Алексей Чаленко

Слава героя нашего интервью началась с телевидения, хотя его творческие корни – в театре. О противоречивом опыте становления в профессии, людях, которые были рядом, открытиях и заблуждениях рассказал «ЛГ» один из самых популярных артистов 90-х, талант которого по-прежнему востребован, раскрывается ярко и порой неожиданно.

– Когда мы договаривались об интервью, вы сказали, что находитесь на съёмках. Если не секрет, где сейчас снимаетесь?

– По заказу канала «Россия» снимается сериал «Артист», где у меня главная роль. Это история о воре-рецидивисте по кличке Артист, который выходит на свободу. История связана с театральными увлечениями его молодости. Герой ставит перед собой цель – восстановить справедливость и вернуть деньги, которые были им спрятаны до заключения. Моему герою предстоит перевоплотиться в десять разных персонажей, сыграть, по сути, роли десяти разных людей, в том числе и женщины.

– Сегодня вы столь же востребованы, как во времена «Городка»?

– Во времена «Городка» я был востребован только «Городком». «Городок» – проект, возникший из-за тотальной невостребованности в кино и театре. С другой стороны, какие-то иные проекты вряд ли могли состояться, ведь «Городок» отнимал практически всё наше время, по крайней мере первые 10 лет.

– «Городок» возник вскоре после распада СССР. В советских реалиях реализовать себя было трудно?

– Вопрос не в самом факте распада Советского Союза. Уже на излёте СССР появились ростки нового телевидения с новыми возможностями. В рамках прежней системы «Городок» просто не мог бы появиться. Но было бы цинизмом сказать, что я реализовался, потому что погибла страна, которая меня вырастила. Просто пришли другие времена, невероятно сложные, несчастливые для очень многих людей. Одна страна умирала, а другая всё никак не могла родиться, и, может быть, мы со своим «Городком» хотя бы в какой-то мере помогли этот период истории пережить. Кто-то из зрителей недавно написал в Сети, что мы примиряли прошлое с настоящим. Для меня очень важна такая оценка. Может быть, в том и состояла наша миссия. Мы старались общаться со зрителем, не оскорбляя прошлое, смеясь над настоящим и с надеждой на будущее.

В новом постсоветском телевидении было немало перехлёстов, но нас любили зрители, поощряло начальство. Приветствовалось всё, кроме бездарного и скучного. Требовались острота и лёгкость. У Станиславского есть верное определение, каким должен быть театр: проще, легче, выше, веселее. Важно не забывать про «выше». К сожалению, многие эту часть наставления упускают.

2001 год. Авторы «Городка» на вручении премии «ТЭФИ»
(Дмитрий Коробейников / РИА новости)

Конечно, мне очень повезло с партнёром. Илья – это тот случай, когда представление зрителя об актёре совпадает с тем, каким он был в жизни. Илья подтверждал формулу, что звезда – это интересный и необычный человек. Этим он притягивал к себе в кадре. Очень своеобразная личность. Производил впечатление добряка, чуть медлительного, доброжелательного человека. Всё так, но при этом мало кто знает, что он был невероятно начитанным, всегда с собой у него была книга. Я не мог понять, как можно ехать в машине на переднем сиденье и читать. Меня укачивает через две минуты, а переезды у нас длились сутками. И всю дорогу он читал. Вкусы у него были необычные. Кроме хорошего кино он, например, обожал мультфильмы. Любил серьёзную литературу и увлекался фантастикой. Обладал врождённой грамотностью. Человек, который с горем пополам окончил школу, а потом цирковое училище, сумел, уже в 1990-е, написать книгу, в которой корректоры не нашли ни одной ошибки. Он не очень любил учить текст, но при этом не имел телефонной книжки. Его можно было спросить: «Илюша, помнишь, во Владивостоке парень был, администратор?» И он с ходу говорил код города и телефон. Так он держал в голове сотни номеров… Мало кто знает, что он неплохо рисовал, коллекционировал живопись. Выгодой не руководствовался, покупал что нравится – из каждой нашей поездки картины привозил… Музыку писал.... А каким он был другом и феноменальным партнёром! За ним я чувствовал себя как за каменной стеной. Илья был человеком тихого поступка.

