Олег Фёдорович Вольный
(12.03.46 – 24.01.2004)
Родился в Симферополе Крымской области в семье писателя-фронтовика, горняка Фёдора Вольного. В 1948 году семья переехала в город Красный Луч Луганской области, а в 1953 году – в Луганск.
В 1965 году Олег Вольный поступил на факультет журналистики Ленинградского государственного университета. По окончании университета, с 1969 по 1972 год служил на Краснознамённом Северном флоте на офицерских должностях. Затем работал в Заполярье в редакции газеты «Комсомолец Заполярья» (г. Мурманск).
С 1976 года до конца жизни жил в Луганске. Работал в редакциях газет «Ворошиловградская правда» и «Время», в Ворошиловградской областной научной библиотеке им. М. Горького. В период работы в библиотеке, был инициатором и одним из организаторов Первой болгаро-советской научной конференции «Владимир Иванович Даль и Болгария» (май 1988 г.).
Олег Фёдорович Вольный – автор многих научных работ и публикаций, театральных и литературных критических статей, книг прозы и стихов. Переводчик поэтических и прозаических произведений, а также драматургии с болгарского и украинского языков на русский.
Член Межрегионального союза писателей с 2002 года.
Из повести Олега Вольного
«Когда терриконы были молодыми
(Страницы одной жизни)»
Шахте № 1-2 «Анненка» – «Сталинский забой» –
«Знамя коммунизма» – посвящается.
ЗДРАВСТВУЙ, ОТЕЦ!..
(Вместо предисловия)
Терриконы – как люди. Рождаются огромным напряжением сил, пОтом и болью, растут, но высоты достигают разной. Стареют, сникнув над отработавшей свой век шахтой.
А теперь, один за другим, исчезают – как люди, уходят в землю, из которой явились на свет.
Терриконы были символом Донбасса, в песнях фигурировали, на картинах художников создавали индустриальный колорит. Нынче научная терминология именует их объектами повышенной экологической опасности, источником загрязнения атмосферы, засорения плодородных почв и прочих негативных воздействии на окружающую среду.
Всему – свое время. Оно – беспристрастный и неподкупный судья и с иными символами обходится сурово, обнажая их отдалённые последствия.
Было время терриконов, в которых скапливалась пустая порода, поднятая шахтёрами на-гора, чтобы открыть путь к углю. Настала пора, когда породой из терриконов засыпают глубокие овраги, стирая с лица земли шрамы веков.
А этот террикон пока стоит. Упрямо ползут вверх по рельсам вагонетки с породой. С шахтного двора выкатываются железнодорожные составы с углем. Шахта живёт.
Это Твоя шахта.
Глажу бетонную стену старого копра и говорю: «Здравствуй, отец!..»
Кланяюсь террикону: «Здравствуй, отец!..»
Перебираю пожелтевшие от времени документы, фронтовые письма, листки рукописей, фотографии: «Здравствуй, отец!..»
Это только кажется, что они молчат. В них звучит Твой живой голос. Они рассказывают о многом. И копер, и террикон, и степь, уходящая за горизонт.
Здравствуй, отец!..
…………………………………………………
…………………………………………………
Открыли клуб
Внешне он мало отличался от неказистых, вросших в землю бараков, которые в беспорядке торчали по соседству. Это была одна из ещё дореволюционных казарм, в которых мыкали горе шахтёрские артели, надрывавшиеся на непосильной работе на шахтовладельца и царя-батюшку.
Сделать из такого барака что-либо приличное казалось невозможным, Но невозможно было и мириться с тем, что рудничный посёлок, испокон веков живший в беспросветной темноте и грязи, в трёх русских революциях отдавший лучших своих людей, невероятным трудом перемогающий разруху, оставался в бескультурье.
Люди, выдававшие на-гора уголь, имели право, поднявшись из душных подземных нор, найти отдых не только телу, но и душе.
Клуб оборудовали не одни комсомольцы.
Собственно, сначала «комса», горячо покричав на собрании ячейки, решила соорудить клуб самостоятельно. И начали, выбрав заброшенную казарму, которая показалась пошире других.
Но стоило рудничным жителям прослышать о затее комсомольцев, как со всех сторон потянулись добровольные помощники. Стены изнутри побелили известью, заделали дыры в крыше, провели с шахтной кочегарки электричество и подвесили под потолком аж две лампочки.
Собрав в рудничном поселке всё похожее на доски – с лесом на шахте было ещё очень тяжело, – соорудили сцену, скамейки для зрительного зала, в углу отгородили библиотеку – четыре дюжины общественных книжек, в другом помещении – комнатёнку для прочих клубных дел.
На пол леса не оставалось, да и будь он – материалу нашли бы более достойное применение: деревянные полы имелись только в конторе шахты и нескольких домах технической колонии.
И пусть зал былприземистым, утыканным столбами, подпирающими ненадежный потолок, а сцена – махонькой, это был клуб.
Первый рудничный клуб в поселке, который за всю свою невесёлую историю из общественных помещений знавал до революции только трактир да околоток.
Местная гордость шахты «Карла» – клуб, как две капли воды, был похож на клубы шахт «Анненки», «Верочки», собственной соседки – «Основной» № 12 и других окрестных шахт, но дело было не в помещении, а в том, что происходило в этих стенах. А там к шахтёрам шло просвещение, культура и ещё что-то такое, что трудно передать словами, не видя, как проясняются иссеченные угольной крошкой лица шахтёров, переступающих порог клуба.
1 мая 1925 года в клубе шахты «Карла» было показано представление «Красный шквал», поставленное агитбригадой «Синяя блуза» по сценарию, написанному комсомольским коллективом во главе с Федей Вольным.
Кинопередвижку с «Броненосцем "Потёмкиным”» для карловского клуба Фёдор выбил в райкоме комсомола с боем, вне очереди.
Радоваться бы. А он возвращался из Криндачевки* грустный.
В кармане лежало распоряжение о переводе на шахту № 33-36 Боково-Антрацитовского рудоуправления.
___________________________________
* – Криндачевка – до 1920 года название города Красный Луч
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.