Александр Кузьменков
Уходящий год был богат пакостями – от тщательно раздутой пандемии до вполне реальной безработицы. Но нет худа без добра: литературная жизнь на этом фоне протекала не чересчур бурно. И слава Богу, могло быть и хуже.
ЛАУРЕАТЫ ГОДА
Их тьмы, и тьмы и тьмы. Нынче, изволите видеть, своя литпремия есть в любом сельском Доме культуры: понты дороже денег. Поэтому остановимся на трех самых статусных.
«Нацбест» достался елизаровской «Земле», «Ясная Поляна» – чижовскому «Собирателю рая», а «Большую книгу» пожаловали иличевскому «Чертежу Ньютона». Все три романа претендуют быть философскими, и это – откровенно дурной симптом. Привет от Чорана: «Как только писатель начинает прикидываться философом, можно сказать с уверенностью, что он пытается спрятать множество своих недостатков».
Во всех трех лаурированных опусах фабула издохла в эмбриональном состоянии. У Елизарова ее заменяет путеводитель по ритуальному бизнесу, у Чижова – поиски заплутавшей маменьки с сенильной деменцией, у Иличевского – путевые заметки из бананово-лимонных Бомбея, Цейлона и Невады. Вместо идей у Иличевского и Чижова – неандертальской простоты аллегории, рассчитанные на мало-мальски начитанную абитуриентку филфака. Мать с болезнью Альцгеймера – это, само собой, Родина-мать, пораженная беспамятством. А иличевский протагнист хочет встретить не столько отца, сколько божественного Отца. Ладно, у Елизарова и этого нет.
Что до философии, то гуманнее всех с читателем обошелся Чижов: всего-то ностальгия о потерянном советском рае. На два другие опуса впору клеить ярлык «Не влезай – убьет!» Там правит бал бесконвойная и беспощадная философская интоксикация.
Елизаров: «Труп есть отсутствие речи, но присутствие языка. Эта семиотическая дихотомия превращает труп в новый концепт смерти, которая прежде не имела пространственного и временного означаемого, но теперь обрела в языке – безмолвный труп и говорящее о смерти тело. Молчание становится говорением, и мертвец, по сути, сам становится универсальным языком, а кладбище – полифоническим текстом!»
Иличевский: «Пересмотр фундаментального закона мироздания кажется избыточным построением, куда менее красивым, чем сама по себе тайна особой материи, занимающей большую часть Вселенной, но при этом не вступающей с наблюдаемым миром во взаимодействие. Решение этой проблемы затрагивает массу важных знаний о Вселенной. Ведь что такое смысл, если не тайна в ауре понимания? Темная материя напоминает само сознание: его еще никто не смог локализовать в пространстве, хотя влияние сознания на наблюдаемый мир огромно».
Тянет повторить вслед за классиком: если сливки таковы, то что же молоко? Впрочем, вынужден разочаровать: это еще не сливки.
КНИГА ГОДА
Таковой, по общему признанию рецензентов, стал «Сад» Марины Степновой: 400-страничная ностальгия о Россiи, которую мы потеряли – черная икра, юнкера-кивера, конфетки-бараночки и непременный хруст французской булки. Правда, авторесса, урожденная Ровнер, в той самой Россiи до гробовой доски слушала бы хруст мацы где-нибудь в Бердичеве, но кому ж таки оно волнует?
М.С. взялась за российскую историю, в которой смыслит столько же, сколько я в тензорном исчислении: знаю, что есть, но не более того. Судить об уровне знаний можно было еще по «Женщинам Лазаря», где Reichsheer в 1918-м стоял на подступах к Москве. а сухой закон в СССР отменили не 26 августа 1923 года, но лишь в конце 1924-го. И во саду ли, в огороде несуразиц не счесть: от цен на кашмирские шали и табельного офицерского оружия до дворянских нравов. К примеру, княгиня Борятинская в 44 года оказалась, по-евангельски говоря, непраздною. Fi donc, подсказывает авторесса: «Светской женщине после сорока лет надлежало заниматься благотворительностью, а не любовью». Ну-ну. Графиня Софья Толстая Ванечку тоже в 44 родила – ни товарищеских судов, ни общественного порицания не упомню. А Екатерина Карамзина? – в 41 год осчастливила супруга дочкою Лизой, и ровно никакого осуждения в свете. Впрочем, на фоне прочего это сущие мелочи.
