Найденко Игорь
Вчитываясь в хроники и жизнеописания, которым 100, 200, 500, 1000 лет, рано или поздно спрашиваешь себя: а каково человеку мыслящему было себя осознавать в тех условиях? насколько полнота бытия соответствовала внутренним запросам? была ли возможность у личности того времени совершать свои собственные Поступки (или Ошибки) или ей приходилось бессильно присутствовать в общей человеческой массе, наматываемой на колесо истории?

В этом смысле английский поэт и проповедник Джон Донн (1572-1631 гг.) полностью реабилитирует в глазах нашего современника Британию своего времени. Он смог. И для нас кое-что оставил.

Удивительно, но творчество Джона Донна после его смерти было не слишком востребованно, точнее, подзабыто. Непроизвольно вернул его на вершину Эрнест Хемингуэй, поставивший эпиграфом к своему роману "По ком звонит колокол” фразу из проповеди Джона Донна: "Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе”. После чего эпиграф стал едва ли не популярнее самого романа.

Стихи — я

Джон Донн родился 440 лет назад в Лондоне в зажиточной католической семье. Все события его жизни периодов отрочества и юности говорят о бунтарском характере и жажде приключений. Образование Джон получал в двух университетах — Оксфордском и Кембриджском.

Впрочем, не закончил ни один, не желая присягать на верность англиканской церкви (в дальнейшем он все-таки стал священником-протестантом). К концу учебы, ввиду разгульного образа жизни, истратил большую часть наследства. В 1596-1597 гг. участвовал в двух военных (по сути, пиратских) морских путешествиях на европейский континент.

Что бы меня ни подтолкнуло в путь —
Любовь или надежда утонуть,
Прогнивший век, досада, пресыщенье.
Иль попросту мираж обогащенья —
Уже не важно. Будь ты здесь храбрец
Иль жалкий трус — тебе один конец.
Меж гончей и оленем нет различий,
Когда судьба их делает добычей.

("Шторм”)

Прожил в свое удовольствие несколько лет в Италии и Испании. Вернувшись на родину, устроился секретарем к хранителю королевской печати Томасу Эджертону.

Но и здесь не обошлось без приключений: Донн влюбился в племянницу сэра Томаса, втайне женился на ней в 1601 г., за что рассердившийся патрон выгнал его с работы и упек за решетку. Этому периоду жизни сам Джон Донн в одном из сонетов дал очень меткую характеристику:

Я весь боренье: на беду мою,
Непостоянство — постоянным стало…

Вся поэзия Джона Донна того времени — сплошной спор с классиками и низвержение авторитетов. Сонеты, элегии, эпиталамы, песни, послания, эпиграммы — во всех жанрах Донн блещет виртуозным слогом, остроумием и, местами, цинизмом, цепляя все проявления жизни — от нравов английского бомонда до любовных сцен. Причем в стихах о любви поэту с легкостью даются как откровенно-развязные мотивы…

Скинь башмачки — и босиком ступай
В святилище любви — альковный рай!
В таком сиянье млечном серафимы
На землю сходят, праведникам зримы.
Хотя и духи адские порой
Облечься могут лживой белизной,
Но верная примета не обманет:
от тех власы, от этих плоть восстанет.
Моим рукам-скитальцам дай патент
Обследовать весь этот континент;
Тебя я, как Америку, открою,
Смирю и заселю одним собою.

("На раздевание возлюбленной”; за последние строки этого стихотворения Хорхе Луис Борхес назвал Джона Донна великим поэтом)

… так и возвышенная лирика:
Очнулись наши души лишь теперь,
Очнулись и застыли в ожиданьи;
Любовь на ключ замкнула нашу дверь,
Каморку превращая в мирозданье.
Кто хочет, пусть плывет на край земли
Миры златые открывать вдали —
А мы свои миры друг в друге обрели.

