Александр МЕЛИХОВ

В духе классической пушкинской элегии «Вновь я посетил» — и Александр Мелихов вновь посетил свои книжные полки. Надеемся и его элегия... «Вновь я перечитал» — пригласит вас вспомнить некоторые Имена.
                                                                                                                     Игорь Шумейко

11 июня 1811 года родился Виссарион Григорьевич Белинский

Его дед-священник слыл аскетом и праведником, отец же бросил духовное поприще ради карьеры лекаря, но в захолустном Чембаре публика чуралась открытого вольнодумца и безбожника.

«Мать моя, — вспоминал Белинский, — была охотница рыскать по кумушкам; я, грудной ребенок, оставался с нянькою, нанятою девкою; чтоб я не беспокоил ее своим криком, она меня душила и била. Впрочем, я не был грудным: родился я больным при смерти, груди не брал и не знал ее… сосал я рожок, и то, если молоко было прокислое и гнилое — свежего не мог брать… Отец меня терпеть не мог, ругал, унижал, придирался, бил нещадно и ругал площадно — вечная ему память. Я в семействе был чужой».

В полуголодные годы в Московском университете, добившие остатки его здоровья, Белинский сотворил пламенную трагедию «Дмитрий Калинин», за которую был отчислен «по слабости здоровья и притом по ограниченности способностей». Помимо чахотки Белинский заразился еще и гегельянским афоризмом «всё действительное разумно» и впал в исступленное примирение с «действительностью», хотя если бы даже какой-то высший разум и существовал, все равно было бы неизвестно, угодно ли ему примирение или протест. Не мудрено, что гегельянство сменил социализм, ставший для Белинского «идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания». Веры без берегов: «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнём и мечом истребил бы остальную»; «Да и что кровь тысячей в сравнении с унижением и страданием миллионов?». Задумываться ли, что его греза принесет унижения и страдания именно миллионам?
К счастью, весь жар своей души ему удалось вложить только в критику: «Литературе расейской — моя жизнь и моя кровь». С обычной своей безоглядностью и отсутствием сомнений Белинский превозносил «реалистов», объявлял Пушкина отставшим от современной науки и превозносил Гоголя, изображающего жизнь как она есть. Хотя задача искусства отнюдь не в отражении жизни, а в ее художественном преображении, и оба русских гения именно в этом и остались непревзойденными — Пушкин преображал страшное в прекрасное, а Гоголь противное в забавное.
Некрасивый, болезненно застенчивый, не знавший женской любви, потерявший во младенчестве двух детей, впадавший в отчаяние от пустякового карточного проигрыша, этот вечный ребенок сжег себя в служении великим химерам. Ницше считал такую судьбу наипрекраснейшей участью смертного.

12 июня 1927 года родился Виталий Сёмин

Я рад поводу напомнить об этом первоклассном писателе. Пятнадцатилетним мальчишкой угнанном из родного Ростова-на-Дону в нацистскую Германию, отмотавшем там до конца войны полуголодным замученным остарбайтером. Эта каторга и на родине не прошла ему даром. В 1953 году Семин был отчислен из Ростовского пединститута и отправлен на строительство Куйбышевской ГЭС. С 1954-го по 1956-й с незаконченным высшим потрудился сельским учителем. И только в 1957-м заочно закончил Таганрогский педагогический и получил разрешение вернуться в Ростов в качестве преподавателя автодорожного техникума. Никто не хотел бы для себя такой биографии, но писатели умеют создавать творческие победы из житейских поражений: из всех этих мытарств и полумытарств Семин на своей шкуре узнал жизнь советских низов. И когда он фотографически точно написал о быте простых советских людей, его повесть «Семеро в одном доме», в 1965 году опубликованная в журнале «Новый мир», сделалась сенсацией. 
Сегодняшние молодые люди, знающие цену точному писательскому слову, наверняка оценят ее и сегодня, но вряд ли поймут, из-за чего здесь было поднимать бучу: отлично изображены обычные люди со своими достоинствам и недостатками, а центральный женский образ — Муля — прямо-таки шедеврален сочетанием наивной приземленности и, временами, почти святости. Но в те годы эта гиперреалистическая правда считалась очернением. Очень советую прочитать! Тогдашний властитель дум Виктор Некрасов после разносной статьи утешал молодого автора: 

