Отношения с номинантами мужеска пола у меня не сложились. Перехваленный Поляринов оказался безбожно скучен: литературная кадриль, и ничего кроме. Приходите вчера. Самовыдвиженца Козлова я вообще зарекся читать: все книги, как под копирку писаны. Или?.. А ну-ка наудачу… Так и есть: бомжи собаку съели. Ели уже – в «Свободе». Свидание окончено. Фэнтезийная антиутопия Гаричева имела оскоменный привкус «Дома, в котором». Честь имею кланяться. И так далее.
Так что читал я нынче исключительно женскую прозу. В итоге родился донжуанский список с подобающими пушкинскими аллюзиями.
Насчет фишки 18+: ей-Богу, ни словом не согрешил. Это авторессы резвятся, а страна должна знать своих героев.
Впрочем, давайте по порядку.
ВСЕ В НИХ НА СТАРЫЙ ОБРАЗЕЦ
Нынче проснуться знаменитыми ладят 44 автора. Ответственный секретарь премиального оргкомитета Вадим Левенталь рассудил по-ленински – лучше меньше, да лучше: «Меньше книг в Длинном списке – меньше случайных номинаций, только самые важные новинки – больше внимания каждой книге: вот формула нынешнего сезона».
Меньше стало не только книг, но и номинаторов. Да и состав их обновился. Опять-таки процитирую В.Л.: «Премия – живая, она организует в едином процессе большое количество людей, и чтобы процесс оставался живым, люди должны сменять друг друга». Однако давайте судить о древе по плоду его: номинанты-то сплошь сверхсрочники, ветераны всех премиальных баталий. Абгарян, Букша, Крусанов, Кунгурцева, Минкина-Тайчер, Однобибл, Рубанов, Секисов, Снегирев – и далее в алфавитном порядке, вплоть до Трофименкова и Упыря Лихого. Было из-за чего огород городить, ага.
Что воистину ново – явление в лонг-листе третьесортной порнушки. И в самом широком ассортименте: от гламура в шоколаде до хардкора в шипах. Я по простоте душевной полагал, что прошлогодние лавбургеры – предел нацбестовского дурновкусия. Ан нет, дно оказалось хрупким, вполне по Улюкаеву. Сказано же: самые важные новинки…
СУДИ, ДРУЖОК, НЕ СВЫШЕ САПОГА!
Опять-таки помяну Вадима Андреевича: «Мы перетряхнули и состав Большого жюри: из двадцати его членов половина никогда ранее не принимали участия в работе Нацбеста». Что ж, давайте разбираться, а судьи кто.
Крепких профессионалов среди них двое – Сергей Беляков и Денис Горелов. Но профи у нас повсеместно играют в меньшинстве.
Из старослужащих в жюри трудится Владислав Толстов, критик высокого полета – переселил гриппозных Петровых из Екатеринбурга в Москву. И Наташа Романова, икона питерской контркультуры: «дубиной и шваброй он чурок <censored> в очко». Из новобранцев знаю Татьяну Саламатину: «чуть громче шепота зарделась голова». И Романа Богословского: «таскал на себе мешки, набитые клацающими ртами всепожирающей тоски». Ну о-очень высокий ареопаг.
Отец-основатель «Нацбеста» постулировал: «Сталин говорил (причем как раз писателям и издателям): дело первостепенной важности нельзя поручать третьестепенным людям». Но и у самого Виктора Леонидовича слово чаще всего расходилось с делом, не говоря уж…
Однако пора бы и к донжуанскому списку.
СОКРОЙСЯ, АДСКОЕ ТВОРЕНЬЕ!
(Е. Некрасова «Калечина-Малечина»; М., «Редакция Елены Шубиной», 2018).
Евгения Некрасова – наглядное пособие по литературному пиару. Ее дебютная книжка получила «Лицей». Вторая была напечатана в самом респектабельном издательстве страны и тут же номинирована на «Нацбест» – поинтересуйтесь, кем. В мордокниге пользователь под ником «Калечина» активно набивается ко всем в друзья. И так далее. Тут, знамо, не без водолаза, да не о нем у нас речь.
«Калечина-Малечина» – Линдгрен, помноженная на Петрушевскую: сказочка про всеми обиженную девочку и ее чудесную подругу в агонизирующем провинциальном городке, населенном сплошь подонками. И худшие из них – взрослые, они же «выросшие». Впрочем, невыросшие немногим лучше.
