О книге Владимира Предатько, а равным образом и о нём самом нужно писать иначе: бегло, широко, как бы переворачивая страницы туда и обратно… опять перечитывать и возвращаться. Самобытное творчество как и национальный
характер неисчерпаемы.

Но я буду писать так, как могу, и как привык.

У каждого есть свои привычки. В книгоиздательской практике принято
каждую новую книгу начинать с предисловия. Эта давняя добрая традиция призвана направить читательский интерес в сокровенную область содержания книги – в душу автора. Кроме того, «Предисловие» должно ориентировать мысль и чувство читателя на целостность восприятия, когда внутренняя форма и содержание не отделяются друг от друга, а «сплавляются» в нечто диалектически цельное, составляющее предмет искусства. Так, конечной целью творческих усилий ювелира является не сама по себе изготовленная оправа, соответствующая огранённому алмазу, а сам непреложный факт осуществления эстетической завершённости ювелирного украшения, – в совокупности с драгоценным камнем. Моё обращение к книге донбасского литератора Владимира Предатько – «И был бы мир...» – хороший повод ещё раз вспомнить о вышесказанном.

Название книги выбрано автором не случайно, и скорее всего – выстрадано в контексте нынешней военно-политической ситуации в Украине. В самом
эпицентре драматических коллизий, на границе столкновения двух цивилизаций – Востока и Запада – так же трудно оставаться беспристрастным, как и осмысливать происходящее:

«Неправда правдой наголо раздета,

Скрипит желаний сломанная ось,

Горят миры и плавится планета

И не понять с чего всё началось».

(«Полсчастья»)

Здесь апокалиптическое напряжение эмоций поэтических строк зашкаливает, не уничтожая, однако, целостности ощущения мира. Как тут удержаться, чтобы не упомянуть высказывание одного из крупнейших исследователей мировой литературы?!..
«Отказываясь от эмоций в искусстве или от идеологии в искусстве, мы отказываемся и от
познания формы, от цели познания и от пути переживания к ощущению мира…»

Воистину так! Надо ли говорить, что сам автор не всегда осознаёт масштаб своего дарования?! «В быту зациклился на живописи и поэзии,но явных шедевров не создал. Стихи традиционны:весной – с восторгом о любви, осенью – жалобно о себе уходящем. Устойчивое брюзжание и ворчливость наблюдаются только в социальных темах… Так и живу…» – иронизирует поэт по поводу своих благоврождённых способностей. Эту живописную смесь шутки и правды, в виде короткой анкеты для поэтической страницы Владимира Предатько, – я извлёк из Международного сборника современной поэзии и малой прозы (Норд-Пресс, Донецк-2010). В памяти невольно возникли детали моего первого знакомства с Владимиром… Дебальцево 2010 года. Молодёжная база отдыха в зелёном массиве. Поэтический турнир «Рыцарей слова». В перерыве между конкурсными чтениями авторских стихов – общение участников. Поэт из Северодонецка. Широк в кости. Коренаст. Выглядит моложе своих лет. Несмотря на крупную голову и короткую шею, воспринимается выше среднего роста. Ладонь мощная. Рукопожатие крепкое. Взгляд открытый, доброжелательный, слегка ироничный. Запомнился мне как человек, отдавший молодость свою борцовскому ковру... или что-то в таком роде. Так мне тогда показалось. Много позже я с удивлением обнаружил, что мой новый знакомый –
мастер подводно-технических работ Компании «Вода Донбасса» с солидным опытом погружений… Знаковое, удивительное совмещение врождённого таланта и профессии: Стихии Воды,Стихии чувств, и Поэзии!..

Впечатления с годами стареют, как и люди. Тепло и Свет души, некогда обнаруженные в людях, омолаживаются памятью. Память цепко держится за прошлое.

«Не смотрю на прожитое косо.

Нет в запасе лучшего пути.

Только есть разлуки вечный посох,

Да свобода в прошлое идти».

Для Владимира Предатько-поэта «свобода в прошлое идти» не ограничена датой физического рождения. Память поэта генеалогична. Это память Рода! Не станем искать доказательств такой свободы в пыльных анналах древнегреческой философии – их, этих доказательств, и в классической немецкой более, чем достаточно. Но обратимся с должным уважением к самой поэзии автора-степняка – к живому воплощению родовой памяти, проросшей травами сарматских степей сквозь скифские курганы,сквозь Донецкий Кряж, – вдоль Мергелиевой гряды древней Меотиды…

«Изгиб Донца – голубенькая краска,

Река – былина, Малый Танаис.

Ты для меня нечитанная сказка,

В которой наши предки родились.

Донбасса дымка, травы–сухостои,

Татарник цепкий, меловой откос,

Степной курган и глубина забоя –

Сегодня с прошлым – всё переплелось».

(«Дикое поле»)

Или:

«Степная даль, излом кургана,

Видений дивных пастораль,

Над горизонтом из тумана

Скульптуры каменной деталь.

