Николай Тютюнник

                                       (Ко дню рождения Виктора Мостового)

     Нас познакомил Анатолий Романенко. И произошло это в Стахановской городской типографии. Я приезжал на выпуск Первомайской городской газеты «Шахтерский край», которую в то время редактировал, Анатолий же с Виктором по-свойски зашли в типографию, навестить работавших там друзей и взять по экземпляру печатавшихся здесь газет, где регулярно помещались «Литературные страницы».

     Толю я знал давно, потому что мы оба состояли в Луганской писательской организации НСПУ, знал и Мостового, – но только по публикациям. И что интересно: даже заочно чувствовал к нему свое расположение, даже родство души. Догадывался, что у нас одни литературные учителя, одни кумиры. Так оно и оказалось. Любовью, и любовью с юности до гроба, для нас обоих был и остается Есенин. Мостовой даже внешне напомнил мне Есенина, отчего сразу же вспомнилась есенинская строчка, обращенная к Пушкину: «Блондинистый, почти белесый…» Таким же блондинистым оказался и Мостовой, только довольно высокого роста, крепкий и плечистый.

     – А я все думал: какой ты, Николай, из себя, – признался мне Виктор.

     – Поверь, я точно также пытался представить тебя! 

     Мой «Шахтерский край» еще не был отпечатан, и мы решили закрепить состоявшееся знакомство общепринятым способом. И вскоре переступили порог какой-то квартиры, где радушная хозяйка тут же выставила нам на стол бутылку свежайшей «мачмалы», один запах которой мог свалить с ног непьющего человека.

     Ну, так то – не пьющего. А мы были молоды (правда, Толя на десяток с лишним лет старше нас обоих), были здоровы и могли запросто управиться с тремя такими дозами. Но засиживаться было некогда. Даже некогда было почитать свои новые стихи, как это всегда случалось в застольях. Но договорились, что будем регулярно встречаться, хотя бы на заседаниях наших городских литературных объединений.

     Анатолий Романенко в Стаханове имел славу богемного поэта, к тому же мог запросто «зачудить», написав, например, акростих о редакторе газеты, из прочтения которого следовало, что данный редактор – «дуб» и что таких «дубов у нас много». Редактор, ничего не подозревая, подписал стихи в печать и, естественно, не ожидал ничего плохого, пока Толя под хороший стакан не поведал друзьям о своей проделке, и пока молва об этом не разнеслась по всему городу.

     Так вот, Романенко называл Мостового своим учеником. Насколько это соответствовало действительности, – не могу сказать. Повторяю, для Виктора учителями могли быть только Есенин, Тютчев, Фет… Но Анатолия он уважал и почитал как старшего друга и настоящего поэта, чья посмертная книга стихов поразила до глубины души даже тех, знал его многие годы. С таким же почтением относился Виктор и к Николаю Погромскому, поэту фронтового поколения, проживавшему в соседнем городе Брянке. Свидетельством этому – стихи Виктора, посвященные памяти этих людей, которые впоследствии были переведены мной на украинский язык (душевное родство, близость поэзии Мостового,  лирики его поэтических образов подтолкнули меня заняться переводами его стихов).

***

                          Памяти

                              Николая Погромского

Ах, луна, рыжекудрая бестия,

Взгляд твой режет меня без ножа.

Под твои улетела созвездия

Удивительная душа.

Жил поэт, и фронты, и ранения

Он познал, но судьбину не клял.

Жизнь любил и с мальчишеским рвением

Он до крика строку накалял.

И строка его жизненно мудрая

Удивляла, − светла и свежа.

Так зачем ты, луна златокудрая,

Взглядом режешь меня без ножа?

                                             2002 г. 

***

    Памяти

                                   Анатолия Романенко

Гроб в цветах был, причитанье слезным,

Нам в глаза заглядывал апрель.

Лепестковый запах абрикосный

Заглушал кладбищенскую прель.