Проблема в том, что героини Некрасовой, в отличие от Малыша и Карлсона, симпатий не вызывают. Приданое четвероклассницы Кати – тупость на грани дебильности, явные признаки обсессивно-компульсивного расстройства (навязчивые присказки «Катя катится-колошматится», «Катя вывязывает и довязывает») плюс нездоровая для нежного возраста озабоченность («внизу живота приятно зазвенел крохотный колокольчик»). А чудесная подруга оказывается мерзкой нежитью – с иссиня-желтой кожей, щучьими зубами и куриными лапами. Дальше Линдгрен и Петрушевская умолкают, и начинается классическая садюшка: «Катя кикимору в класс принесла, – долго кровища по партам текла».
Редко говорю о моральной стороне текста, но тут придется.
В эпилоге Е.Н. подводит итоги девичьей дружбы: одноклассник, побывав под машиной, едва не лишился ноги, одноклассница повредилась умом, нелюбимая учительница вышла из больницы «настоящей слепой старухой»… Про кражу кошелька на этом фоне можно не упоминать – пустяк. Досаждает один вопрос – по-моему, существенный: а чем, собственно, Катя лучше своих супостатов? Если кто не понял, сладкая парочка доколошматилась до уголовки: вред здоровью различной степени тяжести (ст. 111, 112 УК РФ) и кража личного имущества (ст. 158 УК РФ). Сейчас, чувствую, набегут адвокаты и навзрыд всхлипнут, что кикиморы – не пригодившиеся никому в мире живых невыросшие… и еще что-нибудь про демонов в душе одинокого ребенка… Вы еще Чикатило с Пичушкиным пожалейте, сердобольные мои, – тоже ведь отверженные страдальцы с детской психотравмой в анамнезе.
Однако Бог с ними, с этикой и юриспруденцией, – внелитературные материи. Вернемся к изящной словесности. К навязчивым присказкам надо бы добавить и навязчивую конъюнктурность – то и дело натыкаешься на актуальные тренды: если не детский суицид (#китыплывутвверх), то педофилия (#MeToo). Для полноты картины прибавьте и навязчивые футуристические слововыверты: «лягушонисто растопырила ладони», «водопаднул», «прилинолеумилась», «принцессово поднялась»… Некрасова колошматится-вывязывает и думает, что все это страх как принцессово, а по мне так сверх меры лягушонисто.
И при чем тут ремизовская песенка? Да так, нашему забору двоюродный плетень…
Я БЛИЗ КАВКАЗА РОЖДЕНА
(М. Ахмедова «Камень, девушка, вода»; М., «АСТ», 2019).
Теоретически новая книжка Марины Ахмедовой – о том, что постсоветский идейный вакуум заполняется разного рода опасными суррогатами. А практически – о том, что стареющая учительница Джамиля любила ваххабита Расула, пекла цкен и варила хинкал. И ее коллега Марьям, – молодая, дерзкая и пышнотелая, вуй-вуй, астагфируллах! – тоже любила Расула. Но вместо хинкала сделала ставку на хиджаб. Когда Марьям поняла, что свадебным подарком ей станет пояс шахида, – тут же утопилась. Поди пойми, зачем. Должно, для пущего драматизма. А тем временем Зейнаб, Зухра, Зара, Зумруд и Зарема, – все на букву «з», товарищ Сухов, и тот запутается, – сплетничали, беременели, пили чай с финиками и тихо грустили о полузабытых дедовских адатах.
Из конструктора Caucasian Lego собрали уже добрых полтора десятка книжек, но Ахмедова работает так, будто не было ни Садулаева, ни Ганиевой. Поступим, как и с ними: перенесем действие в другие широты. Безымянное дагестанское село станет деревней Гадюкино, где живут веселушки Нинка, Настя, Нюрка, Надюха и Наташка, а две учителки, Дашка и Машка сохнут по жигану Ромке – топитесь, девушки, в пруду довольно места. Будете читать?
Что остается за вычетом кавказской экзотики? Небольшая повесть, которая силится быть романом и старательно размазана до девяти авторских листов – рота бесполезных статистов, штабеля ненужных ретардаций. Плюс чурчхела и пахлава – каждой по центнеру: «страшное варево мести в его душе забурлило сильней», «клинок, слепленный из ее голоса, пронзил меня», «Зарема открыла свой сладкий рот и выпустила из него тени прошлого»… Бестужев-Марлинский на том свете бьет в ладоши и просится на мастер-класс.
Астагфируллах, но правы были ильфопетровские герои, когда клялись не писать про узун-кулак, шайтан-арбу и прочий шашлык-машлык. Во-первых, местный колорит быстро приедается – и раньше всех самому автору (сужу опять же по Садулаеву и Ганиевой). Во-вторых, ну моветон же, право слово.
