Юрий Кувалдин
 

Хорошего поэта должно быть мало. После каждой рюмки мне это втемяшивал Женя Блажеевский. И это так. Стихи состоят не из слов, а из воздуха. Точно так же мыслит Людмила Осокина, двумя строчками передающая то, что во многих томах стихослагателей не найти.
Я боюсь поэтов. Они вооружены невменяемостью. Если их подпустить к микрофону, они убьют весь вечер, украв время у других выступающих. Поэтому многие вечера кончаются тогда, когда зрители, не дожидаясь окончания чтения какого-нибудь стихотворца со стихотворением из 678 строф, покидают зал.
В этом отношении я жесток. Этой жестокости я научился у Юрия Любимова. Полтора часа и – по домам. На меня обижены многие поэты, потому что я их немилосердно прерывал, удаляя со сцены.
Людмилу Осокину я не боюсь. Она сама себя боится, поэтому говорит: «Если не пишется, писать не надо. Настоящие стихи они ведь на самом деле не пишутся, а именно случаются».
Что всего больше поражает в поэзии Людмилы Осокиной - так это сама поэзия, рождающаяся, кажется, из самого звездного неба, из прозрачного воздуха, или, когда:

Сладких, как сахар, снежинок
Вьётся мерцающий рой…

И в продолжение темы - музыкальный аккорд, в котором слышится нескончаемая, ласкающая и одновременно пугающая неизведанностью грусть:

Звон переливчатых льдинок -
Там, за горой, за горой!

Поэзия для Людмилы Осокиной живет в любой вещи мира, в каждой льдинке, в каждом цветке, в каждой улыбке. Здесь нет риторики, здесь властвует рецептуализм, выверенная точность слова, паузы, дыхания, мелодики, ритма, созвучий. Людмила Осокина смотрит в зеркало и видит опрокинутый в вечность мир, который подглядывает за ней, превращая её саму в метафору, ибо роль поэтессы заключается в одушевлении немотствующих имен существительных, подгоняемых её всесильным глаголом:

Ах, отлепись
звезда от сердца,
жить мешаешь.
Вот после жизни
зажгу тебя
в светёлке синей.

Когда я прочитал строчку Людмилы Осокиной: «Я тайно влюблена в зеркальное стекло…» - то сразу понял, что передо мною не просто оригинальная, но превосходная поэтесса, со своей душой, со своими ритмами, со своими красками. Цельность художественной манеры Людмилы Осокиной вызывает восхищение, и её стихи, только откроешь книгу «Кофейная девушка», хочется читать бесконечно, даже среди ночи, когда не спится и звезды светят в окно.
Кофейная девушка - это та девушка, которая пьет кофе за стойкой в уютном кафе в центре где-нибудь.

Нет, я ничего не понимаю,
Меня гложет первобытный страх,
Я ночные тени обнимаю,
Кофе - это мрак.

Так представлялось мне. А, предположим, кофейный ликер кто пьет? Мне не было и 14 лет, когда я попробовал «Кофейный ликер». Мы с ребятами из нашего двора, из двора, добавлю, «Славянского базара», ходили в сад «Эрмитаж» на Каретный ряд, сначала шли по Пушкинской мимо театра Оперетты до Столешникова переулка, где брали этот «Кофейный ликер» на углу в знаменитом магазине «Советские вина», и далее переулком выходили на Петровку и шли вверх к «Эрмитажу». Видите, как далеко заводит эпитет «кофейная» к подлежащему «девушка». Но дело не в этом. Дело в силе и оригинальности книги поэтической под таким названием. Это название выбивается из ряда. Я не знаю других таких названий. Я вижу сад «Эрмитаж», вижу себя в брюках-дудочках, в широченном в плечах отцовском пиджаке, и с набриолиненным коком, чтобы меня сочли совершеннолетним, и пустили на танцы, с 16 лет. Это было в конце пятидесятых годов. Это было поэтическое весеннее время взлета романтики и мечты. «Кофеная девушка» несравненной Людмилы Осокиной – оттуда, хотя сама поэтесса об этом может и не знать, даже не догадываться. Это и не важно. Важно то, что поэзия во все времена была поэзией.

Черная, тревожная водица
Обступила с четырех сторон,
Пью и пью и не могу напиться,
Кофе - это сон.

Минимум средств, максимум эмоционального, прежде всего, воздействия, как в японских краткостишиях. Я вообще считаю, что стихи всегда должны быть коротки. Талантливее тот, кто ассоциативнее мыслит. Как током обожгло, читая «Записки нетрезвого человека» Александра Володина. И вам советую прочитать вот этот фрагмент:

