Геннадий Щуров


Весной 1952 года в редакцию молодежной газеты «Комсомолец Донбасса» зашел «невысокого роста паренек в резиновых сапогах, в дешевом пиджачке и кургузой кепочке. Стряхнул на пороге опилки с сапог, глухо спросил: «По стихам кто здесь работает?». Ему указали. Паренек шагнул к столу и протянул несколько тетрадных листков. Просто, по-свойски сказал: «На вот, глянь».

Так вспоминал впоследствии «крестный отец» поэта, его первый творческий наставник писатель Анатолий Мартынов. Стихи тут же пошли по рукам. А через несколько дней появились в печати. Немного грубовато, с лукавинкой, но в то же время с явной теплотой автор рассказывал землякам о своих друзьях-шахтерах. И Донбасс впервые услышал имя, которое вскоре станет известно всей стране: Николай Анциферов.

Его биография — в его стихах. Детство — такое же, как у большинства мальчишек, выросших в шахтерских поселках. Оккупация отчего края гитлеровцами, послевоенная разруха. Учеба в ремесленном училище и, наконец, не по летам тяжелая, самостоятельная работа:

В том голодном сорок седьмом
Я, голодный, семнадцатилетний,
 Хлеб пошел добывать горбом...

В этих стихах содержатся реальные подробности жизни поэта. Действительно, Николай Анциферов родился за семнадцать лет до описываемых событий, 28 октября 1930 года, в городе Макеевка. А если уж говорить абсолютно точно, по-анциферовски, на «незабвенной» шахте «София» (позже она носила имя А. Батова).

О первых своих производственных трудностях и огорчениях поэт напишет впоследствии с добродушной улыбкой. Ведь «шахтный слесарь пятого разряда», как на крыльях впорхнувший в горняцкую нарядную, был встречен здесь, мягко говоря, без особого энтузиазма. Но уже вскоре он с нескрываемой радостью слышит за спиной одобрительные голоса соседок. И отец, почетный шахтер, «называет меня дома Колькой, под землей Степанычем зовет».

Когда же «батьке» перевалило за шестьдесят и его стали настойчиво провожать на пенсию (вообще-то шахтеры уходят на заслуженный отдых в пятьдесят лет), сын скрупулезно подсчитал:


Двенадцать лет шахтер
не видел свет,
 А под землею годы эти прожил...



Оказывается, если сложить все смены, проведенные отцом под землей, набирается целых 12 лет беспрерывного (и беспросветного!) труда. Пятая часть жизни! Наверное, найдутся скептики, которые усомнятся: разве можно, дескать, всерьез жалеть о разлуке с такой каторжной работой, а тем более любить ее и гордиться ею! Можно! Иначе не родились бы эти лихие строки, вырвавшиеся на свет из каменных недр:

Я работаю, как вельможа,
Я работаю только лежа.
Не найти работенки краше,
Не для каждого эта честь.
Это — только в забое нашем:
 Только лежа — ни встать, ни сесть.

Нет, угрюмый и раздражительный тип, недовольный жизнью, обиженный на весь белый свет, не способен на такое восприятие и описание шахтерской доли. Оптимизм, юмор — характерные черты поэзии нашего земляка. И именно эту особенность его таланта высоко ценил Александр Твардовской.

Н. Анциферов близок А. Твардовскому и образностью речи своих героев, богатой поговорками, притчами, прибаутками. Он мастер диалога и полилога. Вот, например, бытовая сценка из стихотворения «Смотрины»:

— Вы слыхали? Подумать только! —
Бабы ахают. — Ну и ну!
Отчубучил Анциферов Колька!
Из Москвы приволок жену...
— С маникюром?..
— Кажись, с маникюром...
— И в мущинских штанах?
— Нет, кажись.
— А лицо?
— Так себе...
— Хороша!
— Ничего...
— Да больно тош-ш-ша-а...
— В чем душа...
— А кому пойдет впрок
Тамошняя пища:
Утром — чай,
В обед — чаек,
Вечером — чаище...

Разве не узнаем мы по безымянным репликам, будто воочию, неугомонных и вездесущих блюстительниц строгих нравов и распространительниц поселковых «последних известий»! Как они колоритны, неповторимы в своей выразительности и по-житейски трезвы в суждениях:

...Всю неделю по всякому поводу
Тараторил смотринный штаб:
— Молодая ходила по воду...
— Не косится на здешних баб...
В результате насчет москвички
Заболевший вопрос решен:
«Есть москвички — отпетые птички.
 Есть — пригодные и для жен».