«Сад» – это четыре сотни страниц читательского ожидания: когда же хоть что-то начнется? Но действие ликвидировано, как бывшие графья, вместо него вас заставят до рези в глазах любоваться декорациями: «Сочная, почти первобытная зелень перла отовсюду, кудрявилась, завивалась в петли, топорщила неистовые махры». Надоело? А вы еще полюбуйтесь: «Вокруг дома вскипал сад, тоже акварельный, зеленовато-белый, весенний». Эх, раз, еще раз, еще много-много раз.
Единственное доступное развлечение – классический перформанс: нарядилась Степнова Водолазкиным… Князь Барятинский то Дрюона процитирует: «негоже лилиям прясть», то Мандельштама: «Россия, Лета, Лорелея». Как-то невзначай в 1870 год забредут декаденты под ручку с Набоковым и залетит грузовой дирижабль Циолковского. Зачем? – не слишком понятно. Спасибо и на том, что обошлось без пластиковых бутылок.
Какой-то хитрый супостат внушил Степновой, что она хороший стилист. И явно не без злого умысла внушил. Выморочный авторский маньеризм выглядит по меньшей мере дико: «Москва гомонила, визжала санями и девками, ухала, колыхалась внутри Кремля темной веселой жижей и то закручивала люд гулким водоворотом, то застывала, вылупив нахальные глаза и раззявив рот». Кто б объяснил, что такое «визжать девками»? И почему визжат сани? – не иначе, тормозные колодки износились. Будет вам и алмазная россыпь анекдотических эпитетов: «мозглые ноги», «сытная грязь», и даже «черносливовые тараканы». Станет Марина Львовна вареньем потчевать – держите ухо востро: мало ли что… Особенно впечатляет «бесстыдно задравшая оглобли телега», – доктор, да вы прямо маньяк какой-то! И это итог десятилетней работы над текстом? Да уж.
КРИТИК ГОДА
Этот титул без тени сомнения надо отдать Галине Юзефович: та с каждым днем зарывается все ниже плинтуса. Месяца полтора назад приключился очередной конфуз: рецензия на мемуары Бузовой «Цена счастья», явно написанные литнегром преклонных годов. Впрочем, Г.Ю. оно по барабану: найденные ею достоинства всегда внелитературного свойства. И на сей раз это в точности так:
«Что в этой книге подкупает — в каждой строке там читается очень простая мысль: “всего, что у меня есть, я добилась сама потому, что очень, очень много работала”».
Полноте, Галина Леонидовна, всякое безобразие должно свое приличие иметь. Что в переводе на язык вашей героини значит: реальный зашквар. Архикритикесса, знамо, фишку рубит. И ведет себя, как восьмиклассница в очереди на гименопластику – потупив глазки, ковыряет ножкой пол и жалобно скулит: я не така-а-ая...
«По странной служебной надобности (не спрашивайте) прочла “Цену счастья” Ольги, простите, Бузовой. Конечно, это невыносимо наивная книга, под завязку набитая надрывными и заполошными женскими вскриками типа “загляните в свое сердце”…»
Да бросьте, Галина Леонидовна. Такая. Как раз такая. Кроме печатной рецензии, есть видео из «Вечернего Урганта». Расшифровка не оставляет ни иллюзий, ни надежд – триумф отвязанного product placement’a:
«Книга больше чем наполовину состоит из совершенно великолепных глянцевых фотографий. Кроме автора и фотографа, у этой книги есть создатель аромата. Я брала ее в поездку, и теперь мой рюкзак сильно пахнет этим эксклюзивным ароматом. Не уверена, что это хорошее решение, но книга просто благоухает. Книга создает удивительно симпатичный образ Ольги Бузовой».
Парфюмированный фолиант моментально уценили до 9 рублей 90 копеек. И аромат Emotion №1 by Olga Buzova, который «дарит ощущение легкой эйфории и включает внутри маленькое солнце», не помог. Но суть, конечно же, не в том, суфлирует рецензент:
«Мы знаем много случаев, когда упорный труд не был должным образом вознагражден. Но за любым вознаграждением этот самый труд непременно стоит…»
Да-а? А ведь не скажешь – ни по Бузовой, ни по Юзефович.
