От перемирия к примирению

Кирилл Ковальджи. Избранная лирика. — М.: Время (Поэтическая библиотека), 2007.


Книга лирики, куда вошли стихотворения из ранее изданных книг “Тебе. До востребования” и “Зерна”, избранное из других сборников и новые, ранее не публиковавшиеся стихи, называется позитивистски — “Избранная лирика”. Однако содержание ее сложнее.

Поэтический жест Кирилла Ковальджи резок и вместе с тем сдержан. Но главное — узнаваем. Не теряющая лиризма и потому не раздражающая назидательность. Вживленная в строки философичность. Это экзистенциальная лирика, где поэт переходит от беспомощного вопрошания к попытке ответа.


Жилплощадь. Дети. Все в порядке,
и каждый на своей стезе:
мы — на посадочной площадке,
они — на взлетной полосе.
Взлетят — родительскую нежность
пошлем вослед им сообща…
Естественную неизбежность
я принимаю не ропща...


Поэт не боится прямого высказывания, не боится и “нежности — неизбежности” — диапазон его мышления широк. Он многозвучен интонационно — от растерянности перед миром и доверительно-влюбленного отношения к нему до иронии, а иногда прямой насмешки; от покорности — к саркастическому бунту. Язвительность Ковальджи — это форма боли, чаще всего — за судьбу своего поколения.


Дивиденды и дилеры,
доллар и ваучер, —
дикий рынок
Россию взметнул на дыбы.

И для сверстников старых
и растерянных сверстниц,
что прошли перестройку
от райкомов до ризниц,
ни за что не срифмуется
сердце с коммерцией,
не приклеится к жизни
созвучие “бизнес”…


“Не срифмуется сердце” поэта с новой прагматикой жизни и актуальной философией любви — безжалостными приметами нашего времени. Однако, на мой взгляд, голос Кирилла Ковальджи убедительнее звучит в медитативной лирике из “Тебе. До востребования” и в афористичных миниатюрах. Вот эта, из книги “Зерна”, объясняет, как при таком отрицании заполонивших быт неоднозначных новшеств поэту удается сохранить душевное здоровье и волю к творчеству.


Дзэн

Падаешь в пропасть?
Переверни картинку.
Лети!


Гибкость, способность объявить перемирие с агрессивной политикой быта и взять паузу для размышления, способность сдвинуть рамки мировосприятия, не меняя жизненной позиции, — вот, наверно, в чем секрет.

Очень важное качество — соответствие интонации теме. У Кирилла Ковальджи это соответствие точное. Поэтический темперамент, стреноженный классической школой стихосложения, выдает себя в парадоксах: “Растет беспокойство покоя…”, “Эта женщина из двух зол выбирает большее…”, “Коль говорить начистоту / природа терпит пустоту…”, “…опасаюсь желаний, а пуще всего / исполненья желаний…”. Эмоциональность соседствует с рассудочностью, даже морализаторством — верно подметила эту особенность Татьяна Бек, чье высказывание в ряду других поэтов и критиков приводится в конце книги: “Кирилл Ковальджи — поэт философского склада и, одновременно, по-детски непосредственной реакции на мир. Свежее восприятие человека, подвергающего все на свете личному вопросительному пересмотру, уживается здесь с четкой логикой упорного интеллекта”.

В “Избранной лирике” можно встретить и традиционные метрические размеры, и белый стих, и верлибры — форма спаяна с интонацией, интонация с темой. Уменьшение объема стихотворения не сужает рамки высказывания. Если попытаться определить мировоззренческий вектор довольно большой книги Кирилла Ковальджи — это трудно дающееся всякому живому, эмоциональному человеку примирение. С ускользанием любви, наступлением старости, приближением смерти. Перемирие с временем. Но — явно ощущается надежда, что не все еще известно в привычном и печальном миропорядке.

Кириллу Ковальджи удалось гармонично сочетать своей творческой волей эстетику с этикой. Читая эту цельную книгу, сочувствуешь лирическому герою, переживая с ним его трудное примирение.

А. Е.