«С некоторым опозданием, зато с громадным наслаждением прочитал Вашу Великолепную Семёрку! Читал, не отрываясь, и всё радовался, радовался, радовался, хотя совсем не о радостном Вы пишете. И появлению статьи обрадовался, хотя, опять же, ничего радостного в этом нету… Значит, своей „видимостью правды“ Вы задели, попали в точку, под самое дыхало дали».

Роман «Нагрудный знак „ОСТ“» о нацистской каторге вышел с большим опозданием в «Дружбе народов» в 1976 году. На немецкой каторге, как и на шаламовской, ближайшими врагами оказываются блатные — они отнимают у людей последний уголок, где они бы чувствовали себя в безопасности. И немцев ненавидят только как конвоиров.
А вот простецкий здоровый парень, когда появляется возможность расправляться с немцами безнаказанно, отказывается это делать и говорит, набычась: «Им можно, а нам нельзя». Герои Виталия Семина ухитрялись сохранить не только жизнь, но и благородство.

24 июня 1950 года ушел из жизни Иван Шмелёв 

Происходивший из купеческого рода, пробившегося из крестьян и осевшего в Замоскворечье. Отец его командовал плотницкой артелью более чем в триста топоров и зарабатывал подрядами. Так что писатель помимо гимназии и университета прошел школу у мастеровых: «Это была первая прочитанная мною книга — книга живого, бойкого и красочного слова».

«Здесь я почувствовал любовь и уважение к этому народу, который все мог. Он делал то, чего не могли сделать такие, как я, как мои родные. Эти лохматые совершали на моих глазах много чудес. Висели под крышей, ходили по карнизам, спускались в колодезь, вырезали из досок фигуры, ковали лошадей, брыкающихся, писали красками чудеса, пели песни и рассказывали захватывающие сказки.
<…>
И все то, что теплого бьется в душе, что заставляет жалеть и негодовать, думать и чувствовать, я получил от сотен простых людей с мозолистыми руками и добрыми для меня, ребенка, глазами».

Неудивительно, что после нескольких лет службы провинциальным чиновником Шмелев сделался прозаиком горьковской школы. Февральскую революцию приветствовал, а Октябрю ужаснулся. И летом 1918-го перебрался в оккупированный немцами Крым, даже купил там дом с земельным участком.
Но красный террор настиг его и там. Вместе с тысячами других офицеров, поверивших большевикам, был расстрелян его исступленно любимый сын. А чудовищный голод, медленное вымирание, одичание, озверение, отупение Шмелев поразительно сдержанно и фотографически точно изобразил в самой сильной своей эпопее «Солнце мёртвых». «Кошмарный, но окутанный поэтическим блеском документ той эпохи, когда красные благодетели "вымели Крым железной метлой", — так отозвался о книге Томас Манн: – Прочтите это, если у вас хватит смелости». 
Зато в романах «Богомолье» и «Лето Господне» Шмелев изобразил патриархальную Россию своего детства без всяких привычных свинцовых мерзостей. Писатель не стремился сказать «всю правду» — он просто объяснился в любви к родине своего детства, не помня зла и воздавая ей за благо. Шмелев не считал, что то сердце не научится любить, которое устало ненавидеть, — он ненавидел только убийц всего того, что он любил. Но, кажется, пожилой страдалец слегка тронулся умом, когда уверовал, что победа Германии над Советским Союзом приведет к тому, «что крепкие узы братства отныне свяжут оба великих народа. Великие страдания очищают и возносят». Однако прах свой он завещал похоронить все-таки в России.
Что и было исполнено.
Три писателя. Три даты июня | Камертон (webkamerton.ru)