УТРАТА ГОДА
Если кто-то еще не в курсе, то с глубоким прикорбием извещаю: Вадим Левенталь покинул пост ответственного секретаря «Нацбеста».
Заслуги В.Л. перед отечественной словесностью трудно переоценить. Свою литературную карьеру он начал тем, что служил верным Личардой у Виктора Топорова. Сетевые злопыхатели утверждают, что за водкой и сигаретами бегал, однако не станем верить клеветникам. Но служил отлично-благородно и в результате стал вторым лицом «Нацбеста».
Тут Вадим Андреевич решил, что пришла пора сеять разумное, доброе, вечное. Дебютировал он вполне приличным проектом «Литературная матрица». Но «Матрица» осталась единственной удачной затеей. Следом явился роман «Маша Регина», где В.Л. путал кайму с окоемом и громоздил многоугольные синтаксические конструкции с пятью союзами «что» в 27 словах. Впрочем, на оценку критиков это никак не повлияло. «У Левенталя слух зрелого поэта, легкие молотобойца и ум молодого математика; не остроумие, а ум именно, мудрость философа», – захлебывался от счастья мармеладный Данилкин.
После того, как мэтр Топоров отбыл в мир иной, Левенталя допустили к рулю «Нацбеста». Жизнь удалась. Ой вей, и что вы себе думали? Некоторым, чтоб иметь счастье, нужно таки еще немножечко шить. В издательстве «Флюид FreeFly», а потом в издательстве «Городец-Флюид» стала выходить серия «Книжная полка Вадима Левенталя» с растопыренной пятерней на титульном листе, под стать знаменам Изенгарда. Самодельный Саруман на всех углах читал черные заклятья: «Наш литературный процесс напоминает пресный супчик в городской больничке. Невкусно, пресно, без перца и без соли». Поэт-молотобоец-математик-философ предложил разнообразить меню баландой из тухлой гомосятины. Вроде этой: «Ну, портки сняли, да он мне засадил. Больновато, но <censored>. По пьяному-то делу» (Влад Ридош «Пролетариат»). Или этой: «Коля сосредоточенно <censored> себя бутылкой, глядя на экран» (Упырь Лихой «Славянские отаку»).
Цитаты убедительно и беспристрастно говорят о предпочтениях хозяина серии – не подумайте плохого, об эстетических. Грех по нашим временам невелик, да никто Левенталю это в вину и не ставил.
На взгляд стороннего наблюдателя, есть причина не в пример серьезнее: левенталевские урук-хаи все чаще становились номинантами «Нацбеста», учрежденного «Лимбусом». Особенно показателен в этом отношении был 2019-й: в лонг-листе премии, насколько помню, оказалось пять книг «Флюида» и ни одной «Лимбуса». В 2020-м «Флюид» опять-таки перевесил: пять против трех. Кто же в здравом уме будет терпеть диверсию на своей территории? В.Л. дипломатично объяснял отставку несогласием проводить финал заочно. Тот еще повод для развода, не находите?
Но я в Левенталя верю. Ибо прав был Станислав Ежи Лец: «Мертворожденное долго не может умереть».
СОБЫТИЕ ГОДА
В конце ноября «КоммерсантЪ» проинформировал:
«Российский книжный рынок в 2020 году ждет крупнейшее падение за последние десять лет. За первые три квартала 2020 года в России выпущено 255 млн экземпляров книг – на 20% меньше, чем годом ранее, подсчитала Роспечать. По итогам года падение обещает стать самым сильным с кризиса 2008 года даже с учетом роста спроса на покупки через интернет. “Эксмо-АСТ”, крупнейший издатель коммерческой литературы, прогнозирует сокращение рынка на 20% в деньгах, до 80 млрд руб., тогда как с 2014 года он прирастал на 4-11% ежегодно. Быстрее падают продажи художественной, чуть медленнее – прикладной литературы».
Обозреватели газеты винят во всем коронакризис, да он, по-моему, лишь подтолкнул падающего. Происходящее более чем закономерно. В очередной раз повторю вслед за Авраамом Линкольном: «Можно все время дурачить некоторых, можно некоторое время дурачить всех, но нельзя все время дурачить всех».
