Елена ЧЕРНАЯ, член Союза писателей России      

Любой и даже небольшой провинциальный город имеет точку сосредоточения, некую доминанту - то место, откуда можно охватить окрестности одним, длящимся в круговой панораме взглядом. И этот насчитывающий не одно столетие город не исключение. Господствующая высотка занята храмом в честь особо почитаемого на Руси святого.

Но сам храм полуразрушен. Взорвана колокольня, имевшая диковинные башенные куранты, подаренные владельцу завода царем Петром. Но увидеть храм целиком не дает высокий забор, и по свежести еще не почерневших досок, недавно возведенный, окружающий обширное церковное пространство.

Впрочем то, что с дороги, проложенной по плотине под церковным холмом, кажется руинами, таковыми не является. Храм под зеленым куполом венчает золоченный крест, стены сияют свежей побелкой, пространство вокруг постройки, хоть и находится в запустении и заросло бурьяном, усыпано битым кирпичом, носит следы недавней расчистки. Груды разнородного мусора, старых досок, заржавленного металла, доменной шихты, битого камня, занимают значительное место в углах оград.
Миную церковную колоннаду и город широко раскидывается перед моими глазами. На другой доминирующей возвышенности массивно и по византийски купольно обосновался еще один Храм. Как это прекрасно, что гармония венчает и притягивает, и не только атмосферные и блистающие идеологическим рвением молнии, но и взоры, и не столько красотой, но и верой.

Обширная территория некогда передового своими технологиями и новациями в металлургическом деле уральского завода хаотично застроена промышленными зданиями. Особо выделяется массивный железный корпус уже не работающей доменной печи. С другой стороны, залитый ярким солнцем, сияет пруд, зеленеют тополя на плотине и, наконец, видно, как через створ плотины серебристый водный поток устремляется в сторону частных домов и теряется в мешанине крыш и бревенчатых срубов старого города.
А дальше открытую перспективу перехватывает серая стена новой застройки, кажушаяся отсюда единым неразрывным монолитом. А еще дальше, не вижу, просто знаю - реликтовая кедровая роща... с возвышающимися над молодой порослью седыми вековыми исполинами...
Сама собой возникает мысль, что на этой Храмовой горе, посути ещё и - Голгофской, поскольку, Храм этот принял выпавшие на его долю муки, будучи рукотворным символом веры, я стою, подобно улитке на склоне потухшего вулкана, но в отличие от неё знаю, что на этом месте и в открывшейся передо мной панораме растворено несколько веков борьбы и гонений за веру. Страсти раскола. Не вчера произошло это на Руси.

Века прошли, но вехи и зарубки прошлого остались, и особенно больно и жестко они напоминают о последнем столетии, окрашенном революционными потрясениями и гражданской войной братьев: Каина и Авеля.
Результатом последующими чисток и "прополки рядов", ковки и перековки явился новый человек "особой социалистической формации".
А теперь уже и -"новый русский", и плохо перестроившийся "старый русский" получили в наследство от этого века такое поле исторических фактов и артефактов, что копать, не перекопать...

Опять вижу, мысленным взором, кедровую рощу, но не свидетели-исполины притягивают взор, а небольшой и скромный знак на месте расстрела сорока сторонников... Каина, а может быть Авеля? Кто теперь даст правильный ответ..., кем был Авель "красным" или "белым", а тогда на чьей стороне стоял Каин, за "белых" или за "красных"? Знаю точно - кровь и у того, и у другого была красного цвета. Жертвы братоубийственной войны до сих пор вопиют и взывают к нам в поисках справедливости. Но как нам дать объективную оценку, если Каин и Авель, как двуликий Янус все время меняются местами?

Поклонные кресты на местах расстрелов, учиненных полком "Красных орлов" с Храмовой горы не видны, так же как и не удается рассмотреть памятник павшим красноармейцам на центральной площади городка. А если поднять глаза выше и устремить взор за некую границу в соседний город, по сути составляющий одно целое с этим, то и там можно узреть поклонные кресты, памятник павшим в годы жестокой войны времен Каина и Авеля, и там же несомненно взгляду предстанет величественный, недавно восстановленный на месте взорванного, Собор. Стены его из красного кирпича - некий символ современности и дань и скорбной памяти о тех временах.

А если разговориться с кем-нибудь из прихожан, то непременно услышишь об отце Алексии Кузнецове и отце Петре Дьякове и многих других безымянных жертвах, нашедших свою кончину от рук карательного отряда Красных орлов в лесу в смоляных ямах за узловой железнодорожной станцией.
Когда полк Красных орлов в пылу отступления покинул завод и поселок, страшная картина открылась на месте расстрелов. Смоляные ямы были заполнены мертвыми истерзанными телами, а поверх всех - нашли тело отца Алексия Кузнецова.
И по словам очевидицы: "ярко горел, сиял крест на его груди..." Похоронили убиенного в ограде храма. Но со временем место могилы было утеряно.
Но вам расскажут также и о произошедшем не так давно чуде - обретении места, где был похоронен отец Алексий Кузнецов. Однажды сорока унесла иконку с временного иконостаса в гнездо на березе. Местные старожилы вспомнили, что именно там скорее всего и находилась могилка, потом безымянный могильный холмик, под которым и упокоен отец Алексий.