Смирившись с горечью забвенья,

Веков прошедших давний гость,

Забыв о чувстве удивленья

Безглазо видит всё насквозь».

(«Курган»)

Нет, это не искусственное возбуждение ленивых фантазий мимоходом, в форме слабых сентенций… Это уже мощные аккорды всплесков родовой памяти!.. Это – проявление созидательной энергии самой поэзии, исключительно сопряжённой в горизонтальных связях с окружающим миром. Миром — до иллюзий видимым и осязаемым… Впрочем, предатьковские образы разумны и сдержанны в своей эпической органике. Они картинны. Но эта картинность – не размашистая ярость жигулинских древних баталий… Не пронзительная безысходность кедринских сравнений – «звезда взошла, как кровь... над степью плачет сталь…». У Владимира Предатько своё образоутверждение, настоянное на полевых травах, тонком лиризме и боговдохновенной напевности:

«Сезон археологии в разгаре –

История без меры и границ…

Виток пространства. Смена лиц…

Костёр в ночи. Задумчивость гитары.

Склонился над курганом месяц старый,

И млеют звёзды золотом ресниц».

Действительно, дивные реминисценции «без меры и границ»… И самое удивительное, пожалуй, состоит в способности автора в шести строках поэтического текста зримо, образно, немногословно выразить Вселенскую Бесконечность и Великую
Тайну непроявленного Мира. Это даже не этюд. Это законченное эпическое полотно.
Когда-то теоретики отказывали Поэзии в праве – быть образной… Спор до сих пор продолжается.

Небезынтересно отметить эмоциональную сбалансированность лирического диапазона поэта. Какую бы тему не исследовал Предатько, – нет в его строках ни буйства радости – до сумасшествия, до телячьего восторга...  ни тихой смертной печали анемичной жизни, к чему нередко бывали склонны северные собратья «тихой лирики» ушедшего века. Нет!..В предатьевской лирике есть всё, или почти всё…

и «рухнувшая в пропасть планета...»,

и «Сорвался рассудок с петель...»,

и «Восторг волшебного всесилья...»,

и «Беды свинцовых девять граммов...»,

и «Ромашек жёлтые веснушки...»,

и «Скирд весёлые береты...»,

и « Любопытных подсолнухов гнутые гвозди...»,

и ещё много, много, много подобного «сумасшествия» есть… Но всё это – «метафоризация», «инакоговорение» или образ-троп… Ибо все эти поэтические «открытия» проистекают в форме откровения под неудержимым напором любовной лирики. Они и есть – Любовь!

Но вся любовная лирика поэта – лишь импульсивное выражение облагороженных людских чувств, имманентный смысл которых – возвращение к своим родовым истокам, в лоно утраченного божественного Рая. Не от того ли детская тематика в литературе так близка поэтическому содержанию в «человеке пишущем»? Через всю свою жизнь мы проносим в памяти неочерствевшего сердца милые трогательные воспоминания детства: колыбельную песню матери, коротенькие простые, но такие ёмкие в своей поучительной содержательности «дву-четырёхстишия»…

«Идёт бычок шатается,

Вздыхает на ходу:

– Ах, доска кончается –

Сейчас я упаду…»

А детские сказки?! – «Ах! Что за прелесть эти сказки»… – восклицал не единожды гениальный поэт. Свою автобиографическую опоэтизированную повесть «Зачарованная Десна» Александр Довженко с кинематографической приближённостью к правде
начинает с воспоминаний своего детства, чтобы «…перебирая драгоценные детские игрушки, то и дело проглядывающие в наших делах, познать основу своей природы, на ранней заре, у самых её истоков». У нашего северодонецкого поэта потребность
«познать основу своей природы» пришла вместе с рождением своих детей и внуков.

«Разбросаны по комнате игрушки,

И тишина на ниточке повисла…

Уткнувши нос в уютные подушки

Усталое заснуло Любопытство…»

Изобразительными средствами художественного слова Предатько фиксирует наше внимание на побудительных причинах детского любопытства:

« О чём шуршит измятая бумага,

И от чего так быстро мячик скачет,

И почему так звонко бьётся чашка

И кукла опрокинутая плачет?

А почему так брызгается лужа,

Когда по ней похлопаешь ладошкой?

И от чего юла так долго кружит,

И стул скрипит, когда качаешь ножкой»?..