Что и наблюдаем.
ЛАУРЕАТЫ ГОДА
Их тьмы, и тьмы и тьмы. Нынче, изволите видеть, своя литпремия есть в любом сельском Доме культуры: понты дороже денег. Поэтому остановимся на трех самых статусных.
«Нацбест» достался елизаровской «Земле», «Ясная Поляна» – чижовскому «Собирателю рая», а «Большую книгу» пожаловали иличевскому «Чертежу Ньютона». Все три романа претендуют быть философскими, и это – откровенно дурной симптом. Привет от Чорана: «Как только писатель начинает прикидываться философом, можно сказать с уверенностью, что он пытается спрятать множество своих недостатков».
Во всех трех лаурированных опусах фабула издохла в эмбриональном состоянии. У Елизарова ее заменяет путеводитель по ритуальному бизнесу, у Чижова – поиски заплутавшей маменьки с сенильной деменцией, у Иличевского – путевые заметки из бананово-лимонных Бомбея, Цейлона и Невады. Вместо идей у Иличевского и Чижова – неандертальской простоты аллегории, рассчитанные на мало-мальски начитанную абитуриентку филфака. Мать с болезнью Альцгеймера – это, само собой, Родина-мать, пораженная беспамятством. А иличевский протагнист хочет встретить не столько отца, сколько божественного Отца. Ладно, у Елизарова и этого нет.
Что до философии, то гуманнее всех с читателем обошелся Чижов: всего-то ностальгия о потерянном советском рае. На два другие опуса впору клеить ярлык «Не влезай – убьет!» Там правит бал бесконвойная и беспощадная философская интоксикация.
Елизаров: «Труп есть отсутствие речи, но присутствие языка. Эта семиотическая дихотомия превращает труп в новый концепт смерти, которая прежде не имела пространственного и временного означаемого, но теперь обрела в языке – безмолвный труп и говорящее о смерти тело. Молчание становится говорением, и мертвец, по сути, сам становится универсальным языком, а кладбище – полифоническим текстом!»
Иличевский: «Пересмотр фундаментального закона мироздания кажется избыточным построением, куда менее красивым, чем сама по себе тайна особой материи, занимающей большую часть Вселенной, но при этом не вступающей с наблюдаемым миром во взаимодействие. Решение этой проблемы затрагивает массу важных знаний о Вселенной. Ведь что такое смысл, если не тайна в ауре понимания? Темная материя напоминает само сознание: его еще никто не смог локализовать в пространстве, хотя влияние сознания на наблюдаемый мир огромно».
Тянет повторить вслед за классиком: если сливки таковы, то что же молоко? Впрочем, вынужден разочаровать: это еще не сливки.
КНИГА ГОДА
Таковой, по общему признанию рецензентов, стал «Сад» Марины Степновой: 400-страничная ностальгия о Россiи, которую мы потеряли – черная икра, юнкера-кивера, конфетки-бараночки и непременный хруст французской булки. Правда, авторесса, урожденная Ровнер, в той самой Россiи до гробовой доски слушала бы хруст мацы где-нибудь в Бердичеве, но кому ж таки оно волнует?
М.С. взялась за российскую историю, в которой смыслит столько же, сколько я в тензорном исчислении: знаю, что есть, но не более того. Судить об уровне знаний можно было еще по «Женщинам Лазаря», где Reichsheer в 1918-м стоял на подступах к Москве. а сухой закон в СССР отменили не 26 августа 1923 года, но лишь в конце 1924-го. И во саду ли, в огороде несуразиц не счесть: от цен на кашмирские шали и табельного офицерского оружия до дворянских нравов. К примеру, княгиня Борятинская в 44 года оказалась, по-евангельски говоря, непраздною. Fi donc, подсказывает авторесса: «Светской женщине после сорока лет надлежало заниматься благотворительностью, а не любовью». Ну-ну. Графиня Софья Толстая Ванечку тоже в 44 родила – ни товарищеских судов, ни общественного порицания не упомню. А Екатерина Карамзина? – в 41 год осчастливила супруга дочкою Лизой, и ровно никакого осуждения в свете. Впрочем, на фоне прочего это сущие мелочи.
