Каролина Карловна Яниш, немка по происхождению, родилась в Ярославле в семье профессора физики и химии К. Яниша. Детство провела в Москве, получив прекрасное домашнее образование. Посещая модные в те годы литературные салоны А. П. Елагиной и княгини Зинаиды Волконской, молодая поэтесса познакомилась со многими выдающимися русскими писателями. Большую роль в ее личной и творческой жизни сыграла встреча с великим польским поэтом Адамом Мицкевичем, у которого в 1827 г. в Москве она брала уроки польского языка. Мицкевич сделал ей предложение, но помолвка была расторгнута по воле родственников невесты. Позднее она вышла замуж за известного беллетриста Н. Ф. Павлова.

Павлова прекрасно знала иностранные языки, много переводила. В 1833 г. в Дрездене вышел в свет сборник ее переводов на немецкий язык стихотворений русских поэтов. Позднее в Париже она выпустила еще один сборник, куда вошли переводы русских, немецких, английских и польских поэтов на французский язык. В русских журналах Каролина Павлова печатается с 1839 г., отдавая предпочтение жанрам стихотворного послания, элегии и своеобразной повести в стихах. Оставаясь в русле русской романтической традиции, поэтесса своим непосредственным учителем считала Баратынского. Стих ее отличается, как правило, рационалистичностью и сдержанностью. Наибольший интерес в ее творчестве представляет «лирика женского сердца».

В 1858 г. поэтесса покинула Россию и остаток жизни провела в Дрездене. Итоговый сборник ее стихотворений вышел в России в 1863 г., но к тому времени ее литературная слава уже давно померкла. Живя в нужде, она тем не менее до конца дней своих не прекращала литературную работу. Умерла Каролина Павлова в 1893 г. в местечке Хлостервиц близ Дрездена.

***

За тяжкий час, когда я дорогою

Плачусь ценой,

И, пользуясь минутною виною,

Когда стоишь холодным судиею

Ты предо мной,-

Нельзя забыть, как много в нас родного

Сошлось сперва;

Радушного нельзя не помнить слова

Мне твоего, когда звучат сурово

Твои слова.

Пускай ты прав, пускай я виновата,

Но ты поймешь,

Что в нас все то, что истинно и свято,

Не может вдруг исчезнуть без возврата,

Как бред и ложь.

Я в силах ждать, хотя бы дней и много

Мне ждать пришлось,

Хотя б была наказана и строго

Невольная, безумная тревога

Сердечных гроз.

Я в силах ждать, хоть грудь полна недуга

И злой мечты;

В душе моей есть боль, но нет испуга:

Когда-нибудь мне снова руку друга

Протянешь ты!

***

Прошло сполна все то, что было,

Рассудок чувство покорил,

И одолела воли сила

Последний взрыв сердечных сил.

И как сегодня всё далёко,

Что совершалося вчера:

Стремленье дум, борьба без прока,

Души бедовая игра!

Как долго грудь роптала вздорно,

Кичливых прихотей полна;

И как все тихо, и просторно,

И безответно в ней до дна.

Я вспоминаю лишь порою

Про лучший сон мой, как про зло,

И мыслю с тяжкою тоскою

О том, что было, что прошло.

***

Ты все, что сердцу мило,

С чем я сжился умом:

Ты мне любовь и сила, -

Спи безмятежным сном!

Ты мне любовь и сила,

И свет в пути моем;

Все, что мне жизнь сулила, -

Спи безмятежным сном.

Все, что мне жизнь сулила

Напрасно с каждым днем;

Весь бред младого пыла, -

Спи безмятежным сном.

Весь бред младого пыла

О счастии земном

Судьба осуществила, -

Спи безмятежным сном.

Судьба осуществила

Все в образе одном,

Одно горит светило,-

Спи безмятежным сном!

Одно горит светило

Мне радостным лучом,

Как буря б ни грозила, -

Спи безмятежным сном!

Как буря б ни грозила,

Хотя б сквозь вихрь и гром

Неслось мое ветрило, -

Спи безмятежным сном!

***

Воет ветр в степи огромной,

И валится снег.

Там идет дорогой темной

Бедный человек.

В сердце радостная вера

Средь кручины злой,

И нависли тяжко, серо

Тучи над землей.

***

За листком листок срывая

С белой звездочки полей,[1]

Ей шепчу, цветку вверяя,

Что скрываю от людей.

Суеверное мечтанье

Видит в нем себе ответ

На сердечное гаданье -

Будет да мне или нет?

Много в сердце вдруг проснется

Незабвенно-давних грез,

Много из груди польется

Страстных просьб и горьких слез.

Но на детское моленье,

На порывы бурных лет

Сердцу часто провиденье

Молвит милостиво: нет!

Стихнут жажды молодые;

Может быть, зашепчут вновь

И мечтанья неземные,

И надежда, и любовь.

