Виктор Кузнецов


Лето 1902 года. Молодой смуглолицый человек с аккуратной бородкой и роскошной черной шевелюрой следует на пароходе в Ялту из Севастополя. И замечает, что к нему восхищенно приглядывается одна из прогуливающихся по палубе пассажирок.

- Позвольте представиться, - решилась, наконец, молодая дама. – Я ваша восторженная поклонница.

Смуглолицый потупился, не скрывая удовольствия. А незнакомка продолжила:

- Вы давно из Новороссийска?

- Из Новороссийска? – переспросил он. - Но я никогда не бывал там.

- Так вы … не дирижер цыганского хора?

- Нет. Я писатель. Леонид Андреев.

- Писатель… - протянула дама в лицо восходящему литературному светилу и разочарованно отошла.


Литературные «Среды»

Свою огромную популярность Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) приобрел стремительно.

В 90-х годах ХIХ века в Москве на квартире прозаика Николая Дмитриевича Телешова регулярно собирался литературный кружок «Среды», где читались и обсуждались рукописи не опубликованных еще произведений прославленных и начинающих литераторов – И. А. Бунина, А. И. Куприна, В. Г. Короленко, Д. Н. Мамина-Сибиряка, В. В. Вересаева, А. С. Серафимовича, С. Г. Петрова-Скитальца, П. Д. Боборыкина и других. На одну из «Сред» А. М. Горький привел не известного никому молодого человека. По словам драматурга Татьяны Щепкиной-Куперник, это был «темнокудрый красавец в фантастической поддевке с серебряным поясом и высоких лакированных сапогах».

- Леонид Николаевич Андреев, - представил новичка Алексей Максимович. – Давайте послушаем его. Я вот вчера слушал, и, признаюсь, у меня на глазах были слезы.

Но дебютант, сославшись на болевшее горло, от чтения отказался. И Горький, чуть ли не насильно вырвав у него тоненькую тетрадку, принялся читать сам. Андреев, уставившись в полутемный угол, сидел рядом. «Он вряд ли чувствовал, как каждая прочитанная страница сближает его с нами», - вспоминают участники той «Среды». Закончив через полчаса чтение, Горький ласково улыбнулся Андрееву и произнес, вытирая платком глаза:

- Черт возьми, опять меня прошибло!

«Прошибло», как вспоминает Н. Д. Телешов, не только Алексея Максимовича. Смахивали слезы многие. А присутствовавший на «Среде» издатель популярного тогда «Журнала для всех» В. С. Миролюбов взял у Горького тетрадку и показал молодому автору поднятый вверх большой палец…

Рассказ Леонида Андреева появился в очередном номере журнала. На телешовских «Средах» Леонид Николаевич стал своим человеком. Он почти не пропускал собраний, где выступал и усердным чтецом, и внимательным слушателем. Многие его рассказы были там одобрены, но один («Буяниха») – единодушно отвергнут. Вскоре Телешов попросил этот рассказ для составлявшегося им благотворительного сборника.

- Рассказ я для тебя напишу другой, - ответил Андреев, - клянусь в этом потрохами гуся, который спас Рим… А «Буяниха», которую ты, к сожалению, не забыл, есть позорнейшее явление в литературе, стыд и срам, и поношение человека…

К весне у Андреева набрался уже добрый десяток рассказов, и он вознамерился издать их отдельной книжкой. Крупнейший российский издатель Иван Сытин по рекомендации виднейших московских писателей согласился принять рукопись и выплатил автору авансом пятьсот рублей.

Писателя же начало смущать собственное имя.

- Что такое «Л. Андреев»?.. – говорил он. – Даже запомнить нельзя. Совершенно безлико, ничего не выражает.

Остановившись, наконец, на варианте «Леонид Андреев», писатель прекратил поиски псевдонима и стал нетерпеливо ждать выхода сборника. Но у Сытина возникли какие-то неприятности, и он отложил сдачу в типографию первой книги не известного пока автора. На писательское счастье в Петербурге открылось тогда новое издательство «Знание» во главе с Горьким и Пятницким, которое и затребовало рассказы Леонида Андреева. Таким поворотом остался доволен и И. Д. Сытин, которому писатель был вынужден возвратить 500 рублей.