ВОТ СЧАСТЬЕ! ВОТ ПРАВА…
(О. Столповская «Ненавижу эту сучку»; М., «Эксмо», 2018).
Необходимая преамбула: 21 января «Эксмо» провело «Большую авторскую конференцию». Большие боссы издательства открыли прозаикам глаза на тенденции российского книжного рынка. Чтоб вы знали, по мнению экспертов, самыми востребованными в фикшн и нон-фикшн темами со дня на день станут извраты и феминизм. Авторам строго-настрого велели помнить: «ЛГБТ и феминизм хорошо продаются».
Но Ольга, крестница Киприды в подсказках не нуждается: выпустила очень своевременную книгу со стахановским опережением графика.
О.С. кинорежиссер, – снимает фильмы по собственным сценариям (видно, других желающих не нашлось). И по совместительству – жена Александра Снегирева, тоже нынешнего номинанта. Но конкуренция прозаиков – сущая мелочь сравнительно с войной полов. «Эта книга о современной женщине, не желающей быть подстилкой для мужчин», – заявляет авторесса. И обобщает: «Это книга о свободе. О людях, самостоятельно формирующих свои ценности».
А вот тут к месту будет Ницше: «Свободным называешь ты себя?.. Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?»
Лирическая героиня Столповской сознательно формирует свою аксиологию – и это, сами увидите, всем ценностям ценности. Спит с австралийкой Алекс. Объедается кексами в кафе. Снимает видео «про радость влагалища, избавившегося от супружеского секса». Любуется в секс-шопе розовым самотыком. Рассуждает, что лучше приготовить, пиццу или салат с кальмарами. И так далее – покуда импортная подружка не пошлет ее в пешее эротическое. Вот счастье? вот права? – да было бы из-за чего пальцы гнуть…
Творческая свобода О.С. – точно в границах дамского покетбука, с небольшой поправкой на нетрадиционную ориентацию: «Останавливаться уже не хотелось, мы оказались на ковре, я гладила и щипала ее большие коричневые соски… Ее кудри змеями расползались по паркету», «Алекс, икнув, увлекла меня в темноту тропического сада и в темноту своего тропического лобка». Дешевка это, милый Амвросий, а не свобода.
Если ставка была на культурный шок, она явно не оправдалась. Не взыщите, сударыня, но энтого самого товару-с у нас и так на пятачок пучок, во всю азбуку-с: от Ануфриевой да Богельфер до Юсуповой да Яковлевой. Удивить желаете-с? – так извольте-с прожектец: «Русская режиссерка предпочитает больших ротвейлеров». Коли во всех статьях развернете-с, так оченно даже завлекательно выйдет-с.
И последнее: года четыре назад в нацбестовском лонге оказался лесбийский «Карниз» Марии Ануфриевой, точно такой же гибрид квира с лавбургером. Барышню проводили гнилыми помидорами. История – великий учитель, но где ее ученики?
КАК ШИРОКО! КАК ГЛУБОКО!..
(Упырь Лихой «Славянские отаку»; М., «Флюид FreeFly», 2018)
Новгородский поп Упырь Лихой оставил на полях «Толковых пророков» приписку: «тѣмьже молю всѣхъ прочитати пророчество се». О чем пророчествует его самозваный тезка aka Елена Одинокова, редакторесса «Неоновой литературы»?
Любой упырский сюжет рано или поздно выруливает к анальному сексу. Загляните в «Путевку в литературу», в «Потерянную невинность Эльфриды Б.», в «Милую Елену» – тема представлена где намеком, а где во всю ширь и глубь. Влажные девичьи мечты чаще всего для приличия вяло прикидываются сатирой. В «Славянских отаку» авторесса покусилась на политический памфлет о российско-украинском кризисе. С о-очень дипломатичным разъяснением: «Цель в том, чтобы люди забыли о своем национальном достоинстве и вспомнили о достоинстве человеческом». Но опять-таки давайте судить о древе по плоду.
Киевлянин Коля Дмитрук перед веб-камерой по заказу российских зрителей то режет себя ножом, то сует себе в сфинктер что ни попадя:
«Коля лихорадочно затянул ремень на горле, перехватил его правой, а левой загнал бутылочное горлышко себе в дырку… Донышко выскользнуло из пальцев, вымазанная коричневым бутылка упала на ковер».
Клятые москали гогочут, обзывают видеоблогера хохлом и укропом, изобретают унижения одно хуже другого, а потом украинская тема полностью растворяется в групповухе – втроем, вчетвером, вшестером, с подручными средствами и без:
«Егор лежал со связанными впереди руками и громко стонал… Сергеич драл его огромным длинным огурцом и бутылкой».