Из церкви выходит невысокий человек в рабочей одежде, поджарый, почти седой. Он сдержанно улыбается и заговаривает со мной. По некоторому характерному для кавказских народов акценту - понимаю, что он, скорее всего грузин или армянин. На мою просьбу о разрешении осмотреть храм он сосредоточенно кивает головой, и мы возвращаемся к храму.

Все говорит о былом великолепии. Безупречно-правильные четкие и ясные объемы каменного четверика, небольшой полусферический купол прочно сидящий на световом барабане-ротонде. Фасад с одной стороны строго и величественно поддерживает четырех колонный портик дорического ордера с расставленными попарно стройными колоннами, от второго - остались только колонны. Зияет провалом фасад, к которому когда-то примыкала взорванная в послевоенную тяжелую бытность колокольня.

Внутреннее пространство храма покоится на массивных колоннах, устремленных под закопченные своды. В арочных окнах и планировке храма угадываются классические черты, присущие храмам восемнадцатого века. Иконостас, временно выполнен из фанеры и досок, закрывает закопченные стены полукруглой сакральной алтарной ниши. Кое-где на сводах проступают очищенные от копоти, чудом сохранившиеся потускневшие и слабо различимые в полутьме фрагменты фресок.

Восстановительные работы идут своим чередом. Под купол уходят деревянные леса, арочные окна вновь застеклены, выметен пол и расчищены углубления, по которым когда-то, в светлую бытность, для обогрева подавался горячий воздух.

Давно вожу в машине церковную пахнущую медом и настоящим пчелиным воском свечу. Вот и пригодилась. Зажигаю и ставлю у иконы Пресвятой Богородицы. Легкое пламя свечи колеблется, но все же горит, стойко преодолевая попытки сквозняка погасить его.

Тем временем мой благодетель открывает для меня восточные врата. Летнее солнце врывается в храмовое пространство. Свет отдельными пятнами выхватывают из полутьмы стены, рябит в столбах повисшей в воздухе строительной пыли.
И тут происходит почти чудо, или мне кажется, что над алтарной стеной золотом слабо проступает лик Спасителя. Он - меркнет, потом опять проступает неровными пятнами там, где красочный слой почти стерт, и ярче и явственнее по золотому нимбу и ясному святому лику. Налетевший ветер внезапно захлопывает дверные створки, гасит свечу. Темнота поглощает мое видение. Но какое-то время проступивший было лик стоит перед моим не желающим погружаться в темноту золотым пятном.

Настоящего имени мой проводник не назвал, сказался Александром. Он не торопясь рассказывает о работах по расчистке при храмовой территории, подвалов, заваленных доменным шлаком, о находках за стенами. Священнослужителей и почетных граждан города, несомненно, хоронили на церковной земле. Несколько могильных плит уже найдены и возможно удастся узнать имена погребенных. Под одной из плит покоится отец знаменитого уральского писателя, некогда служившего в этих святых стенах.

Но еще многое предстоит сделать. Заводской гараж, размещавшийся несколько десятилетий в храмовом пространстве сделал свое: от паров бензина, масел и выхлопных газов потускнели и закоптились стены и своды, нарушена естественная вентиляция и отопление, утрачена декоративная лепка, украшавшая стены, чугунные плитки пола, вывезен в неизвестном направлении иконостас и растащено убранство храма.

Увидав мое сострадание и живую заинтересованность, Александр, посветлев взглядом говорит, что несколько раз он видел необычный, повторяющийся сон, с каждым разом обрастающий многими деталями и подробностями.

Суть сна в том, что из дверей храма выходят священнослужители, они с иконами и хоругвями обходят вокруг него несколько раз. Затем останавливаются за алтарной стеной и возносят молитвы о восстановлении храма. Потом один их них идёт за Александром. Александр поднимается по лесам под купол и старичок - священник - тоже преодолевает крутую лестницу, смотрит пристально, как он отмывает копоть, как восстанавливает лепнину, как делает другую работу. Не отстает ни на шаг, все ходит за ним и смотрит.
Александр, - спрашиваю я,- и что думаете, кто этот священник?
Александр замолкает и говорит, что наверное, служил когда-то в этой церкви...
Возможно, так и есть, - соглашаюсь я, -
Вот, в следующий раз, когда доведется увидеть этот сон, и спросите у священника имя, поговорите с ним. Возможно ответит, и вы узнаете его историю.
Александр улыбается и провожает меня до калитки.

А ведь нет ничего странного в том, что глубоко верующему человеку, сознательно посвятившему себя благому делу восстановления разрушенной святыни, снится такой сон. Аура храма населена душами священнослужителей и среди них те, кому достался мученический крест, многие из них причислены к рангу святых мучеников. Кому как не им теперь являться и ратовать за возрождение храма…