Юлия ПЯТЕЦКАЯ
«Бульвар Гордона»

Решение не показывать клеветническую и оскорбительную для Украины «Белую гвардию» по отечественному ТВ может, конечно, восприниматься как претензия на нашу независимую позицию, но, на самом-то деле, все, кто хотел, сериал давно уже посмотрели, а те, кто не хотел и продолжают не хотеть, могут посмотреть его в любой момент — сразу после премьеры на Первом российском канале все восемь серий выложили в Сеть.

«КАКАЯ СТРАШНАЯ СТРАНА УКРАИНА!»

В принципе, подобные продукты, или, как принято сейчас говорить, проекты, весьма красноречиво разъясняют обычным гражданам их место в обществе, и, судя по тому, чем кормил зрителя Первый российский канал за день до выборов президента Путина, место для своих граждан общество по-прежнему выделяет незавидное — где-то между измученным хлеборобом и слабоумным патриотом.

Даже принимая во внимание неоднозначность российско-украинских отношений, всю сложность внешней и внутренней национальной политики, общее культурное одичание, украинофобию и монархические настроения Михаила Афанасьевича Булгакова, трудно было предположить, что наступит момент, когда Елена Тальберг (Ксения Раппопорт) ляпнет с телеэкрана: «Какая страшная страна Украина!».

Вообще, классические тексты для многих нынешних экранизаторов — тот еще, как говорила моя школьная учительница истории, «бич преткновения». Мало того что современные творцы и продавцы телемыла не в состоянии преодолеть текстовой барьер, связанный с осмыслением написанного, так еще и умудряются, не понимая, о чем говорится в книжке, бичевать социальные пороки, вскрывать язвы, отражать историческую реальность и выступать от лица давно почившего автора с на редкость примитивной и пошлой моралью.

По-моему, в начале 90-х Михаил Михайлович Жванецкий написал замечательный рассказ «Трудности кино», который со временем не только не утратил своей актуальности, а, наоборот, приобрел новые смыслы. «Очень большие трудности у киношников. Самые большие, жуткие трудности у киношников. Прямо не знаешь. Требования к достоверности возросли, а танков старых нет, маузеров мало. Фрак народ носить разучился. Хамство и грубость в Сибири как раз получаются ничего, а образование в Петербурге не идет пока».

Прошли годы, кино превратилось в киноиндустрию, продукт — в проект, киношники — в профессионалов и специалистов, а рассказ этот по-прежнему свеж и прекрасен, словно вчера написан.

«Аристократизм в Петербурге пока не идет. Если герой просто сидит — еще ничего, а как рот откроет — так пока не идет. Или, там, собственное достоинство, вот эта неприкасаемость личности... Чувствуется, что ему рассказывали. Может, требовали, ругали, зарплаты лишали, по больничному не платили. Ну, чтобы сыграл он чувство этого достоинства. И видимо, хочет: и голову поднимает, и на цыпочки, и выпивает, чтоб укрепиться, но еще не знает как».

«ДЕ ЛЄКАР?»

С собственным достоинством в «Белой гвардии» действительно из рук вон плохо, хотя и выпивают, зато с хамством как раз ничего, вполне справились. В смысле выпивки, хамства и грубости сериал про «Белую гвардию» настолько удался, что его можно рекомендовать в качестве наглядного пособия сериалам про милицию. И не только в стране Украине.

Весь фильм врач Алексей Турбин (Константин Хабенский), который задуман Булгаковым как гуманист, миротворец, человек незаурядного ума и совестливости, в основном задыхается от злобы и ненависти, мечтая всех перерезать, перебить, перестрелять, перевешать и изрубить в капусту. Чувствуется, что Константину Хабенскому то ли не успели рассказать, что Турбин — врач, то ли не нашли подходящих слов, то ли рассказали, но актер не знает, как это: врач с собственным достоинством? В общем, как говорил кто-то из граждан страшной страны: «Де лєкар?!».

Чувствуется, что капитану генштаба Сергею Ивановичу Тальбергу (Игорь Черневич) рассказали, что он трус, приспособленец и тыловая крыса, но забыли напомнить, что он еще и белый офицер. Поэтому, когда Тальберг, стоя на лестнице в огромном зале в присутствии адъютантов орет, словно подвыпивший биндюжник: с какой, дескать, целью Шервинский ходит к его жене, а Шервинский (Евгений Дятлов) орет в ответ, с какой именно, о том, что это деликатная беседа двух офицеров, можно догадаться лишь по мундирам.

«Внутренне плохо идут споры, даже литературные. Все как-то придерживаются одного мнения и, ради Бога, не хотят другого, ради Бога».