«Сад» – это четыре сотни страниц читательского ожидания: когда же хоть что-то начнется? Но действие ликвидировано, как бывшие графья, вместо него вас заставят до рези в глазах любоваться декорациями: «Сочная, почти первобытная зелень перла отовсюду, кудрявилась, завивалась в петли, топорщила неистовые махры». Надоело? А вы еще полюбуйтесь: «Вокруг дома вскипал сад, тоже акварельный, зеленовато-белый, весенний». Эх, раз, еще раз, еще много-много раз.
Единственное доступное развлечение – классический перформанс: нарядилась Степнова Водолазкиным… Князь Барятинский то Дрюона процитирует: «негоже лилиям прясть», то Мандельштама: «Россия, Лета, Лорелея». Как-то невзначай в 1870 год забредут декаденты под ручку с Набоковым и залетит грузовой дирижабль Циолковского. Зачем? – не слишком понятно. Спасибо и на том, что обошлось без пластиковых бутылок.
Какой-то хитрый супостат внушил Степновой, что она хороший стилист. И явно не без злого умысла внушил. Выморочный авторский маньеризм выглядит по меньшей мере дико: «Москва гомонила, визжала санями и девками, ухала, колыхалась внутри Кремля темной веселой жижей и то закручивала люд гулким водоворотом, то застывала, вылупив нахальные глаза и раззявив рот». Кто б объяснил, что такое «визжать девками»? И почему визжат сани? – не иначе, тормозные колодки износились. Будет вам и алмазная россыпь анекдотических эпитетов: «мозглые ноги», «сытная грязь», и даже «черносливовые тараканы». Станет Марина Львовна вареньем потчевать – держите ухо востро: мало ли что… Особенно впечатляет «бесстыдно задравшая оглобли телега», – доктор, да вы прямо маньяк какой-то! И это итог десятилетней работы над текстом? Да уж.
КРИТИК ГОДА
Этот титул без тени сомнения надо отдать Галине Юзефович: та с каждым днем зарывается все ниже плинтуса. Месяца полтора назад приключился очередной конфуз: рецензия на мемуары Бузовой «Цена счастья», явно написанные литнегром преклонных годов. Впрочем, Г.Ю. оно по барабану: найденные ею достоинства всегда внелитературного свойства. И на сей раз это в точности так:
«Что в этой книге подкупает — в каждой строке там читается очень простая мысль: “всего, что у меня есть, я добилась сама потому, что очень, очень много работала”».
Полноте, Галина Леонидовна, всякое безобразие должно свое приличие иметь. Что в переводе на язык вашей героини значит: реальный зашквар. Архикритикесса, знамо, фишку рубит. И ведет себя, как восьмиклассница в очереди на гименопластику – потупив глазки, ковыряет ножкой пол и жалобно скулит: я не така-а-ая...
«По странной служебной надобности (не спрашивайте) прочла “Цену счастья” Ольги, простите, Бузовой. Конечно, это невыносимо наивная книга, под завязку набитая надрывными и заполошными женскими вскриками типа “загляните в свое сердце”…»
Да бросьте, Галина Леонидовна. Такая. Как раз такая. Кроме печатной рецензии, есть видео из «Вечернего Урганта». Расшифровка не оставляет ни иллюзий, ни надежд – триумф отвязанного product placement’a:
«Книга больше чем наполовину состоит из совершенно великолепных глянцевых фотографий. Кроме автора и фотографа, у этой книги есть создатель аромата. Я брала ее в поездку, и теперь мой рюкзак сильно пахнет этим эксклюзивным ароматом. Не уверена, что это хорошее решение, но книга просто благоухает. Книга создает удивительно симпатичный образ Ольги Бузовой».
Парфюмированный фолиант моментально уценили до 9 рублей 90 копеек. И аромат Emotion №1 by Olga Buzova, который «дарит ощущение легкой эйфории и включает внутри маленькое солнце», не помог. Но суть, конечно же, не в том, суфлирует рецензент:
«Мы знаем много случаев, когда упорный труд не был должным образом вознагражден. Но за любым вознаграждением этот самый труд непременно стоит…»
Да-а? А ведь не скажешь – ни по Бузовой, ни по Юзефович.
