Напротив моего дома, в частном секторе, росла груда мусора. Надпись «Свалка запрещена! Штраф 10 тысяч!» не помогала. Люди, точно зомбированные, несли и складывали под забор мусор. Кто-то даже притащил расколотый унитаз.

Каждое утро, выходя на работу, я злился, глядя, как, точно раковая опухоль, разрастается свалка. «Есть же коммунальные службы, уберут», — успокаивал я себя. Но убирать никто не спешил.

Тогда, не выдержав, я решил разобрать свалку сам. На всякий случай обратился за помощью к знакомым соседям: мол, Земля — наш общий дом. Они вздохнули: да, конечно, но сослались на занятость.

Из помощников оказалась только жена (впрочем, деваться ей было некуда). Вдвоем мы принялись разбирать свалку, пакуя мусор в специальные мешки. Их, как нам сказали в точке продажи, вывозят по воскресеньям — только поставь на центральную улицу.

Для начала я взял десять мешков, с запасом. Через полчаса — еще двадцать. Мусора — самого разного: от обуви, памперсов и прокладок до бутылок, мебели и сантехники — оказалось столько, что мешки уходили, как пиво в студенческой столовой.

Соседи, отменившие, похоже, дела, шли мимо. Некоторые вздыхали, говорили что-то вроде «ребята, нужным делом вы занялись» и уходили. Правда, кое-кто был шокирован. Например, мужик, который раз десять переспросил, для чего разбираем мусор и из какой мы партии.

Но свалку к вечеру ликвидировали. Утром набитые до отказа мешки забрали. И воцарилась благодатная чистота...

А через пару дней мне вспомнился рассказ Стивена Кинга «Иногда они возвращаются». Мусор вновь лежал под тем же забором. Неделю, наверное, я ходил как опущенный, а после оклемался и решил действовать по-другому — установить мусорные баки.

На это ушло больше двух месяцев. В госадминистрации переадресовывали в странные коммунальные службы, часто несуществующие, а те вновь замыкали обращение на госадминистрацию. Наконец через знакомых я таки добился встречи с чиновником, который за умеренную плату пообещал решить вопрос. К августу чудо свершилось: на центральной улице поставили три мусорных бака!

Но наполнялись они с такой скоростью, что к концу недели, в день вывоза, вокруг них образовывалась такая груда, что забирать всё мусорщики были не в силах. «Хотите, чтоб вывозили чаще, платите еще», — сказал чиновник. Ничего, подумал я, люди у нас небедные: частный сектор, как ни крути, солидные дома, все на машинах. И опять пошел по соседям.

Деньги давали неохотно, ссылаясь теперь уже на нехватку средств. Оказывается, семьдесят тысяч долларов на «БМВ», стоящий во дворе, есть, а сотни гривен на вывоз мусора нет.

Кое-как собрав по соседям половину суммы и доложив оставшуюся часть, я запустил систему вывоза мусора три раза в неделю. Но продержалась она недолго. Дух благотворительности в соседях постепенно угас. Надо было платить одному. А это — бездна в семейном бюджете. От финансирования чистоты района пришлось отказаться. Баки убрали. Но рефлексы остались: выносили мусор на прежнее место.

Остановится солидное авто, вылезет из него мужичок, откроет багажник, достанет пакет — и швырь в кучу. Глядя на превращение улицы в свалку, хотелось ему в физиономию крикнуть: «Ты деньги сдавал, что мусоришь, гад?» Хотя это можно всем, в каждом районе, крикнуть. Даже тем, кто не мусорит. Даже тем, кто деньги сдавал. Для профилактики. Но мусорящим — особенно, несколько раз и громко. С вынесением наказания. Например, как Европе или в Сингапуре, бить штрафами. А еще лучше — все выброшенное в не утвержденных для этого местах отвезти обратно, домой к прямоходящим свиньям. В общем, что-то, но делать надо. Иначе сгинем, утонем в болоте отходов, которое постоянно растет и ширится.