Да, со спорами тоже не заладилось. Это у Булгакова было со спорами ничего, а у режиссера Снежкина, когда Хабенский с перекошенным лицом резюмирует: «Для всех нас есть только одно спасение — Российская империя!», у всех окружающих такие лица, что ради Бога не надо нам другого спасения. Ради Бога!

«Пока еще смешно выглядит преданность одного мужчины одной женщине, пока смешно выглядит. Все эти поклоны, вставания, уважение, преклонение... Их делают, конечно, но за очень дополнительные деньги».

Восемь серий белогвардеец-сердцеед Шервинский, напоминающий осторожного советского товароведа, демонстрирует за дополнительные деньги свои изысканные манеры и искусство обольщения, от которых спасает только практика пятиминутного сна во время просмотра, но в итоге понять, чем ловелас Шервинский отличается от грубияна Мышлаевского (Михаил Пореченков), невозможно. Кстати, тем, кто не понял, даю наводку: у Мышлаевского ноги были отмороженные в первой серии.

С самого начала до самого финала мается Елена Тальберг разными вопросами разной философской глубины, начиная с вопроса, куда повесить елочную звезду, и заканчивая вопросом: «Что делать?», а почему-то запомнилось про Елену Ясную лишь то, что она одного возраста со своей мамой (Ксения Кутепова).

Надо сказать, по степени условности «Белая гвардия» достигла столь колоссальной концентрации, что переплюнула даже недавнего «Тараса Бульбу» Владимира Бортко, которому удалось переплюнуть мифы и легенды народов мира.

Но Сергей Снежкин пошел дальше Бортко и добился такой иллюзорности, что ты периодически не понимаешь, с кем имеешь дело: с миром людей или с мороком каких-то неведомых существ. Я не очень наблюдательный зритель, мне главное, чтобы искусство будило мысль и чувство, поэтому вполне могу не заметить осечек и ляпов, которые случаются даже у самых аккуратных мастеров. Чтобы я увидела ляп на экране, он должен быть столь же выразительным, как мораль.

Согласитесь, одно дело, когда в американском «Титанике» герои заваривают чай из пакетиков, и далеко не каждый зритель помнит, в каком именно году появилась эта фасованная труха, а другое — когда в «Белой гвардии» у живых людей на лютом морозе почему-то не всегда идет пар изо рта. Мерзнут все как один, а пар не идет. Так же, как и образование в Петербурге. В какой-то момент я так заинтересовалась этим феноменом, что начала обращать внимание, отбрасывают ли существа тень. Любопытно ведь. Неизвестно ведь, что режиссер на самом деле задумал. Раз уж налицо такая нарочитая инфернальность, вдруг режиссер задумал мистическую аллегорию? Например, у представителей нечистой силы в кадре пар изо рта не идет, а у представителей чистой идет. Гусарский полковник Феликс Феликсович Най-Турс (Алексей Серебряков), к примеру, тень отбрасывает, а гетман Павел Петрович Скоропадский (Сергей Шакуров) — нет. Но на последовательную и внятную аллегорию режиссера Снежкина не хватило. Тень у него отбрасывают все, но носители нечистой силы даже с тенью выглядят крайне демонически. Предположить, что в этих вурдалаках, предпочитающих собачью мову высокой лексике белогвардейцев, есть что-то человеческое, никому и в голову не придет.

«Сложно пока стало играть эрудированного, мыслящего человека, и хоть исполнитель морщит лоб и прищуривается, такой перекос лица еще не убеждает».

Ой, сложно, ой, не убеждает. Хотя лоб морщат почти все, прищуривается каждый второй, а Най-Турс даже картавит.

«Сохранились костюмы и обувь, но когда мы над старинной дворянской одеждой видим лицо и всю голову буфетчицы современного зенитного училища, что-то мешает нам поверить в ее латынь».

Честно говоря, буфетчики зенитных училищ, кочующие из сериала в сериал, в старинной дворянской одежде выглядят несколько взмыленными — опять-таки чувствуется, что про разную латынь, как и про разное человеческое достоинство, им тоже рассказывали, но у них просто не хватает времени, чтобы все это выучить. Что же касается костюмов, то какие-то, наверное, не сохранились, и их пришлось сочинять заново.

Вероятно, один из самых новых — костюм барышни-крестьянки Евдохи, в котором она ошивается в заснеженном синтепоном городе, втридорога торгуя молоком и обдирая нищающих на глазах русскоговорящих жителей страшной страны. Поразительно, что эту прелестную спекулянтку с торжественно выпирающей из тоненькой блузки пышной грудью никакой мороз не берет — красавица даже не ежится. Зато юнкера и офицеры в шинелях от холода почему-то места себе не находят. Най-Турс валенки требует, грозясь пристрелить того, кто не выдаст их сейчас же... Вот она — разница менталитетов.