Не слишком раздасадованный этим Леонид Андреев наслаждался скипидарным запахом корректурных листов, всюду нося их с собой. И вот 17 сентября 1901 года долгожданные «Рассказы» вышли в свет… Успех был невероятным. Андреев получил теплое письмо от крупнейшего в то время литературного критика Н. К. Михайловского, сразу же опубликовавшего восхищенную рецензию в газете «Русское богатство». Этого оказалось достаточным, чтобы безвестный литератор вдруг проснулся знаменитым Леонидом Андреевым. Им заинтересовались все газеты и журналы. Книга в кратчайший срок была полностью распродана, и автору предложили новый тираж. Пополнив сборник свежими рассказами, писатель сдал рукопись в печать…

Вокруг новых произведений Леонида Андреева всегда поднимался невообразимый шум. Под давлением шовинистической и черносотенной печати пьесы «Жизнь человека» и «Анатэма» «за богохульство» были сняты с репертуара и запрещены к представлениям в России. Ополчилась на автора и Софья Андреевна Толстая, считавшая творчество Леонида Андреева безнравственным: «Он наслаждается низостью явлений порочной человеческой жизни и заражает любовью к пороку неразвитую морально публику и молодежь». В итоге о молодом писателе (кто – с ненавистью, кто – с восхищением) заговорила вся читающая Россия…

Запомнила страна и сказанные им в те дни слова: «Горька бывает порой, очень горька участь русского писателя. Но великое счастье – им быть!»

Лучшая из писательских жен

Хозяин московских литературных «Сред» Николай Телешов вскоре получил от Леонида Андреева такую записку: «Милый друг! Через три дня моя свадьба. Я прошу тебя: будь моим посаженным отцом! Но если таковым быть окончательно не можешь, то приезжай в качестве друга. Доставь мне радость, приезжай».

Николай Дмитриевич принял на себя предложенную роль. И вместе с матерью жениха Анастасией Николаевной Андреевой возглавил свадебное застолье…

Женой писателя стала курсистка Александра Велигорская, внучатая племянница украинского кобзаря Тараса Шевченко. Познакомились молодые на даче в подмосковном в те годы Царицыне. «У нее, - свидетельствует Горький, - был тонко развитый слух к музыке слова, к форме речи. Маленькая, гибкая, она была изящна, а иногда как-то забавно, по-детски важна». «Тоненькая, черненькая, - вторит ему Телешов, - она всюду сопровождала Леонида Андреева. Эта была заметная и красивая парочка…»

Леонид Андреев был не менее литературного дара наделен талантом остро чувствовать и крепко любить. В семейной жизни новобрачные были беспредельно счастливы. Их всегда и везде видели вместе. Все близко знавшие чету Андреевых подчеркивают, что Александру Михайловну без всякой натяжки можно назвать добрым гением писателя. Она не только отстранила мужа от всех дрязг и житейских мелочей. Но и, как вспоминает Викентий Вересаев, стала «живым воплощением его художественной совести».

Леонид Андреев и сам со слезами умиления рассказывал о совместной с женой работе над новыми повестями и рассказами… Трудился писатель, как правило, по ночам. Александра Михайловна никогда не ложилась, пока муж не прочтет ей всего написанного за сутки.

- Ленечка! Вот это да! – нередко восхищалась она. Но иногда, несмотря на позднее время, не соглашалась: – А вот это еще не вполне...

Андреев поначалу сердился и принимался доказывать, что жена ничего не понимает. Но потом вновь брался за перо и переписывал тексты до тех пор, пока Александра Михайловна не скажет радостно:

- Вот теперь все как надо!

И это вовсе не означает, что Леонид Андреев подвергался какому-то давлению – с женой он был единым целым. И ее интересовало только одно: все, что делает муж, должно быть совершенным. «Лучшей писательской жены и подруги я не встречал, - утверждает Вересаев. – У нее было огромное интуитивное понимание того, что хочет и может дать ее муж-художник…»

Бытовые споры супруги разрешали совсем другим способом.

- Ну, как тебя еще убеждать? – рассержено спрашивал жену Андреев, видя, что его доводы (самые, казалось бы, неопровержимые) не действуют.

- Поцеловать меня, - жалобно подсказывала Александра Михайловна и уступала даже в тех вещах, где еще только что совсем не находила резона.

