Семен Шполянский

Неумолимо время…Оно стирает с памяти воспоминания, и все дальше в прошлое уходят от нас годы войны. На смену одним поколениям приходят другие. 

Кто же сейчас нам расскажет о том, какой была война? 

Людям, которые прошли Великую Отечественную Войну, которые боролись и преодолели фашизм, уже за девяносто. Сегодня их осталось единицы, не десятки, сотни и тысячи, а единицы. Но есть среди нас те, кто во время войны были детьми. Дети войны рано выросли, испытали все ужасы того времени и не знали, что такое детство. 

Одним из таких «детей» является Семен Исаакович Шполянский, чье сердце было окроплено суровой правдой войны. Член Межрегионального Союза писателей рассказал нам о жизни во время бомбежки и о Великой победе. 

«Родился я в марте 1936 года в районе Днепропетровска, называвшемся Чечеловкой. За год до войны мама, папа и я переехали на Нагорную (ныне Паторжинского), где родители сняли махонькую комнату на втором этаже старинного двухэтажного дома. Каждое утро за отцом приезжала двуконка (он руководил «конным двором»), и я имел свой выезд в детский сад. Мама отправлялась пешком на час позже - в райком партии, где она работала инструктором. Жили дружно, ели жаренную картошку (по-моему каждый день), отец обладал тонким слухом и все время насвистывал классику или любимые песни, мама, устроившись с ногами в уголке дивана, читала романы и политинструкции, а я играл с кошкой в догонялки на десяти квадратных метрах, не считая крохотного коридора и мешал отдыхать родителям. Родители очень любили друг друга и эту любовь дарили мне.

Начало войны я встретил в полные 5 лет.

24 июня 1941, на третий день войны, мама собрала отцу нехитрую котомку и проводила коммуниста-добровольца до райвоенкомата.

Я в этот день в детсад не пошёл.

Прощание было недолгим. Отец взял меня на руки, заглянул в глаза, поцеловал в щеки. Затем присели на диван, я сидел на отцовском колене, повзрослевший, притихший. У мамы по щеке катилась слеза, а отец улыбался, о чем-то шутил, пытался насвистывать: «Любимый город может спать спокойной!!!». Затем родители ушли, а я остался во дворе играть с соседскими ребятами в войнушки в новеньком бомбоубежище. Больше отца я не видел…

Вечер последний с весною прощался

(Весной обостряется память: отец не вернулся с войны)

Вальс вдалеке над Землею качался, 

Звёзды взошли - до утра,

Вечер последний с весною прощался, 

Помню, как будто вчера

Как бы мне жизнь не сложила задачи,

Я возвращаюсь к весне,

Верю: в пути ожидает удача,

Не наяву, так во сне.

Мчась над Землёю, весенние грозы 

Силой питают меня,

Матери слёзы, майские слёзы 

Кровью отцовской звенят...

Вёрсты судьбы улеглись за плечами, 

Только горит, как звезда,

Добрая, светлая, гордая память В сердце сыновнем - всегда...

Вскоре начались налёты немецкой авиации. При объявлении воздушной тревоги я брал небольшой узелок с документами и спускался в убежище, стараясь расположиться ближе к дверям. Чтобы видеть, как в перекрестки прожекторов ловили маленькие вражеские самолётики, и как летели к этим самолётикам яркие трассы зенитных подарков; а мама уходила с подругами на крышу с сумкой красного креста через плечо, гасила песком или сбрасывала на проезжую часть улицы «зажигалки».

Маму несколько раз награждали грамотой за дежурство под бомбами.

Однажды днём мама забежала за мной в детсад со знакомым узелком и чемоданом в руках, переодела меня в праздничный матросский костюмчик, и мы поехали на железнодорожный вокзал. На восток уходил один из последних эшелонов с городским и партийным имуществом, и маме дали место, вот только времени на сборы не дали. Уезжали под бомбами, разрывы фугасов ложились по сторонам полотна, люди в окнах наблюдали за разрывами и по каким-то, непонятным мне, признакам определяли: пронесёт ли мимо следующий разрыв.

Шли эшелоны на Запад

(Годовщине Победы над фашистской

Германией посвящается)

Вихрем фугасного Ада 

Жизни истерзан росток,

Двинулся танками Запад,

Грудью навстречу - Восток.

Взорвана тишь Звездопада,

Смерть застучала в висок,

Шли эшелоны - на Запад,

Дети брели - на Восток.

Здесь, у холодного трапа,

Вымыт слезами платок,

Мама, простите солдата,

Путь мой суров и жесток.

Мимо сгоревшего сада,

Первый привал так далёк,

Шли эшелоны - на Запад,

Дети брели - на Восток.

Кровь запеклась на ладонях,

В гору не сдвинуть возок,

Что же из дома вас гонит,

Детства не выбелив срок.

" Ночью и днем, как утрата,

Как та вода, что в песок,

Шли эшелоны — на Запад,

Дети брели - на Восток.

" В море огня, как награда,

Вышитый гладью платок,

Жди и вернусь я, отрада,

Только бы выдержать смог.