– И всё же по возрасту вы с Ильёй Олейниковым вполне могли бы состояться как актёры и во времена СССР…

– Всё же у нас разные биографии… Илья Олейников был довольно известным артистом, когда работал в паре с Романом Казаковым. Их показывали по телевизору несколько раз в год, а это по тем временам – успех. Пара была популярной, но Роман умер совсем молодым, Илюша остался один, а он всю жизнь признавался, что категорически не способен работать без партнёра, очень остро переживал потерю друга. Через много лет ситуация повторилась со мной, в лице Ильи Олейникова я потерял и партнёра, и друга….

Моя биография сложилась по-другому. Я был артистом великого театра Товстоногова, Большого драматического театра имени Горького в Ленинграде. Другого такого театра не было, нет, дай Бог, чтобы когда-либо появился… В БДТ служили великие артисты – Алиса Фрейндлих, Олег Борисов, Павел Луспекаев, Ефим Копелян, Сергей Юрский, Олег Басилашвили, Кирилл Лавров, можно перечислять и перечислять…

Да, в БДТ моя личная судьба не очень сложилась, но я повторял и буду повторять: всё, что я умею делать, я увидел, услышал, прочувствовал и понял именно в БДТ. Пусть не подтвердил свою актёрскую состоятельность заметными ролями, но зато пронёс любовь и уважение к этому театру через всю жизнь.

– Есть вина Товстоногова, что он не смог увидеть в вас большого артиста?

– Определение «вина Товстоногова» применительно к молодому артисту Стоянову всё же звучит смешно. Такой бесхитростный взгляд на судьбу актёра, кстати, был свойствен Илюше, он был парень прямолинейный… Рассуждал в том же ключе, что и вы сейчас, говорил: не бывает, чтоб артист был плохой и вдруг стал хорошим.

А вот я, если что-то не удаётся, виню только себя. Если режиссёр, да ещё и такой великий, как Товстоногов, не обратил внимания, не его в том вина. Значит, это я не смог себя проявить.

БДТ представлял собой точно работающий механизм, построенный на дисциплине и чувстве ответственности. Я человек дисциплинированный, но чувство ответственности мне вредит в работе, я люблю в творчестве баловство, хулиганство. Если я не смог ощутить себя свободным, раскрепощённым, то не театра в том вина. В ГИТИСе я был воспитан в традиции экспериментаторства, лабораторного подхода к делу. И вот из этого инкубатора попал на завод по производству шедевров и, наверное, растерялся. Плюс у меня возникли семейные неурядицы, романы, что не лучшим образом сказалось на карьере… Правильно было бы сказать, отвечая на ваш вопрос, что правда где-то посередине, как обычно и случается в жизни, но я никогда не скажу, что великий режиссёр Товстоногов виноват перед Юрой Стояновым! Абсурдная формулировка!

– В 2016 году умерла Зинаида Шарко, одна из ведущих актрис БДТ. Вы называли её своей театральной мамой. Чем она вам запомнилась?

– Уникальная актриса и уникальный человек. Если кто-то из молодого поколения не вспомнит, о ком речь, нужно обязательно посмотреть «Долгие проводы» Киры Муратовой и «Фантазии Фарятьева» Ильи Авербаха … В жизни – нежная, хрупкая, возвышенная, трогательная, с тонким чувством юмора. Доброжелательность проявляла ко всем, а особенно к пришедшим в театр молодым артистам. Она была намного старше меня и относилась ко мне как к сыну, «играла маму». Я часто вспоминаю случай: в 1979 году нескольких молодых актёров, и меня в том числе, призвали в армию, дело было накануне ввода войск в Афганистан. Тогда всё было строго, никакие отсрочки не работали, театр ничего не мог сделать. Первые полгода мы служили под Ленинградом в учебке, и вот нас отпустили в увольнение, и мы оказались в нашем театре, пришли за кулисы. Заканчивался спектакль «Прошлым летом в Чулимске», и после аплодисментов и поклонов мимо нас проходят Лавров, Борисов, Трофимов. И никто с нами не здоровается, только головой кивают на наши приветствия. Через месяц службы нас просто не узнали. Мы в х/б форме, наголо стриженные, а до армии волосы у меня до плеч были. И Шарко тоже проходит мимо и вдруг разворачивается: «Сынку!» А потом разрыдалась... Я это помню по сей день.