Были речи пафосны и строги,

Но возникло чувство у меня,

Что поэта выстраданные строки

В теплоту переливались дня.

Оживала строчек светлых гамма,

Каждый удивленный взгляд бросал,

Смерть сдавалась, пустовала яма,

И поэт вновь в песнях воскресал.

                                                    2004 г.

                       ***

                                Анатолію Романенку

Гроб, могила і жіночі сльози…

Сонце − й те неначебто в імлі…

Пелюстковий запах абрикосу

Забива пріль чорної землі.

Ми його вірші читали знову.

Й відчували друзі і рідня,

Що рядки поета розчудові

В теплоту переливались дня.

Оживала тих рядочків гама.

Я дивився і не вірив сам:

Смерть здавалась, пустувала яма.

Й наш поет в піснях знов воскресав. 

                        ***

                                 Миколі Погромському

Світлий місяць висить над межгір`ям

Й ріже світлом своїм без ножа.

Під його відлетіла сузір’я

Дивовижна поета душа.

Все було: і фронти, й навіть рани.

Знову потім ходити звикав.

Прилучивсь до поезії рано

І до крику рядки розпікав.

Вірш його і карає, і милує,

Й чистий слід свій в душі залиша.

Світлий місяць висить над могилою

Й прямо ріже мене без ножа.

      А еще до этого прощальные пронзительные строки Мостовой написал о рано ушедшем друге Олеге Бишареве, с которым его связывала давняя и бескорыстная дружба. Да и кто не сожалел тогда об уходе Бишарева, нашего неугомонного Бишки, как звали его в узком кругу. Благодаря его стараниям, в литературу было возвращено имя поэта Ивана Приблудного, одного из близких друзей Сергея Есенина. Вместе с Александром Довбанем Бишарев стоял у истоков нашей творческой организации – Межрегионального союза писателей Украины.

***

                         Памяти друга Олега Бишарева

Да, жизнь ненадежно скроена:

Трещит по живому, по шву.

Качаются тополи стройные,

А ты уезжаешь в Москву.

Прощались. К плечу плечо бы

Подольше б с тобой постоять.

Хотел ты меня на учебу

В Москву на литкурсы послать.

Был ветер упруг и напорист,

День зыбью зеленой сквозил.

Да разве я думал, что поезд

Тебя навсегда увозил?

                                   1997 г.

     А это – мой перевод.

            ***                  

                           Другу Олегу Бішарєву

Ці спогади виткані з болю,

З яким я давно вже живу:

Хитаються п`яно тополі,

А ти від’їжджаєш в Москву.

Прощались, як завше, з печаллю.

На річці рябилася гладь.

Хотів ти мене на навчання

В Москву на літкурси  послать.

Пориви тріпали наш одяг.

− Ти ж там бережи хоч себе… −

Хіба ж я міг знати, що потяг

Назавше увозив тебе?

ПАМЯТИ ДРУГА

Еще рано, так рано

Луч в окно заглянул.

Ты ушел без обмана −

Лучше б ты обманул.

Лучше б пьян был мертвецки,

А потом бодро встал

И с наивностью детской

На гармошке сыграл.

Наших будней экзотика

Не взволнует до слез.

Если пьем − так до чертиков,

Пашем − так на износ.

Мы не раз жизнью биты,

Мы не розы средь клумб,

И работал в глуби ты,

 Кладут тебя вглубь…

Ничего, так бывает:

Оборвав бытие,

Всех нас Бог прибирает…

Гвозди в гроб забивают,

Словно в сердце мое.

                                  1992 г.

ПАМ`ЯТИ ДРУГА

Ох, яка ж тільки рана −

Як на серці нарив.

Ти пішов без обману −

Краще б ти обдурив!

Краще був би ти п’яним

І проспав до заграв.

А проснувсь − і з запалом

На гармоні заграв.

Ось така в нас екзотика, −

То забій, то столи…

Якщо пить − то до чортиків,

А пахать − як воли!