Но на зов видений рая,

Но на сладкий их привет

Сердце, жизнь воспоминая,

Содрогнувшись, молвит: нет!

Примечания

***

К тебе теперь я думу обращаю,

Безгрешную, хоть грустную,- к тебе!

Несусь душой к далекому мне краю

И к отчужденной мне давно судьбе.

Так много лет прошло,- и дни невзгоды,

И радости встречались дни не раз;

Так много лет,- и более, чем годы,

События переменили нас.

Не таковы расстались мы с тобою!

Расстались мы,- ты помнишь ли, поэт?-

А счастья дар предложен был судьбою;

Да, может быть, а может быть - и нет!

Кто ж вас достиг, о светлые виденья!

О гордые, взыскательные сны?

Кто удержал минуту вдохновенья?

И луч зари, и ток морской волны?

Кто не стоял? испуганно и немо,

Пред идолом развенчанным своим?..

***

Он вселенной гость, ему всюду пир,

Всюду край чудес;

Ему дан в удел весь подлунный мир,

Весь объем небес;

Всё живит его, ему всё кругом

Для мечты магнит:

Зажурчит ручей - вот и в хор с ручьем

Его стих журчит;

Заревет ли лес при борьбе с грозой,

Как сердитый тигр,-

Ему бури вой - лишь предмет живой

Сладкозвучных игр.

***

Опять отзыв печальной сказки,

Нам всем знакомой с давних пор,

Надежд бессмысленные ласки

И жизни строгий приговор.

Увы! души пустые думы!

Младых восторгов плен и прах!

Любили все одну звезду мы

В непостижимых небесах!

И все, волнуяся, искали

Мы сновиденья своего;

И нам, утихшим, жаль едва ли,

Что ужились мы без него.

Примечания

***

Я не из тех, которых слово

Всегда смиренно, как их взор,

Чье снисхождение готово

Загладить каждый приговор.

Я не из тех, чья мысль не смеет

Облечься в искреннюю речь,

Чей разум всех привлечь умеет

И все сношения сберечь,

Которые так осторожно

Владеют фразою пустой

И, ведая, что всё в них ложно,

Всечасно смотрят за собой.

***

От грозных бурь, от бедствий края,

От беспощадности веков

Тебя, лампадочка простая,

Сберег твой пепельный покров.

Стоишь, клад скромный и заветный,

Красноречиво предо мной,-

Ты странный, двадцатисотлетный

Свидетель бренности земной!

Светил в Помпее луч твой бледный

С уютной полки, в тихий час,

И над язычницею бедной

Сиял, быть может, он не раз,

Когда одна, с улыбкой нежной,

С слезой сердечной полноты,

Она души своей мятежной

Ласкала тайные мечты.

И в изменившейся вселенной,

В перерожденьи всех начал,

Один лишь в силе неизменной

Закон бессмертный устоял.

И можешь ты, остаток хлипкий

Былых времен, теперь опять

Сиять над тою же улыбкой

И те же слезы озарять.

***

Вступление

Марая лист, об осужденьи колком

Моих стихов порою мыслю я;

Чернь светская, с своим холодным толком,

Опасный нам и строгий судия.

Как римлянин, нельзя петь встречи с волком

Уж в наши дни, иль смерти воробья.

Прошли века, и поумнели все мы,

Серьезнее глядим на бытие;

Про грусть души, про светлые эдемы

Твердят тайком лишь дети да бабье.

Всё ведомо, все опошлели темы,

Что ни пиши - всё снимок и старье.

Вот и теперь сомнение одно мне

Пришло на ум: боюсь, в строфе моей

Найдут как раз вкус "Домика в Коломне"

Читатели, иль "Сказки для детей";

Но в глубь души виденье залегло мне,

И много вдруг проснулося затей.

И помыслы, как резвый хор русалок,

То вновь мелькнут, то вновь уйдут на дно;

Несутся сны, их говор глух и жалок;

Мне докучать привык их рой давно.

Вот кровель ряд, ночлег грачей и галок,

Вот серый дом,- и я гляжу в окно.

И женщина видна там молодая

Сквозь сумерки ненастливого дня;

Бедняжечка сидит за чашкой чая,

Задумчиво головку наклоня,

И шепотом, и горестно вздыхая,

Мне говорит: "Пойми хоть ты меня!"

Изволь; вступлю я в новое знакомство,

Вступлю с тобой в душевное родство;

Любви ли жертва ты, иль вероломства,

Иль просто лишь мечтанья своего,-

Всё объясню: пишу не для потомства,

Не для толпы, а так, для никого.

Знать, суждено иным уж свыше это,

И писано им, видно, на роду,

Предать свои бесценнейшие лета

Ненужному и глупому труду;

Носить в душе безумный жар поэта

Себе самим и прочим на беду.