Существует выражение: «Вышел из народа...». Николай Степанович никогда не выделял себя из шахтерской массы, не отстранялся от ее нужд и радостей. Но разлуки с «кормилицей-шахтой» бывали. После окончания вечерней школы поступил в Московский Литературный институт имени А. М. Горького. Но домой приезжал при первой возможности. Не пропускал матчей донецкого «Шахтера», за который преданно болел…

Как то раз в Литинститут пожаловал собственной персоной Жан Поль Сартр. И, когда все официальные прибабахи были соблюдены, — проведены соответственные собрания-втыкачки, где предупреждалось, вопросов никаких этому идеологу леворадикального движения и критику марксизма не задавать, и вообще, держать с «не нашим человеком» ухо востро.

Глава французского экзистенциализма, книг которого, ни при какой погоде, ни один из студентов не читал, сидел на сцене рядом с ректором института Пименовым, который и представлял гостю студентов, имена которые ничего ему не говорили!

Это было время, когда француз-философ знакомился с советскими писателями. Говорят, Сартр посетил даже Политехнический, где молодой поэт Андрей Вознесенский читал свою «Треугольную грушу».

Впрочем, если почитать «позднего Вознесенского», то он описал это дело так. Передаю по памяти, не заглядывая в книгу, а потому, не придерживаясь строгих литературных «документальных» рамок:

После того, как Жан-Поль Сартр побывал в Политехническом институте и, выслушав стихи из «Треугольной груши», так проникся к Поэту , что тотчас сказал:
«Андрюша, — а был он тогда Андрюшей! — будете во Франции — дайте знать».
И «Андрюша» — Андрей Вознесенский, — попав в Париж, созвонился с великим мыслителем...

Жан-Поль Сартр отозвался тут же и вместе со своею женою Симоной де Бовуар водил русского Поэта по парижским кабакам. Даже показал свободолюбивому Андрею мужской стриптиз.

И во время стриптиза, а, может быть, и не во время, Жан-Поль Сартр якобы заметил, что Пастернак Нобелевскую премию получил по политическим мотивам и, что не стоило Ему от неё отказываться.

И это сказал Сартр, который сам отказался от Нобелевской премии и неизвестно по каким мотивам!

И тут ему русский поэт Андрей Вознесенский врезал:

— Сартр, зачем вы трогаете Пастернака? Вы же ничего не понимаете...Все знают, что вы отказались от Нобелевской премии только потому что Камю получил её раньше вас...

Так побили горшки двое великих — Великий Философ Жан-Поль Сартр и просто поэт Андрей Вознесенский, коему, по моему разумению, ещё предстоит отстаивать своё звание перед Вечностью...

Придёт же в голову всякая чертовщина — неужели это проделки Великого Философа, мирно спящего сегодня на французском кладбище Монпарнас, которое я посетил недавно ?..

Но, вернёмся к живому Сартру, мирно сидящему за столом в Литературном институте советского розлива.

Жан Поль Сартр внимательно всматривался в молодые, но уже испорченные институтом и временем, лица. И каждому, — почти каждому! — задавал единственный вопрос:

— Почему, молодой человек, вы решили стать поэтом?

И переводчик, — сотрудник КГБ, — переводил добросовестно. — в зале были студенты и преподаватели, понимающие французский!

И поэты отвечали:

«Чтобы быть полезным своему народу», — говорил один.

«Хочу воспеть мозолистые руки рабочего класса!» — вторил ему следующий.

И прочие пииты давали такие же «правильные», очень правильные ответы .

Жан Поль Сартр явно скучал и не скрывал этого.

Но вот на сцену вышел толстогубый детина с красной прыщеватой рожей и начал читать стихи:

Я работаю, как вельможа,
 Я работаю только лёжа...

И дальше было ясно, что «вельможа» — это шахтёр и уголёк он рубает только лёжа, так сказать, в узком штреке...

Хорошие, прямо сказать, стихи. Уровень большого таланта. Даже в подстрочном переводе на французский это чувствовалось!

Жан Поль Сартр встрепенулся. Где эти скучающие глаза, где эта стариковская сутулость, — старик в понимании студентов Литинститута, в то время Сартру было только пятьдесят пять!

— С тобою всё ясно, юноша! Ты здесь находишься по причине таланта. Талант и только талант может воспеть свою родину... Надеюсь, это ты тоже понял!? -перевели «вельможе» слова Сартра.

Поэт с прыщеватой физиономией, захохотал:

— Я захотел стать поэтом потому, что знаю: девочки поэтов любят. И чем лучше из меня будет поэт, тем сильнее меня будут они любить. Даже с такой рожей, как у меня!