Много интересных находок и несомненных удач в аспекте детской тематики накопилось в поэтическом багаже автора: и «Неудачная охота», и «Непонятный случай», и «Непоседа», и «Обидчивый календарь», «Первый снег», «Ёжик», «Мода», «Просто новость»… Однако, нельзя не заметить, что в пылу поэтического азарта, подчас машинально и несколько прямолинейно, поэт невольно отождествляет понятия «Любопытство» и «Любознательность», инициируя далеко не детские вопросы в голове ребёнка… Известно, что гносеологическая граница между двумя этими категориями не просто возрастная…  И вообще, не будем забывать, что детская поэзия, как и любовная лирика, при всей кажущейся своей простоте, всё-таки – специфически «странный мир», проявляющий себя особым интимным содержанием жизни, а «Жизнь – как своеобразно заметил Мишель Монтень – хрупкая штука, и разрушить её покой – дело нетрудное…»
 У книги « И был бы мир...», что держит в руках читатель, – было иное, прежнее название – «Мир на двоих...». Можно понять растерянность и нервозную озабоченность автора перед настоятельным требованием его души изменить название книги накануне её издания. Очевидность конфликтной ситуации лежит не в плоскости формальной логики, а в диалектике. Сущностное объяснение разницы между двумя названиями не находится на поверхности           «здравого смысла»… Но – душа знает!.. И действительно, – разве окончательный вариант «имени» книги не вместил в себя и все предыдущие варианты?!

«И был бы мир...» – всё остальное приложится!..

Трудно представить себе человека, безучастного к теме войны. Ещё труднее – оказаться под немилосердным тяжким крестом гражданской войны в нынешней Украине тем, чьи семейные традиции и родовая память освящены испытаниями грозных лет (1941–45гг.) прошлого века.

У Владимира Предатько свой счёт с войной, и свой отсчёт времени, очень близкий тому, что в свой час выразил Константин Симонов:
            «Что-то очень большое и страшное,
             На штыках принесённое временем
             Не даёт нам увидеть вчерашнее
             Нашим гневным сегодняшним зрением»

Да, сегодняшнее «гневное зрение» донбасского поэта из г. Северодонецка нацелено не через прицел автомата... но оно, подобно «скальпелю свечи», что режет темноту:

«Мне трудно что-либо понять –

Мир стал другим и изменился…

Сегодня мне отец приснился,

он в окружении опять.

И чья-то ложь в который раз

Стреляет наглой клеветою

В его беспомощность сейчас

И в правоту его святую..»

(«Слово об отце»)

Высоко и напряжённо звучит поэтическое Слово об отце… И уже в следующем стихотворении голос поэта выпрыгивает на октаву вверх с пронзительной обличительностью, и сердечной болью…

«Когда-то здесь шагал фашизм

Орда глотала пыль Донбасса.

Вот он – сегодняшний цинизм:

Возврат распроклятого часа…

На рубеже мой равный брат.

Я с ним всегда делился хлебом.

Ни он, ни я не виноват,

Что нас одно роднило небо.

Забыв про радость и покой,

Стреляя в лозунг «Я – Єдина!»,

Сама себя, своей рукой,

Уничтожает Украина!..»

Это финал. Кажется – сильнее уже не дано сказать. Последние две строки поются рефреном в антифазе с известными ныне всему миру словами: «Згинуть наші вороженьки як роса на сонці…»

Некоторым людям, весьма образованным, – слово «конец» не нравится. Они его не любят. И у меня здесь конца не будет. Это несправедливо.

Перед глазами опять возникла коренастая фигура, скорее – образ моего светлого, славного коллеги – собрата «по перу и кисти» Владимира Предатько.

– Нет! – сказал Он мне однажды – стихи хорошие, но в слове «Вірши» ударение надо ставить, как говорил Григорий Половинко, –  на первом слове… – «вІрши», а не «віршИ»… Это, конечно,правильно. Вспомнился Григорий ГригорьевичПоловинко – крепкий украинский литератор. Подумалось об украинском языке. Вспомнились «Записки» Г.Данилевского о беседе московского профессора О.Бодянского с Гоголем… Разговор шёл о Т.Шевченко…

В поэтическом арсенале Предатько много стихотворений, написанных на украинском языке. Я их читал. Удивлён и очарован одновременно.Удивлён диапазоном поэтического таланта Владимира. Очарован – способностью к блестящей версификации на «мові»…

«Мов дійство нескінченної вистави,

Приховане в якийсь космічний сенс,

Життя – є потаємний збіг обставин,

Де кожен свій знаходить інтерес.

Мандрує ніч у простір незбагненний

Де всі зірки – як вічності бурштин…

Живу отак, замріяно – смиренний

Планети зачарованої син».

Мне нравится перелистывать и перечитывать книгу дневниковых записей Митрополита Анастасия (Грибановского). У него читаю:«Хотя лучшим и часто наиболее строгим судьёй своих произведений служит сам автор, однако он не смеет положиться только на собственный приговор, и ждёт признания от общества. Очевидно,
и для него нужна своего рода рецепция, то есть соборное приятие его идей, сообщающее им печать истинности».

В этой связи могу лишь засвидетельствовать: поэтический дар Владимира Предатько, несомненно, уже обрёл и «печать истинности», и  «соборное приятие»!

Виталий Свиридов
член Межрегионального Союза писателей
лауреат литературной премии им.Б.Л.Горбатова

Публикацию подготовила Л.Цай