Сергей Кривонос

*   *   * 

А мой отец лишь для добра и жил,

Ни славы не имея, ни достатка,                   

Ни той напористо-когтистой хватки,

Что есть у современных воротил.

А вот сейчас — не выйти за порог:

Как будто все невзгоды возвратились,

И боли долгих фронтовых дорог

В натруженных ногах соединились.

"Жить для добра, наверное, старо, —

Согревшись у печи, отец вздыхает, —

Необходимо ли сейчас добро,

Когда его, как будто, мяч, пинают?

Дожить бы до еще одной весны,

Но почему-то по ночам нередко

Смоленский лес, расталкивая сны,

Стучит в окно простреленною веткой".

Свадьба деда

Оставив заботы и споры,

Шепталось село увлеченно:

- Жениться надумал Григорий,

И дернуло ж старого черта!

Пустил родовые, мол, корни

На добрый десяток округ,

А вот расписаться по форме

Все было ему недосуг...

За длинным столом - честь по чести -

Сидели торжественно гости.

И дед с Ефросиньей-невестой

Шутливые слушали тосты.

Старуха тихонько крестились,

Желая им жизни удачной,

Но вдруг полились-покатились

Слезинки из глаз новобрачной.

Негромкую речь обрывая,

Сказала: 

-- Прости уж, Григорий,

Но выпьем за сына, за Ваню,

За неотболевшее горе.

За наши тяжелые пашни,

За годы, что били под дых.

Подымем стаканы за павших,

А после уже - за живых.

Григорий ногою заерзал,

Кусая усы по привычке:

Ответить ей что, тонкослезной,

Ответить ей что, горемычной.

И, глядя в лицо Ефросиньи,

Промолвил, на стул опершись:

- Сказать не сумею красиво,

Учила не этому жизнь.

Я лучше - про беды-невзгоды,

Про то, как Европу прошел...

И словно бы прошлые годы

Сбежались и сели за стол.

Всплывали военные будни, 

Всплывали смертельные дни.

Поэтому плакали люди,

Забыв, что на свадьбе они.

Но радость мужающей жизни

Стояла в глазах нехмельных...

Из траурных рамок Отчизна

Бессмертно смотрела на них.

             *   *   *

Война. Послевоенная разруха.

"Прожил, а ничего не накопил,” —

Ворчала иногда жена-старуха.

Он понимал, что время — умирать,

Да все дела... дела не позволяли.

И сыновей хотел уже позвать,

Да где там — забрались в глухие дали.

Но стало все-таки невмоготу,

За горло взяли старые болячки,

И жизнь упрямо подвела черту,

Последний день Григорию назначив.

Вот так — когда Григорий тихо спал

И слышал, как негромко сердце бьется,

Какой-то странный голос прошептал,

Что все... что день последний остается.

Дед встал. Печально скрипнула кровать.

Взглянул в окно — земли сухие груды.

Подумал вдруг: "Кто ж для меня копать

Такую твердь суглинистую будет?

Как ни крути, а некому. Ну, что ж, —

Прокашлялся. Погрел у печки спину. —

Возможно завтра разразится дождь,

Промочит грунт. Тогда и опочину.”

Прошел неторопливо к образам,

Посапывая и слегка хромая.

"Моложе был бы, выпил бы сто грамм,

А так, пожалуй, похлебаю чаю”.

Порой казалось — нету больше сил,

Ни капельки уже их не осталось,

А он, крестясь, у Господа просил,

Чтоб тучи поскорее собирались.

"Куда моей старухе яму рыть —

Ей жизнь давным-давно пора итожить.

А если б дождь прошел, то, может быть,

Управился б сосед — он чуть моложе”.

И дед терпел, хоть было все трудней.

В груди давило. Губы сжал до боли.

Как будто был не в мазанке своей,

А там, под Оршею, на поле боя.

Хотелось показаться, уходя,

Таким, как был, — и крепким, и удалым...

Он умер через день, после дождя,

Когда земля сырой и мягкой стала.  

    Баллада о бессмертии

Взвод умирал в расстрелянных снегах,

Как раненый боец, земля дышала,

И тяжело гудели в проводах

Разрывы раскаленного металла.

Скрывала мгла растерянный рассвет

И лишь вверху, разрезав дым и копоть,

Осколок неба раною краснел

Над перебитой жилою окопа.

И солнце, посеченное свинцом,

Качалось, силясь в насыпь упереться,

Но согревало бережно бойцов

Родной земли недрогнувшее сердце.

И, встав в огне отчаянно и смело,

Взвод сквозь метавшийся над полем дым

Шагнул навстречу оробевшей смерти.

И снег ожил, растаяв перед ним.

                 *   *   *

Здесь уют полевой чабреца,

Здесь поляны бурлят васильково,

А в коре, словно в теле бойца -

Потемневший осколок.

Был осколком сражен у горы

Соловей, прилетевший из леса,

Потому из-под толстой коры

Слышно эхо оборванной песни.

И, оставив напевы свои,

К веткам дуба — совсем не случайно —

Прилетают из рощ соловьи

На Минуту молчанья.

                     *    *    *

Вечернее солнце природу утешит,

Все улицы будут светлы и грустны,

По ним прошагает давно поседевший,

Последний солдат той, Великой, войны.

И память рванется по топям неблизким,

По мерзлым дорогам, где смерть и война,

И тихо к нему подойдут обелиски,

Напомнив ушедших друзей имена.

Он землю тускнеющим взглядом окинет.

И, вытянув ветки дрожащие ввысь,

Застынут деревья. И сам он застынет.

Навеки застынет, как обелиск.

 «Взвод умирал в расстрелянных снегах,

Как раненый боец, земля дышала,"

Образ неповторим, индивидуален. Так сказать о земле кратко, но объёмно и сильно дано только настоящему поэту.

"И, встав в огне отчаянно и смело,

Взвод сквозь метавшийся над полем дым

Шагнул навстречу оробевшей смерти.

И снег ожил, растаяв перед ним."

Образы потрясающие воображение. Каждое стихотворение Сергея Кривоноса - это сгусток чувств, образов, метафор и, главное, естества, искреннего и глубоко сердечного. Трудно сказать об авторе лучше, чем он пишет сам - с любовью в сердце к земле, миру природы, к людям.

Алевтина Евсюкова