– Да, замечательная актриса, роль в «Фантазиях Фарятьева» особенно запомнилась. А вы были знакомы с Авербахом?

– Я участвовал в пробах на его картине, но их проводили ассистенты. Раньше была такая система, сначала – фотопробы претендентов, потом снимки группировали, вывешивали на доске и смотрели, как артисты друг с другом сочетаются. А по итогам – опять пробы, уже вживую. Я дальше фотопроб не прошёл. Замечательный режиссёр Илья Авербах написал карандашом на моём фото: «Актёр с неопределённой внешностью». Напрашивается вопрос, виноват ли передо мной Авербах, но, как и в случае с Товстоноговым, говорю с уверенностью – не виноват!

– С Олегом Басилашвили до сих пор дружите?

– Да, но, к сожалению, общаемся редко. Олег Валерьянович очень мне помогал, давал ценные советы – мне посчастливилось играть с ним в нескольких спектаклях. Он смотрел на меня так, будто я – это он в молодости… Не виделись мы лет десять, а недавно я пришёл на спектакль «Лето одного года», где в главных ролях Басилашвили и Фрейндлих. Как они играли! Великие артисты! Я будто вернулся в БДТ времён моей молодости!.. После спектакля мы с Олегом Валерьяновичем посидели, опрокинули по рюмочке по старой памяти и потрясающе пообщались.

– Обо всех звёздах БДТ времён Товстоногова расспросить не получится, хотя и хотелось бы, но давайте вспомним Владислава Стржельчика и Олега Борисова…

– Стржельчик – очень яркая личность. Громкий, заметный, любимец женщин. Невероятно красивый человек, и он это знал, и он этим пользовался. Не помню случая, чтобы его выход на сцену не был встречен аплодисментами. При всём внешнем блеске он был очень глубоким артистом. Хотя по типажу не совсем товстоноговским. Георгий Александрович пришёл в театр с группой своих актёров – Лебедевым, Дорониной, Басилашвили, а Стржельчик из старожилов. Напомню, что до прихода Товстоногова репутация у БДТ – неуспешный, покинутый зрителем театр, Товстоногову предстояло совершить революцию. И Стржельчик сумел стать его артистом, что было очень непросто…

Про Владислава Игнатьевича сложено немало легенд, и я один из авторов, причём основывался я на реальных событиях. В моей книге большая глава, посвящённая Владиславу Игнатьевичу. Мы жили рядом у парка Победы, он часто меня подвозил, я бывал у него в гостях. Много было и смешного, и грустного. Умер он в 1995-м, я был тогда с Илюшей на гастролях в Алма-Ате и никак не мог приехать на прощание. А Илья мне сказал тогда, чтобы я не переживал – раз не видел его мёртвым, значит, буду помнить живым. И я вспоминаю его живым – ярким, эдаким Актёр Актёрычем в самом высоком смысле слова.

1988 год. Афиша спектакля БДТ «Амадеус». 
Юрий Стоянов – Моцарт, Владислав Стржельчик – Сальери

Мне посчастливилось видеть не только роли, где он герой-красавец. Я помню, например, спектакль «Цена» по Артуру Миллеру, Стржельчик играл Грегори Соломона, старого еврея-торговца. Там был момент, когда он доставал из платочка варёное яйцо и трясущимися руками чистил, стараясь не уронить скорлупки, собирая их в платочек, и в это время у него – трагический монолог. Это была невероятная сцена!

Меня можно упрекнуть, что я отношу к великим всех, о ком вспоминаю, и Стржельчика, и Олега Борисова. Но я не могу использовать по отношению к ним слово «замечательный»... Потому что они именно «великие». В последнее время звания «великий», «гениальный» присваивают с лёгкостью. Эти эпитеты стали общим местом любой панихиды. Я не хочу обижать память ушедших артистов, но я не знаю, кем мне тогда называть Стржельчика и Борисова, супервеликими и супергениальными?