Жан Поль Сартр вскочил со своего места, обнял паренька и произнёс:
— Ты — красив! Из тебя выйдет поэт. И — большой! Из тебя. Единственного! Как твоя фамилия? Я буду следить за тобой.
— Колька...Николай Анциферов!..

Ох, лукавил Николай Анциферов, к этому времени у него было много чего написано и не ради женских чар стал он писать честные, а потому, «антисоветские» стихи и поэмы, о которых ни Сартр, ни его литературные учителя не знали и не догадывались, что в этом студенте, прикидывающимся валенком, в уличном мальчишке, приехавшем из далёкой Макеевки, живёт большой поэт. И то, что его Жан-Поль-Сартр выделил из всех, наверное, повлияло на то, что он стал москвичом и стал «рубать уголёк» в столице «нашей Родины» — стал заведующим отделом поэзии в журнале «Москва».

В столице его быстро заметили. Стали приглашать на творческие вечера. Афористичные, отчеканенные строки нашего земляка часто еще до публикации становились широко известными в литературной среде. Стихи Анциферова высоко оценивали Николай Тихонов и Ярослав Смеляков, Николай Асеев и Сергей Смирнов, Василий Федоров и Николай Рубцов.

С Рубцовым мы учились на одном курсе, занимались в одном творческом семинаре, и Николай не раз просил меня познакомить со знаменитым земляком, который после работы часто приезжал к донбассовцам в общежитие. Я показал стихи Рубцова Анциферову, и он разрешил мне пригласить однокурсника в нашу комнату…

Впоследствии двух Николаев до конца дней связала крепкая дружба. А когда Анциферова не стало, Рубцов посвятил его памяти одно из лучших своих, загадочных по пронзительности чувств и печальному предвидению стихотворений:

Зовет он тоскливо, как вьюга!
И я, содрогаясь, иду
На голос поэта и друга.
Но — пусто! Меж белых могил
Лишь бродит метельная скрипка...
Он нас на земле посетил,
 Как чей-то привет и улыбка.

Увы, стихи оказались пророческими. Будто впрямь на голос поэта и друга ушел вскоре из земной жизни и сам Николай Рубцов, кстати, написавший в одном из стихотворений: «Я уйду в крещенские морозы…». И его не стало на Крещение. Но светит его «звезда полей, и сверкают лучистыми гранями» «как глыба антрацита» (слова С. Смирнова) стихи Николая Анциферова.

«Сказать имею право!» — решительно заявил он в своей первой книге «Дайте срок»:

О Донбассе пишут в географии,
Что Донбасс — край угля
и металла.
Верно. Но для полной биографии
Это очень сухо, очень мало.
Кажется, есть песня о Донбассе,
Терриконы и копры воспеты.
Верно, есть такие. Я согласен.
Только это — внешние приметы.
Я хочу сказать о земляках.
Может быть, получится коряво,
Все-таки
Горняк
 О горняках,
Как могу,
Сказать
 Имею право.

И сказал, хотя ему мешали это делать. Некоторые его стихи мне удалось впервые опубликовать лишь через много лет после смерти Николая Анциферова. Ведь его шахтеры — не плакатные «солнцерубы», а нормальные «подземные» люди в их неприкрашенных буднях и бесхитростных праздниках…

Но даже в подведомственном ему отделе (возглавил поэтический отдел журнала «Москва»), не мог он напечатать свои подлинные стихи, которые журнал «Донбасс» опубликует после неожиданной смерти поэта. И лишь в 1991 в журнале «Донбасс» была опубликована подборка ранее не издаваемых стихотворений.

В поэме «Нахаловка», написанном Анциферовым ещё в пятидесятые годы, есть любопытный эпизод. В Нахаловку, в этом шахтёрском убогом городишке-посёлочке, забытой Богом и начальством , шахтёры соорудили себе для жилья убогие лачуги. И , мимо этих покосившихся домишек «на легковых автомобилях деляги катят в коммунизм» - приехал посредственный режиссер, снимавший фильм о дореволюционном Донбассе и... страшно обрадовался, увидев скособоченные домишки шахтёров, разбитые дороги, грязь и пьянство потомственных шахтеров. О-о, как обрадовался этот режиссер - ему, видите-ли, не надо строить дорогих декораций.

И в этом же фильме, Николай Анциферов играл в массовке. За трояк. И пропил этот трояк за упокой души своего товарища-шахтёра, зарезанного в пьяной драке.

Глядит посёлок в полудрёме
Уж не один десяток лет
И ничего не видит кроме
 Шахтёрских радостей и бед.

А шахтёрские радости - это беспробудное пьянство, после долгих и утомительных смен...