Семь миллиардов тонн. На столько, согласно статистике (думаю, далеко не точной), ежегодно увеличивается количество твердых бытовых отходов в России. На данный момент их накопилось около ста миллиардов. И что делать — как будто никто не знает, хотя в большинстве стран Европы проблема утилизации отходов давно и успешно решена.

В России же, по словам Геннадия Онищенко, «безвозвратно теряется 90 миллионов тонн макулатуры, 1,5 миллиона тонн черных и цветных металлов, 2 миллиона полимеров, 20 миллионов пищевых отходов и полмиллиона тонн стекла». Олимпиаду, конечно, на вырученные с этого средства не проведешь, но десяток санаториев и детских домов построить реально.

Но это — мечты, мечты. Пока же в огромной России работают не более полусотни мусоросортировочных станций и мусоросжигательных заводов, а 90% отходов тупо вывозят, складируя в земле-матушке. Потомкам на долгую память. Вместо газа и нефти, так сказать. Эксперты говорят, что через 15—20 лет мы утонем в мусорных кучах, а более трети ВВП будет тратиться на их переработку. Впрочем, тут и без экспертов все ясно. Достаточно выйти на улицу.

Редкие баки до отказа, а чаще с верхом и по окружности, забиты мусором, в котором роются люди, животные и люди-животные. Парки и скверы завалены бутылками, презервативами, окурками. Рыночные свалки напоминают уродливый конструктор, сложенный из пустых ящиков, коробок. Пропитанные мочой подъезды и переходы изрисованы письменами. Прибрежные зоны превращены в свалки, где заправляет своя мафия. И до кучи, как вишенка на пропавшем торте, — тонны ядерных отходов со всего мира, которые у нас так любезно принимают.

Где, спрашивается, сосущие у людей все больше денег коммунальные службы? Где «нефтяные» и «газовые» деньги, пущенные на благоустройство страны? На благоустройство не только тех хат, что, как говорят в Украине, с краю, размером с графский замок, а то и больше.

Впрочем, дело не в размерах, а в количестве желающих, чтобы хата их была с краю. Слишком много стало таких. Поэтому главный вопрос — где совесть? И где мозги, наконец?

«То, что рыба гниет с головы, — лишь оправдание для хвоста», — заметил поэт Евтушенко. Да, власть не в силах обеспечить не то что переработку мусора, а даже достаточное количество баков и урн. Но без молчаливого согласия самих обитателей «скотного двора» вряд ли бы все вокруг было так загажено.

Не власть надо спрашивать, почему, отдохнув, непременно нужно оставить мусор там, где отдыхал, или бросить под ближайший забор. Почему окурки нельзя тушить и бросать в урны. Почему надо все время, по-верблюжьи, плеваться. Почему нужду, как животное, надо справлять где угодно, но только не в отведенных для этого местах. Почему, когда заходишь в вагон метро, пахнет человеческим, слишком человеческим, ведь гигиену никто не отменял.

Свалки, смердящие на улицах, дымящие вокруг городов, — это свалки мусора у нас в мозгах. Конец света начинается не с глобальных катастроф, а с обычного бытового свинства и хамства. Когда мы перестаем говорить «пожалуйста» и «спасибо», не уступаем место в транспорте, забываем, что такое улыбка, и воспринимаем ближнего как врага — жди беды.

Судя по тому, что бытовое хамство давно уже стало нормой (согласно опросам, более 80% сограждан считают, что полностью испорчены социальные и культурные связи между людьми), конец близок. Конец, похожий на эпизод «Звездных войн», когда герои, утопая в отходах, оказались запертыми в мусорном отсеке, а стенки вдруг начали медленно сжиматься. И никакой иностранный дядя нам не поможет. Спасение утопающих в дерьме — дело рук самих утопающих.
МК
"Московский комсомолец"