«Ода кофейному ликеру
Кофейный ликер я однажды попробовал на дне рождения товарища. В десятом классе. Он поразил меня соединением душистого, поэтического, женского, прекрасного.
Потом началась такая сложная жизнь, что и не распутать. Время от времени я заходил в магазин за углом и брал домой бутылку водки или вина и всегда почему-то замечал: сверху на полке стояли пирамидкой бутылки кофейного ликера, темно-коричневые, с золотым названием наискосок. Но мне и в голову не приходило взять его. Все мои друзья и вообще все знали, что ликер - это пошлое, глицерин, отрава.
Но недавно я зашел в магазин, чтобы взять с собой чего-нибудь достойного моих знакомых, к которым я был приглашен в гости. Но оказалось, что ничего достойного моих знакомых в магазине не было. Были только бутылки кофейного ликера. Тогда я подумал: зачем я пойду к этим знакомым, где надо улыбаться в ответ на улыбки, а улыбаюсь я с трудом. И я решил не идти в гости, а взять бутылку кофейного ликера и вернуться домой. Стал пить мой кофейный ликер, и все запутанное начало распутываться, и стало вспоминаться хорошее. И жить становилось легче, несмотря на все плохое, что было в прошлом, и все тяжкое, что было в войну, и все запутанное, что сейчас.
Через несколько дней я снова зашел в магазин. И сразу увидел - на верхней полке не было коричневых бутылок с золотой надписью наискосок. Я пошел в другой магазин. Но там продавщица сказала, что она не помнит, когда кофейный ликер и был. Ни в одном магазине не было кофейного ликера. И никто не знал, будет ли он когда-нибудь.
А впрочем, пить осталось так недолго...»

Что вы почувствовали во время чтения? Аромат кофе и легкое опьянение? Правильно. И шелест танцующих пар под живой эстрадный оркестр. В «Покровских воротах» у Михаила Козакова в «Эрмитаж» приходит влюбленная пара - Людочка и Хоботов - и видят оркестр, они прогуливаются под звуки духового оркестра, «В городском саду играет духовой оркестр».

Я - кофейная девушка! Я - девушка-кофе!
Я бегу мимо вас в городской суматохе.

Мои волосы - мокко, изысканный мокко,
Но мне так одиноко, мне так одиноко.

Я - кофейная девушка с ароматом ванили,
Вы, наверно, меня еще не позабыли.

Я - кофейная фея в карамельной помаде,
Отыщите меня в городском звездопаде.

Я - конфетка ночная. Я медленно таю…
Вместе с кофе ночным в небеса улетаю…

А потом возвращаюсь с излюбленным мокко,
Чтобы не было так без меня одиноко.

Это Москва возрождения, Москва поэзии, Москва творческая… А помните, Людочка вечером пробегает под окнами, в одном из которых в полутьме вся семья сидит за столом у самовара и смотрит по телевизору «Убийство на улице Данте»? И это тоже воспрявшая от летаргии террора Москва. Как это всё удалось невыразимо выразить гениальной кофейной девушке?!
Ответ прост. Людмила Осокина родилась на далеком Алтае.
Да это ты, Алтай плодоносящий, даешь России великих людей: Василия Шукшина, Валерия Золотухина, Людмилу Осокину. Хочется воспевать Алтай в стихах и в прозе! Василий Макарович Шукшин родился в селе Сростки Бийского района Алтайского края. Валерий Сергеевич Золотухин родился в селе Быстрый исток Быстроистокского района Алтайского края. Людмила Михайловна Осокина родилась в Барнауле - столице Алтайского края. Отчаянные люди! Сорвались с мест и устремились в Москву. Конечно, все великие люди живут в Москве. Это знают все. Правильно думают.
И у каждого из них застыл на лике радостный трагизм астральных тел и твердых знаков, способных сделать из всего, что под руку подвернется, предмет высокого искусства. Шукшин был страшен в бездне зверя и ангеличен в лике пастуха. Всегда задумчив Золотухин, он в мыслях жизнь свою играет, и создает театр в быту. Нежнее воздуха и снега стихи Осокиной Людмилы, великой дочери Алтая, поющей, как Офелия, жалобно и страстно:

Вот и не найти тебя нигде,
Ты, как все виденья, нереальна…
Ты, уходящая к звезде, -
Тайна…

Василий Шукшин, словно специально рожденный для служения людям, не может жить без этого служения. Он не разделяет себя на тело и Слово, он слитен, монолитен, впечатан в свое время. Василий Шукшин кричит надрывно, как Есенин:
«А Русь все так же будет жить: плясать и плакать под забором!».
Искусство есть тайна.
Валерий Золотухин в кропотливой актерской работе постоянно погружается в персонажей, забывая самого себя, на пределе мысли и сердца оценивая людей и ситуации со всех возможных и невозможных ракурсов, как истинный гений, и психику и внешность. Смелее смелого Валерий Золотухин так прорывался на экран: «Хотите своим фильмом в вечность скакнуть? Возьмите в герои меня, выбью у председателя колхоза любого коня».
В стихах Осокиной виденья, достойные трагичных дней, играют с собственною тенью, забыв о сущности своей, так возвышаются значенья простых вещей, простых людей. Здесь хочется стоять и плакать, и видеть слёзы в зеркалах, в неповторимых отраженьях, в твоих божественных стихах. Идёт Осокина Людмила по сцене улиц в свете звёзд, и говорит сама с собою о том, что путь её непрост:

Котик, мой котик, -
Желтые глазки,
Котик, мой котик,
Котик из сказки.

Котик, мой котик, -
Черные очи!
Котик, мой котик,
В сумраке ночи!

Прелестнее стихов я не встречал! Сердце поэзии нежно стучит, как игрушечные вагончики детской железной дороги, вагончики с игрушечными человечками с далёкого, очень далёкого Алтая.
Т-ту-ту-у-у…
 http://kuvaldn-nu.narod.ru/2012/02