне, как зовут тебя? — парень так и стоял перед Фимкой с протянутой рукой.
— А, прости, Фимка! — девушка протянула руку в ответ, чтобы пожать его руку, но совсем не ожидала, что он снимет её митенку. — Что ты делаешь? — с удивлением тихо спросила она.
Не обращая внимания на округлившиеся глаза девушки, Багратион поднёс её руку к своим губам и нежно поцеловал костяшки холодных пальцев. Фимка вздрогнула от неожиданности. Баграт пристально посмотрел ей в глаза.
— Что-то не так?
— Нет, всё хорошо, — ответила она и слабо улыбнулась, почувствовав лёгкую неловкость.
До сегодняшнего дня ещё никто не целовал её руки. Ощущение весьма приятное.
— Фимка… а полное имя?
— Фима, э, Серафима, в смысле, — поправилась она, совершенно растерявшись.
Даже многие из друзей не знают её полного имени. А тут и руки целуют, и полным именем интересуются. «Сегодня просто удивительный сумасшедший день и ничего, что с экзамена выгнали!»
— Чем ты занимаешься, Баграт? — она попыталась, как могла, подавить своё смущение, и подняла глаза на стоящего перед ней молодого человека, всё ещё держащего в своей горячей ладони, не смотря на не слабый мороз, её задубевшие пальцы. «Как же это всё-таки приятно, чёрт возьми, и столько таких приятностей в последние несколько минут!»
— Ох, как сразу ты меня атаковала, Серафима! — притворившись слегка рассерженным, молодой человек надул губы.
— Я что-то не так спросила? — она уже пожалела, что задала этот вопрос.
«Эх, этот язык мой! Ну, сколько переделок мне пришлось пережить из-за него, совершенно не желает сидеть за зубами!»
— Да нет же, всё нормально! — серьёзность девушки развеселила Баграта, и он резким движением притянул её к себе.
— Как же неожиданно ты свалилась на меня, — тихо произнес он, заглядывая в её большие серые глаза.
Фимка смотрела на него, не отрываясь. Его дыхание, такое горячее и опьяняющее, заставляло сердце биться чаще и чаще.
— Почему же неожиданно, довольно предсказуемо это произошло. Ты сам предложил мне высадить окно и свалиться на тебя.
Баграт расплылся в тёплой лучезарной улыбке. Он приблизился губами к её приоткрытым губам и замер на мгновение. Ещё раз посмотрел ей в глаза, в которых читалось ожидание. Затем быстро поцеловал её в лоб.
— Я покажу тебе, чем я занимаюсь. Ты любишь музыку?
От такой досадной несправедливости с лица девушки сползла улыбка, и она сердито посмотрела на парня, лукаво подмигнувшего ей.
— Ну, так как, недовольная особа, которую я только что спас от свирепого водителя автобуса, любишь ли ты музыку?
— Спас? Ничего себе! — возмутилась Серафима. — Это по твоей милости я высадила окно в автобусе.
— Но ведь я не заставлял тебя этого делать, ты сама приняла такое решение. Ведь ты могла, как и все остальные пассажиры, ехать до конечной, как и решила изначально, — молодой человек серьезно посмотрел на ничего непонимающую Фиму.
— Откуда ты знаешь? — она побледнела.
— Что знаю?
— Про конечную…— глухо произнесла она.
В её горле пересохло, казалось, земля ушла из-под ног.
— Я просто предположил, — Баграт растерянно посмотрел на Фимку.
— Честно?
— Да. Я просто ляпнул.
— Хорошо.
— Ты так побледнела… — Багратион снова подошёл к ней и взял её лицо в свои ладони. — Я тебя напугал?
— Нет, просто мне показалось…
— Что показалось?
— Нет, ничего, забудь, — девушка попыталась улыбнуться.
Она завороженно смотрела в изумрудные глаза своего нового знакомого. Какое-то неприятное волнение мучило её.
— Вот и хорошо, тогда я покажу тебе сейчас, чем я занимаюсь.
Он наклонился к Фимке и осторожно поцеловал её обветренные губы. Девушка снова ощутила приторно сладкий вкус алкоголя и горячее дыхание. Где-то в груди остро кольнуло, и сердце стало очень тяжёлым: кусок свинца, не иначе как. Багратион схватил её за руку и потянул за собой в темноту арки.
Пока они бежали по тёмному тоннелю, длинному-предлинному, как показалось Фимке, она чувствовала тяжелое дыхание своего нового друга и не понимала, как так легко согласилась ввязаться в эту авантюру. Но так хотелось почувствовать себя героиней какого-нибудь приключенческого фильма, за которой гонятся незримые демоны. И сейчас у неё есть такая возможность, она получила её просто так, она свалилась с неба и больно ударила по голове. Совесть, конечно, грызла, но дух авантюризма, облизывающий ресницы и заставляющий холодеть под ложечкой, оказался сильнее любых предрассудков. На несколько мгновений она зажмурилась. Вдруг они перестали бежать и остановились
Фимка открыла глаза, которые тут же зажмурила от резкой боли, вызванной ярким белым светом. Сколько она пробыла в темноте, пока они бежали, сложно было сказать. Редко вспыхивающие огни во тьме были её верным проводником. Фимка снова попробовала открыть глаза, но уже медленнее. Багратион отпустил её руку и подошёл сзади, осторожно положив свои ладони ей на плечи.