Из-под землянки наката 

Запах солдатских сапог,

Шли эшелоны - на Запад,

Дети - брели на Восток.

Слушали песни Катюши, 

Мы на порогах Днепра.

Огненным, праведным душем

 Пламя гасили костра,

Вдрызг пехотинца лопата – 

Сталью наштопан песок.

Шли эшелоны - на Запад,

Дети - брели на Восток.

 Хвои дурманящий запах,

Жемчуг полей - василёк,

Каждому горю когда-то,

Знали: окончится срок 

Прямо от стен Сталинграда,

Через Донбасс, Кривой Рог 

Шли эшелоны - на Запад,

Пленных вели - на Восток.

Кончилось всё в сорок пятом,

Смолк орудийный стозвон,

Флаг над Рейхстагом распятым,

Волны солдатских колонн...

Ехали мы долго и голодно. Какие-то добрые люди давали маме пищу для меня. Запомнил хлеб с топлёным маслом и медом. Через годы организм не принимает топлённое масло. Урал встретил непогодой. По людям насобирали кое-какую одежонку. К голоду добавился холод. Прибыли в крупный районный центр Октябрськое под Чкаловым (ныне Оренбург). Самые тяжелые военный годы мама проработала третьим секретарём Октябрського райкома партии. Бескрайние ковыльные степи, семицветные волны, движущиеся живым чудом под чуть заметным ветерком. «Мы» разъезжали по селам, собирая еду для трех больших госпиталей в Чкалове. Хорошо помню: в кладовую, с длинными деревянными полками от пола до потолка, свозились булочки с запечёнными вкусностями; дверь кладовой входила в нашу гостиную, на ней висел большой амбарный замок, от нее исходил головокружительный аромат, а я – не имел права даже смотреть в ту сторону. Зато все население, от сторожа до профессора, жевали черную смоляную жвачку, утоляя постоянный голод. Центром меню была «затируха» - суп в виде, определённым способом, заваренной в кипятке муки. В русских печах пекли хлеб и тушили кабак. Деликатес – ягодный кисель ели горячим, ложками из глубоких глиняных тарелок.

Все с тревогой всматривались в черноту тарелок репродукторов, вслушивались в голос Левитана, ведущего передачи Совинформбюро, накалывали на настенные карты самодельные флажки с движением фронтов.

Однажды наш городок услышал и мой голос, я декламировал по местному радио стихи: «В воздухе летел капитан Гастелло»…, о славном подвиге советского лётчика, врезавшегося самолётом во вражескую колону бронетехники.

А мама в это время, с револьвером за поясом, возглавляла обозы в 25-30 телег, везущие раненым продовольствие. За обозом шли большие и голодные стаи волков. Обозникам приходилось отстреливаться. Мама упорно пыталась узнать хоть что-нибудь об отце. И лишь перед самым возвращением в Днепропетровск, в 1944 году, мы получили извещение о том, что «проявив мужество и героизм» отец «пропал без вести». Так «пропали» миллионы», так пропала молодость страны…. 

Война не вернула домой

(красноармеец Шполянский Исаак Яковлевич,1904 года рождения, призванный горвоенкоматом 

г. Днепропетровска, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество , погиб в бою в сентябре 1941года).

Выписка из извещения.

Держу поблекший лист, израненный годами,

На нём суровый знак проклятья той войны,

Что выбелила волосы у мамы,

Что в жизнь мою внесла тон лопнувшей струны.

Пишу давно и с бегом дней - старею,

Судьба во мне уже не видит удальца,

Но лишь сейчас рискнул, боялся - не сумею 

Стихами рассказать о подвиге отца.

На третий день войны ушёл он ровно в полдень,

Насвистывая, помню как сейчас:

"Любимый город может спать спокойно," –

 И добрым был прищур знакомых глаз.

Осенью 1944 года, мы вернулись в родной Днепропетровск. Город стоял в сплошных развалинах, пленные немцы разбирали завалы. И всё-таки я пошёл в школу, под которую использовали чудом уцелевшее здание старой семинарии в районе больницы Мечникова. Возвращаясь домой, мы часть пути проделывали по стенам разваленных зданий – цирковые номера с риском для жизни. Зимой сидели в классах в верхней одежде, через каждые пол часа делали физические упражнение, чтобы согреться. Чернила застывали в чернильницах, и мы разогревали их своим дыханием. Наверное, многие болели, но об этом - не помню.

Пришла весна, а с нею – Победа. Я лежал у окна и досматривал сон. Это было 9 мая 1945 года. Вдруг над ухом за окном кто-то закричал: «Победа!! Войне конец!!». Я привстал с постели. Спросил: «А в школу сегодня идти?» «Нет», - ответила мать. Я лег и продолжил спать. Суть произошедшего дошла до меня чуть позже…

Мы - дети опаленные войной,

По-ярче чем другие помним это:

Далекой, 45-го весной,

Победой стали майские рассветы.

И доброй светлой памятью отца,

Я в этот день весенний поздравляю,

Всех тех, кто выстоял в окопах до конца,

И всех, кто помнит о цене победы в мае!»