«И ПОМЕНЬШЕ ЧИТАЙТЕ АПОКАЛИПСИС. ВАМ ЭТО ВРЕДНО»

Но более всего меня впечталил один из костюмов Виктора Мышлаевского — белоснежный махровый халат, в который поручик нарядился после того, как вылез из ванны, где размораживал ноги. Для пущей убедительности этому уютно расположившемуся на диване румяному и упитанному бойцу Белой гвардии нужно было выдать такие же белоснежные махровые тапочки, фен и белоснежное банное полотенце, которые обычно выдают в отелях, где все включено.
Когда-то Виктор Степанович Черномырдин подарил миру очередной гениальный афоризм: «Какую бы партию мы сегодня ни создавали, у нас все равно получается КПСС». Вот какую бы классику мы сегодня ни экранизировали, в нее обязательно пролезут турецкие пятизвездочные отели и постсоветские пятизвездочные менты. Причем, что интересно, отель турецкий, лица в нем ментовские, а автор почему-то Булгаков.
На мой взгляд, главное и уникальное достоинство выдающегося булгаковского романа — его неповторимая атмосферность. «Великий и страшный год по Рождестве Христовом 1918, от начала революции второй» дышит прямо в лицо, едва ты открываешь первую страницу, и это тяжелое космическое дыхание сопровождает тебя вплоть до финального абзаца: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?».

Мне всегда казалось странным, что «Белую гвардию» многие рассматривают прежде всего как исторический текст, хотя, по сути, это Книга Бытия со своей сложной космогонией, где венец творенья человек всего лишь песчинка в непрестанном вихре меняющихся событий, более напоминающих природные циклы.

Такой песчинкой, какой выглядит здесь человек, он не выглядит, пожалуй, ни в одном русском романе, и столь необычная внутренняя экология делает «Белую гвардию» одним из самых магических произведений литературы 20 века. Вдобавок это еще и очень киевская Книга, одно из немногих литературных свидетельств авторской трепетной любви к месту своего рождения, где Город неспроста пишется с прописной. Поэтому те, кто сегодня шьют Михаилу Афанасьевичу украинофобию, пусть все-таки примут во внимание, что при всех своих российских настроениях он был киевлянином. А киевляне — это отдельный этнос и космос. Он родился киевлянином, он им и умер, так и не став советским москвичом. Тот факт, что постсоветская Москва активно использует Булгакова как идеологическое оружие, привлекая к этому украинских сценаристов (Марина и Сергей Дяченко), к фактам писательской биографии никакого отношения не имеет.

Многие, возможно, помнят фильм Владимира Басова «Дни Турбиных» 1976 года, где Андрей Мягков играл Алексея Турбина, Андрей Ростоцкий — Николку, Валентина Титова — Елену Тальберг, Василий Лановой — Шервинского, Олег Басилашвили — Тальберга, сам Басов — Мышлаевского. Отличное советское кино, снятое режиссером по заказу Гостелерадио СССР. Люди сидят за кремовыми шторами, пьют водку и чай, а в это время рушатся их судьбы. «Большевики идут, салютует шестидюймовая батарея»...

Пьесу, созданную на основе романа «Белая гвардия» и неоднократно переписанную Булгаковым по требованию цензуры, очень любил Сталин и смотрел ее во МХАТе чуть ли не 26 раз. Но не это уже сегодня интересно. Гораздо больше поражает другое. Сегодня, когда смотришь на лица киногероев 1976-го и сравниваешь их с лицами героев 2012-го, создается впечатление, будто не просто сменилось несколько поколений и наступило новое тысячелетие, а пришла новая человеческая эра и вывелась новая человеческая раса, которая соотносится со старой, словно пень — с живым здоровым деревом.

Кто-то пытался подсчитать, сколько раз, пока шел сериал, Михаил Афанасьевич перевернулся в гробу, — получилось внушительное число, но лично я думаю, что нисколько. Станет Булгаков из-за такого в гробу переворачиваться. Не такое у него воспитание. Плюс ко всему Михаил Афанасьевич довольно долго был еще и практикующим медиком, поэтому подобный телеконфуз вполне мог воспринять как сугубо медицинский случай, посоветовав на прощание всем участникам проекта то же, что советовал Алексей Турбин одному из своих пациентов: «Вы бром будете пить. По столовой ложке три раза в день. Ну и поменьше читайте Апокалипсис. Вам это вредно».