УТРАТА ГОДА
Если кто-то еще не в курсе, то с глубоким прикорбием извещаю: Вадим Левенталь покинул пост ответственного секретаря «Нацбеста».
Заслуги В.Л. перед отечественной словесностью трудно переоценить. Свою литературную карьеру он начал тем, что служил верным Личардой у Виктора Топорова. Сетевые злопыхатели утверждают, что за водкой и сигаретами бегал, однако не станем верить клеветникам. Но служил отлично-благородно и в результате стал вторым лицом «Нацбеста».
Тут Вадим Андреевич решил, что пришла пора сеять разумное, доброе, вечное. Дебютировал он вполне приличным проектом «Литературная матрица». Но «Матрица» осталась единственной удачной затеей. Следом явился роман «Маша Регина», где В.Л. путал кайму с окоемом и громоздил многоугольные синтаксические конструкции с пятью союзами «что» в 27 словах. Впрочем, на оценку критиков это никак не повлияло. «У Левенталя слух зрелого поэта, легкие молотобойца и ум молодого математика; не остроумие, а ум именно, мудрость философа», – захлебывался от счастья мармеладный Данилкин.
После того, как мэтр Топоров отбыл в мир иной, Левенталя допустили к рулю «Нацбеста». Жизнь удалась. Ой вей, и что вы себе думали? Некоторым, чтоб иметь счастье, нужно таки еще немножечко шить. В издательстве «Флюид FreeFly», а потом в издательстве «Городец-Флюид» стала выходить серия «Книжная полка Вадима Левенталя» с растопыренной пятерней на титульном листе, под стать знаменам Изенгарда. Самодельный Саруман на всех углах читал черные заклятья: «Наш литературный процесс напоминает пресный супчик в городской больничке. Невкусно, пресно, без перца и без соли». Поэт-молотобоец-математик-философ предложил разнообразить меню баландой из тухлой гомосятины. Вроде этой: «Ну, портки сняли, да он мне засадил. Больновато, но <censored>. По пьяному-то делу» (Влад Ридош «Пролетариат»). Или этой: «Коля сосредоточенно <censored> себя бутылкой, глядя на экран» (Упырь Лихой «Славянские отаку»).
Цитаты убедительно и беспристрастно говорят о предпочтениях хозяина серии – не подумайте плохого, об эстетических. Грех по нашим временам невелик, да никто Левенталю это в вину и не ставил.
На взгляд стороннего наблюдателя, есть причина не в пример серьезнее: левенталевские урук-хаи все чаще становились номинантами «Нацбеста», учрежденного «Лимбусом». Особенно показателен в этом отношении был 2019-й: в лонг-листе премии, насколько помню, оказалось пять книг «Флюида» и ни одной «Лимбуса». В 2020-м «Флюид» опять-таки перевесил: пять против трех. Кто же в здравом уме будет терпеть диверсию на своей территории? В.Л. дипломатично объяснял отставку несогласием проводить финал заочно. Тот еще повод для развода, не находите?
Но я в Левенталя верю. Ибо прав был Станислав Ежи Лец: «Мертворожденное долго не может умереть».
СОБЫТИЕ ГОДА
В конце ноября «КоммерсантЪ» проинформировал:
«Российский книжный рынок в 2020 году ждет крупнейшее падение за последние десять лет. За первые три квартала 2020 года в России выпущено 255 млн экземпляров книг – на 20% меньше, чем годом ранее, подсчитала Роспечать. По итогам года падение обещает стать самым сильным с кризиса 2008 года даже с учетом роста спроса на покупки через интернет. “Эксмо-АСТ”, крупнейший издатель коммерческой литературы, прогнозирует сокращение рынка на 20% в деньгах, до 80 млрд руб., тогда как с 2014 года он прирастал на 4-11% ежегодно. Быстрее падают продажи художественной, чуть медленнее – прикладной литературы».
Обозреватели газеты винят во всем коронакризис, да он, по-моему, лишь подтолкнул падающего. Происходящее более чем закономерно. В очередной раз повторю вслед за Авраамом Линкольном: «Можно все время дурачить некоторых, можно некоторое время дурачить всех, но нельзя все время дурачить всех».
Что и наблюдаем.
.jpg)
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.