Oh, das ist fantastisch!
Вновь приходит на ум Топоров: «Вообще то порнографической литературы не бывает, но когда особенно гнусно, это все таки порнография».
В отличие от Виктора Леонидовича, копеечный эпатаж мне по барабану. Пиши что хошь, лишь бы талантливо. Сужу по собственному опыту: страниц через 30 однообразный fantastisch вас утомит, а еще предстоит увязнуть в хентае, споткнуться о сетакон, вляпаться в яой… Изъясняется Одинокова точь-в-точь по группенфюреру Мюллеру – существительными и глаголами, а вместо характеров здесь – амплуа из японского голубого анимэ: шота, сэмэ, укэ и проч.
Любопытная деталь: «Славянские отаку» изданы в серии «Книжная полка Вадима Левенталя». Там же изданы и другие номинанты нынешнего сезона: Краковская («Катастрофа! У француза сантиметров восемь!») и Ридош («Лелик кончил, приподнялся, вытащил член из Ирки и, стоя на коленях возле нее, спросил: – У тебя что, менстряк?»). Впрочем, к Упырю Лихому это уже не имеет отношения.
…И ПРИМИРЕН С ОТЕЧЕСТВОМ МОИМ
(Е. Александрова-Зорина «Треть жизни мы спим»; М., «Эксмо», 2018)
Ясперс считал: болезнь, смерть и вообще любое страдание есть пограничная ситуация, которая приводит человека на грань бытия и небытия, и тот освобождается от привнесенных условностей, осознает свою земную жизнь как иллюзию и соприкасается с трансцендентными началами – проще говоря, познает истину. Елизавета Александрова-Зорина поставила своих героев именно в такую ситуацию.
У него, неудавшегося писателя, за плечами лишь череда безликих баб, и ничего кроме. У нее, популярной актрисы, весь жизненный багаж – заученные реплики из ролей. И если у него последняя стадия рака простаты, а у нее – лимфома в терминальной стадии, что им остается? «Ты несчастная девочка, которая ровным счетом ничего не знает о самой себе, а я старый козел, который не знает, зачем ему жить, и давай договоримся, что мы покончим с этим дурацким театром и, возможно, что-то изменим в твоей и моей жизни, от которых, надо признать, не так уж много осталось, а от твоей так почти ничего».
Им осталось несколько месяцев – и в этот срок они дарят друг другу несбыточное, немыслимое: возможность прожить непрожитое, прочувствовать непрочувствованное. Любовью их отношения не назовешь: гормональный фон не тот. Он – евнух в постоянно мокром подгузнике, она – обезображенная болезнью, безгрудая после мастэктомии, в отвратительных шишках на высохшем теле. Однако смею уверить: это больше чем любовь. Агапэ, если угодно.
О чем пишет Е.А.? О том, что внутренний мир человека неизмеримо больше мира внешнего. О том, что прекрасное вне тела не только радостнее, но и не в пример надежнее. О том, что достойная смерть – искупление всех грехов и оправдание бездарно прожитой жизни. И, по-хемингуэевски, о том, что человека можно уничтожить, но победить нельзя.
Треть жизни мы спим, гласит заголовок. Роман утверждает: на самом деле – гораздо больше. И дай Бог очнуться хотя бы под занавес.
Как пишет Е.А.? Очень чистым русским языком, что по нашим временам уже немало. Долгими, в три-четыре сотни слов, периодами. Странное дело, но они не выглядят громоздкими, как у Терехова или Сальникова – спасает феноменальное чувство ритма и умение интонировать. Плюс снайперски точные тропы: «заговорил на своем языке, похожем на грохот телеги, проезжающей по разбитой ухабистой дороге», – таких находок в тексте немало.
Ложка дегтя: по-моему, писательница несколько перестаралась с авантюрной линией, – но кто из нас Богу не грешен да царю не виноват?
Не скажу, что «Треть жизни мы спим» – книга на века. Книги вообще товар скоропортящийся. Но эта со мной останется. Думаю, надолго.
ЕЩЕ ОДНО, ПОСЛЕДНЕЕ СКАЗАНЬЕ
«Нацбест-2019» – вполне себе «Нацбест»: там – скука, там – обман иль бред. Добротно сделанный текст, уверен, здесь попросту не заметят. Не те у наших литературных паралимпиад задачи. Хоть плюнуть да бежать, сказал бы Александр Сергеевич.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.