Безоблачное счастье, однако, продолжалось совсем недолго. В 1906 году в Берлине сразу же после рождения второго ребенка Александра Михайловна умерла от сепсиса… На титуле пьесы «Жизнь человека», которую писатель завершил накануне ее кончины, стоит трогательная надпись: «Светлой памяти моего друга, моей жены, посвящаю эту вещь, последнюю, над которой мы работали вместе».

Леонид Андреев винил в смерти любимой жены немецких докторов, и тому, свидетельствует врач-литератор Викентий Вересаев, были немалые основания.

После похорон жены Леонид Андреев с матерью и старшим сыном Вадимом, впоследствии тоже ставшим литератором, поселился на Капри – рядом с Горьким. А новорожденного Даниила (будущего религиозного поэта-духовидца, автора «Розы мира», написанной во Владимирской тюрьме и опубликованной через 30 с лишним лет после его смерти – в 1991 году) забрала в Москву мать Александры Михайловны.

Даниилу Леонидовичу Андрееву, выросшему в патриархальной и религиозной семье тетки, выпала жизнь, до краев полная страданий. В начале 1942 года он был мобилизован и по состоянию здоровья служил рядовым похоронной команды, с которой прошел «ледовой трассой» через Ладогу в осажденный Ленинград. Хороня в братских могилах убитых и умерших от голода, Даниил Андреев читал над ними заупокойные молитвы. В 1947 году он и его жена были арестованы и осуждены на 25 лет. В 1957 году смертельно больного Даниила Андреева выпустили на волю. 30 марта 1959 года его не стало…

На наклонной плоскости

Годы недолгого счастья Леонида и Александры Андреевых совпали с началом травли писателя бульварной прессой. Желтые листки приписывали ему и бытовое пьянство, и недоброжелательность к собратьям по цеху, и склонность к самоубийству… В этой клевете оказалось нечто провидческое – после смерти жены жизнь Леонида Андреева стала поистине чудовищной.

При Александре Михайловне Андреев не участвовал ни в каких литераторских склоках и был вполне жизнерадостен. В те годы он (в шутку называя это «холодным пьянством») не пил ничего, кроме нарзана.

Со смертью жены начались запои и скандалы. Вересаев с болью и подробно – словно в истории болезни – описывает пьяные похождения друга. Ночи писатель нередко проводил теперь на вокзалах – в тамошних буфетах до утра подавали вино. И в пьяном виде бывал задирист и несносен. То он, кинувшись обниматься с городовым, вылил водку в дуло его винтовки… То учинил драку на Курском вокзале… То совершенно пьяным явился на чтение своей драмы «Царь-Голод» и заплетающимся языком самодовольно и неразборчиво стал выкрикивать в зал бессвязные сентенции. Потом у него все-таки хватило соображения перепоручить дальнейшее чтение верному своему приятелю Сергею Голоушеву, всегда готовому прийти на помощь…

Сергей Сергеевич Голоушев, московский врач, писавший яркие искусствоведческие статьи под псевдонимом «Сергей Глаголь», был, пожалуй, единственным человеком, с которым у Леонида Андреева до последнего дня сохранились дружеские отношения. А вот о Горьком, Блоке, Телешове, Вересаеве он отзывался теперь очень раздраженно…

Терзало душу Андреева и двойственное отношение к революции. При царе за ним велся негласный полицейский надзор. В феврале 1905 года за предоставление своей квартиры в Среднем Тишинском переулке для нелегального заседания ЦК РСДРП он был арестован и 16 дней провел в Таганской тюрьме, откуда был выпущен под крупный денежный залог. Большевики тоже включили Леонида Андреева в список своих врагов – он не был среди тех, кто восторженно приветствовал октябрьский переворот 1917 года. Писатель вообще был в стороне от революционной деятельности и почти не улавливал разницу между большевиками, меньшевиками и эсерами … В свое время он просил даже пригласить на одну из «Сред» лектора, способного прояснить различия в партийных программах и намерениях.

Повторная женитьба не смогла уже ничего изменить в судьбе Леонида Андреева, хотя он очень надеялся на то, что все в его душе еще выпрямится. 12 сентября 1919 года в Финляндии, в деревушке Нейвала близ Мустамяки 48-летний Леонид Андреев скончался от сердечного приступа.

Горький, как вспоминает Корней Иванович Чуковский, получив сообщение об этом, резко ссутулился и произнес: «А ведь это, как ни странно, был мой единственный друг». И не смог справиться со слезами…

В 1956 году прах Леонида Андреева был перезахоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища в Ленинграде.