Часто шахтою битий,

А тепер відпочинь.

Працював в глибіні ти

І кладуть в глибочінь.

І таке ось буває,

Бо життя таке й є.

Всіх нас Бог прибирає…

Вже й гвіздки забивають,

Наче в серце моє.

     Вполне естественно, что с годами Виктор Мостовой вырос в интересного лирического поэта, издал немало замечательных книг, печатался в различных периодических изданиях, и стихи его не раз были отмечены престижными литературными премиями, а также дипломами победителя литературных конкурсов. Его знают в литературных кругах не только нашего родного Донбасса, но и в Крыму, в России, Москве и Санкт-Петербурге. Мостовой много лет руководил городским литературным объединением «Стахановец», был инициатором учреждения Региональной литературной премии имени Алексея Стаханова, не раз издавал коллективные сборники своих литстудийцев. И что примечательно, никогда не менял своего характера: простой, неимоверно ранимый, чуткий и внимательный к окружающим. Конечно, постепенно ушла юношеская бесшабашность, уступив место жизненной мудрости, но остается прежний молодецкий задор, желание поозорничать… Давайте прочтем еще одно его стихотворение, а также мой перевод на украинский.

                            ***

И вновь к друзьям я дизелем курсирую.

А за окном сирень вся в буйстве цвета!

А рядом чудо − девушка вот эта.

О, как бы я любил ее красивую!

Той юбочки на ней не вижу просто я.

Ах, ножки, ах, коленки ее острые,

Ее лицо такое молодое!

А губы! Боже, жаль, что нас не двое.

Такая красота со мною − надо же!

В сирень бы унести, в узор тот радужный,

И в поцелуях изнемочь, изведав

Всю прелесть и закатов, и рассветов.

                     ***

Знов дизелем до друзів я курсую,

Й мені гріховні мрії не пасують,

Та поруч − молодесеньке дівча:

Ледь-ледь мого торкається плеча.

Ще личко по-дитячому кругленьке.

А ніжки!.. А колінця ці гостренькі!..

Яке ж тільки красиве й молоде…

Це до гріха будь-кого доведе!

Оце б зійти на ближнім полустанку,

Щоб закружляло нас в любовнім танку,

І в поцілунках знемогти, зазнавши

Кохання, про яке я мріяв завше.

     Два слова о его семье, о его самих близких людях. С молодых лет рядом с Виктором была и есть его верная и любящая жена, Людмила, высокообразованная, прекрасно знающая поэзию женщина, которой Виктор не раз посвящал свои строки, ну, и, конечно, любимая дочь Виктория, к которой и обращено это восьмистишие ее талантливого отца.

***

Ночь тишиной опоясана.

Много ль по тропам протопал я?

Ясное имя у ясеня,

Теплое имя у тополя.

Господи, звезды поют нам,

В лунном купаясь источнике.

В мире, таком неуютном,

Ты помоги моей доченьке.

     А ниже – снова мой перевод.

***

Ніч, справді, зоряна, ясная,

Пісня замріяно лине…

Ясне імення у ясеня,

Тепле ім`я в тополини.

Зіроньки падають зливою,

Деякі − прямо в віконечко…

Господи, в світі зрадливому

Допоможи моїй донечці.

     Остается добавить, что Виктор с Людмилой вырастили замечательную дочь. Не будь ее, мы бы недавно могли потерять и друга, и поэта. Но для лечения Виктору пришлось срочно покинуть родной Донбасс, родной  Стаханов, и выехать в столицу России. Именно там, стараниями дочери, Виктор  получил высококвалифицированную медицинскую помощь. Вне сомнения, помогает восстановлению его сил и маленькая внучка, в которой все семейство Мостовых души не чает!

     С днем рождения, дорогой Витя! Жизненных и творческих тебе сил и веры в завтрашний день.

                                                                                                                                                                                                                                    Николай ТЮТЮННИК