Олег Иванович Борисов был мучеником профессии. С непростым характером, с шипами, нервный. Много несправедливого с ним происходило. Он узнал успех в самом начале, когда ещё работал в Киеве, после фурора фильма «За двумя зайцами». Это была всесоюзная слава. Потом провал, потом работа в БДТ. Он очень переживал, что не сыграл Хлестакова в «Ревизоре», но мне логика Товстоногова понятна. Время было непростое, концепция спектакля политически острой, Городничего играл Лавров, на сцену, по сути, выходил первый секретарь обкома. Артист, который раньше играл Ленина, появляется в образе Городничего, и если на роль Хлестакова взять Олега Борисова, то спектакль получился бы гиперсоциальным, заведомо непроходным. Возможно, Борисов добавил бы остроты, но ушла бы комедия. Я не помню спектакля, где бы я так смеялся, – Басилашвили сыграл Хлестакова блестяще.

Олег Иванович всё это сильно переживал. В театре чувствовал себя одиноким. При этом мог быть весёлым, очень заразительно смеялся. Но мог быть и жёстким, бескомпромиссным. Он ушёл из театра с огромной обидой на Георгия Александровича. Олег Иванович написал одни из самых грандиозных актёрских мемуаров – «Без знаков препинания». Эту книгу можно сравнить разве что с мемуарами Чарли Чаплина.

2020 год. На съёмках сериала «Вампиры средней полосы»

– А как складывались ваши отношения с государством и во времена СССР, и после?

– Жванецкий когда-то мудро сформулировал, когда ему вручали какую-то награду: «Пожалуйста, не мешайте мне работать и не оставляйте меня одного…» Вот идеальная форма взаимодействия с государством.

Я живу в России, это моя страна, я здесь работаю, тут живут мои зрители, я думаю на языке моей страны, я знаю всё хорошее и всё трагическое, что было в её истории. Но если по-честному, я же человек из Советского Союза, я воспитан в то время. И всё хорошее во мне оттуда, и все страхи мои оттуда. Но мне всегда было интересно жить сегодняшним днём.

Я работал в частной компании, которая производила «Городок». Я ушёл из БДТ и больше в штате какого-либо театра не числился. Я работал только по договору – «приходящий актёр», эдакий воскресный папа. Я никогда не пользовался привилегиями, не входил ни в один высокий кабинет с какой-либо просьбой, но при этом мы с Ильёй получили от государства звание «Народный артист России», минуя заслуженных, – уникальный случай. Отношение ко мне государства всегда было очень деликатным. Меня никогда не призывали где-то выступать, за что-то агитировать. Мне никогда не предлагали должность чиновника, руководителя какого-нибудь департамента на телевидении или худрука в театре. Загубил бы всё! Наверное, это хорошо понимали начальники. Я слишком экспрессивный, вспыльчивый – человек чувства.

– Как вы восприняли распад СССР, ведь ваши родители жили на Украине? Помните события 1991 года? И вообще, вы интересуетесь политикой?

– В августе 1991-го я был с товарищем в Одессе. Мы на машине путешествовали, проехали всю Украину, машина была завалена канистрами, запасались впрок из-за тотального дефицита бензина. А ещё в багажнике – ящик водки. В Белоруссии и на Украине меняли водку на бензин.

Я не могу сказать, что утром 19 августа, когда сообщили о создании ГКЧП, я догадывался, что происходит что-то страшное. И хоть я был далёк от политики, но, пожалуй, ощущение надвигающегося коллапса возникло. Самое страшное – это неопределённость. Что дальше, как теперь жить? К переменам мы оказались не готовы, в эмпиреях витали, всё – понаслышке, мыслей – нет, одна интуиция. Постепенно накапливалось ощущение страха, иногда переходящего в злость. Опять без меня решение приняли? Никто ведь не спрашивал в Беловежской Пуще, согласен ли я, моя мама, мой папа… Моего отца и погубил, в прямом смысле, развал СССР. Он тяжело болел, а наступили времена, когда не было ничего – физраствор для инжекций не могли достать, я уже не говорю о серьёзных препаратах для химиотерапии, да и денег у меня не было…Но парадокс в том, что абсолютно реализоваться я смог именно после 1993 года, в котором и возник «Городок», а, быть может, не парадокс, а закономерность.

Беседу вёл
Алексей Чаленко