("С добрым утром”)

Сложно даже представить, сколько женских сердец покорил молодой и горячий поэт…

Примириться с родственниками молодой супруги удалось лишь спустя восемь лет. За это время новоиспеченный глава семейства, пережив вместе с женой тяжелый период мытарств, остепенился, занялся адвокатской практикой, стал помощником епископа, активно увлекся богословием и даже дважды успел побывать депутатом парламента. Со временем в сонетах Джона Донна проявились глубоко духовные мотивы:

Но мне ль тебя, о Боже, звать к ответу?..
Пусть кровь твоя и плач мой покаянный
В один поток сойдутся неслиянно!
Грехи мои навеки ввергни в Лету!
"О, вспомни грех мой!” — молит кто-нибудь,
А я взываю: "Поскорей забудь!..”
("Когда ни дерево…”)

Но для такого внутреннего преображения были более чем веские причины…

Три удара колокола

Тема смерти в творчестве Джона Донна впервые всплыла в 1608 г., когда острый внутренний кризис вылился в 200-страничный трактат "Биотанатос” — по сути, манифест — оправдание самоубийства.

Логически выстроенная цепочка рассуждений автора убийственно точна: раз самоубийство — разновидность убийства, а среди убийств имеют место непреднамеренные, следовательно, не каждый совершающий самоубийство несет на себе печать смертного греха. Апофеозом рассуждений Джона Донна стало размышление о смерти Иисуса Христа.

По мнению поэта, тот умер на кресте по собственной воле, точнее, покончил с собой посредством чудесного и сознательного излучения души. "Биотанатос” напоминает по духу знаменитый монолог Гамлета (с этим героем Уильяма Шекспира, кстати, Джона Донна сравнивают очень часто).

Насколько близко стоял у роковой черты сам Донн, наверное, никто не знал, кроме него самого да, пожалуй, его жены. Анна была для поэта настоящей опорой и поддержкой. Хотя ей самой приходилось нелегко: почти ежегодно она рожала по ребенку. Из 12 детей пятеро не выжили.

В 1617 г., разродившись последним, мертвым младенцем, скончалась и сама Анна. К тому времени Донн окончательно порвал со светским образом жизни. Немало этому способствовал король Яков I Английский, впечатленный просветительским даром и эрудицией Джона Донна, автора 160 проповедей, каждая из которых может считаться шедевром богословия.

В результате Донн получил степень доктора богословия при Кембриджском университете, должность настоятеля собора св.Павла. Второй раз близкое дыхание смерти Донн ощутил во время болезни в 1623 г., вследствие чего появился очередной литературно-богословский шедевр — "Моления и требы по неотлагательным случаям”.

Третий раз в колокол Джон Донн ударил сам. Прочитанная 25 февраля 1631 г. проповедь "Схватка смерти, или Утешение душе, ввиду смертельной жизни и живой смерти нашего тела” стала последней перед смертью, случившейся 31 марта.

По словам биографа Джона Донна Исаака Уолтона, "многие тогда, видя его слезы и слыша слабый голос, признали, что текст был выбран пророчески и что доктор Донн прочел проповедь на собственное погребение” : "То, что мы именуем жизнью, есть всего лишь Hebdomada mortium, Неделя смертей, 7 дней, 7 времен нашей жизни, проведенной в умирании, семижды пройденная смерть… Наша юность жаждет и алчет, и после того пускается грешить, чего детство наше еще не ведало. А старость наша кручинится и злится, потому что уже не в силах греховодничать, как умела юность”.

"Я — микрокосм, искуснейший узор”

Конечно, литературные "танцы со смертью” позднего Джона Донна — на любителя. Для почитателей его таланта он в первую очередь Поэт. Блестяще владеющий слогом, тонко играющий смыслами, умеющий мгновенно менять острый сарказм на возвышенные интонации… Он ощущал в самых простых человеческих чувствах дыхание вечности. И передавал это одной строфой, превращая человека в центр своей собственной вселенной.

Вы, новых стран открывшие простор
И сферы, что превыше небосвода,
В мои глаза для плача влейте воды
Морей огромных: целый мир — мой взор —
Отмойте. Ведь потоп не повторится,
Нет, алчностью и завистью дымясь,
Мой мир сгорит: в нем жар страстей таится…