Ксилофон… девушка услышала, что кто-то играет на ксилофоне. Открыв полностью глаза, она быстро осмотрелась. Обнаружив, что они с Багратионом находятся на мостовой, она повернулась и вопросительно посмотрела в изумрудные глаза. А затем попыталась найти, откуда лилась эта прекрасная тревожная музыка. Снег сыпался с серого зимнего покрывала сверху на промозглую мостовую редкими крупными снежинками, моментально расползаясь в мокрые бесформенные капли под ногами прохожих.
Взгляд Фимки сразу остановился на мужчине в белой тонкой рубашке нараспашку, который ловко ударял длинными палочками с наконечниками в виде шариков по деревянным брускам. Она прищурила глаза и её сердце замерло. Казалось, что оно не просто замерло, а превратилось в кусок льда, по которому быстрым зигзагом пронеслась трещина. Девушка медленно высвободилась из ненавязчивых объятий молодого человека и пошла ближе к загадочному музыканту. Когда же она подошла к нему на расстоянии вытянутой руки, в её глазах победным танцем заплясал ужас. Она резко повернулась к Багратиону, который стоял рядом с ней.
— Что это? — хриплым голосом прошептала она.
— Разве ты не узнала, милая Серафима?
Парень зловеще сверкнул на неё своими, ещё более зелёными, чем прежде, глазами. В горле у Фимы пересохло. Она с трудом попыталась сглотнуть, но комок плотно встал в её глотке. Неожиданно за её спиной возникли ещё несколько музыкантов, которые заиграли арию Мефистофиля , от чего кровь в жилах превратилась в голубое желе. Серафима снова посмотрела на музыканта, стоящего у ксилофона.
— Как? Как такое может быть?
— Да, да, моя дорогая Серафимушка, это я! — Багратион странно рассмеялся. — Разве тебе не нравится моя музыка?
Думать о том, что это брат её случайного знакомого было абсолютной глупостью, хотя такая надежда ещё теплилась в потяжелевшей голове Фимки. «Как, как такое может быть? Я сплю? Это сон? Так не бывает или я сошла с ума!»
Она смотрела то на Багратиона, который только что вытаскивал её из выбитого окна автобуса, то на Багратиона, долбящего «козьими рожками» по ксилофону.
— Ты ещё не всё посмотрела, Фимка! Гляди! — молодой человек положил ей на плечо руку и осторожно развернул.
К ним приближалась какая-то девушка в лёгком чёрном платье, изящная и грациозная, танцующая под танго. Её босые красные ступни едва касались мокрого, грязного асфальта. Волосы как-то неприятно и странно развивались порывами кусающегося холодного ветра. Когда незнакомка подошла ближе, Фимка поняла, что это никто иной как… «Это она! Это Фимка! Эта прекрасная танцовщица в чёрном платье — она, Фимка!»
На мгновение Серафиме показалось, что её ноги превратились в тающие восковые свечи. Вдруг музыканты перестали играть. Воцарилась бледно-рыхлая тишина. Снег повалил из разорвавшейся грязной перины неба тяжёлыми хлопьями. Фимка, кажется, забыла, как дышать. «Что это? Куда подевались все люди? Куда же спряталась сказка? Сказка, сказка, зачем ты заманила меня в свои сапфирово-синие сети? Почему не разорвать их? Намотать бы струны на пальцы, да чтоб до крови, чтобы больно. Сказка, сказка, куда подевалась в людях вся ласка? Почему растоптали любовь при вокзале на площади и оставили лежать израненной в луже крови, прости нас, Господи!»
Девушка в чёрном платье, как зеркальное отражение Серафимы, перестала танцевать, глядя на остолбеневший оригинал. Незнакомка взорвала тишину внезапным истерическим хохотом. Заламывая руки, она стала вспоминать, куда же она подевала туфли, но потом вспомнила, что оставила их на вокзальной площади и, вероятнее всего, их уже украли, как и всю одежду висельников, которые ещё болтались на верёвочках, словно тряпичные куклы под порывами резкого ветра.
— Дорогая наша Фима, — начал было Багратион, — мы рады тебя видеть и хотим предложить тебе нашу сказку.
Серафима посмотрела на молодого человека отсутствующим взглядом.
— Волшебство! Скоро Новый год и мы решили сделать тебе подарок. Ты ведь веришь в чудеса?
Фимка с трудом понимала, что говорил её случайный спутник. Апатично она перевела взгляд на его двойника за ксилофоном. Снова заиграла музыка. На сей раз один из музыкантов в грязной, болотного цвета рясе заиграл на скрипке «Кампанеллу» Паганини.
Фиме показалось, что она вот-вот потеряет сознание от дикого ужаса, охватившего её. Она едва держалась на ногах. Её двойник в чёрном платье начала выплясывать под «Кампанеллу», осторожно подбивая одну изящную ножку другой.
— С Новым годом, Серафима! Посмотри, какой густой пушистый снег, это по тебе он плачет, это тебя он сегодня хоронит, — продолжил Багратион.
Он отвесил низкий поклон остолбеневшей Фимке.
На мостовой собрались снова люди, которых не было видно до этого момента. Они, словно сговорившись, выстроились в ряды и стали танцевать вместе с барышней в чёрном.
— Серафима, прошу, присоединяйся к нам! — любезно предложил молодой человек и протянул Фимке руку.
— Мама, нет, мама… мне… мне нужно на «Телеграф» отослать маме телеграмму, что я сегодня не вернусь домой, — забормотала она несвязно.
Со всех ног Фима понеслась прочь от похоронной процессии по ней.
В безрассветном танце невесомых снежинок в сером небе, откуда ни возьмись, закружились голуби. И столько обреченности было в этом танце, сколько невыплаканных слёз, так и не высохших на телеграммной бумаге, посланной Фимкой маме.