Ветер летал над землёй, влюблённый сам в себя. Свободный, он не видел равных себе по мощи, и это ещё больше поднимало его в своих глазах.

«Охо-хо-хо-хо!» - летел он над океаном и поднимал на нём гигантские волны, с силой бросая их на прибрежные скалы. Белыми бурунами вскипала вода, высоко в небо взлетали мириады брызг, умывая Ветер. Огромные корабли швыряло как маленькие щепки, тонули яхты. Но Ветер это уже не видал. Он летел дальше, над пустыней.

- А-ха-ха-ха-ха! - раздавался его голос над безбрежными песками и тучи песка взлетали в воздух, сплошной стеной закрывая горизонт. Песчинки бились одна об одну, создавая нежную, едва слышную мелодию. Громадные массы песка передвигались, переносились с одного места на другое, засыпая колодцы, людей, караваны верблюдов. Порой проходили десятки лет и тот же Ветер, сдувая песок, обнажал груды белых, отполированных костей. Немного успокоившись, и показав свою силу и удаль, Ветер тихо летел дальше. Ему хотелось пошалить в лесах, на полях, но тёплое солнышко вызывало дремоту и он, не спеша, летел над землей. Неожиданно Ветер даже замер, будто споткнулся.
Он увидел ЕЁ! На широком поле, вся в цветах сидела Она. Ветер тихо пролетел над ней, слегка пошевелил её ковыльные косы, травы вокруг неё. Голубые колокольчики от его прикосновения качнули своими головками и тихо зазвенели, а незабудки так посмотрели на него, что он забыл куда и зачем летел.

Хозяйка лугов, Луговина взглянула на Ветра своими васильковыми глазами, тихо поправила ковыльные косы и улыбнулась. Сердце Ветра затрепыхалось и замерло. Они потянулись друг к другу и в тихом шелесте трав послышались слова признания. Ветер больше не летал поднимать волны и песчаные бури, а постоянно был около Луговины, покачивал её на травах, слушая звон колокольчиков, и вдыхал ароматы цветов. Порой они вместе уносились далеко-далеко. Ветер показывал ей новые места, страны, а Луговина засевала их маками и разными травами. Даже высоко в горах от их любви появились луга, которые называли альпийскими по месту их первой любви. Издали горы горели от маков, покрывавших их.

И родилась у них дочь, которую Луговина назвала Поляной. Поляна, Полюшка, Поля, Оля – ласково называла она свою единственную и любимую дочь. В густых кустах орешника и ракитника прятала она её от палящих лучей солнца, Ветер тихо качал деревья. Поля засыпала под шум листвы и пение птиц. Полюшка так привыкла к лесу, деревьям, что большую часть времени проводила в нём. Там, на опушке, стояла старая засохшая Ива с большой расщелиной, куда Поля пряталась от дождя и грозы. Ива поскрипывала сухими ветками и рассказывала ей много интересного и о своей жизни, и о лесе. Она была пра-пра-прабабкой Поли. Весь их род жил в лесу, охранял его. Это было великое племя дриад, лесных нимф. В те далёкие времена она влюбилась в родственника нынешнего Грома. И дриады, и Гром были против их союза, но разлучить любящие сердца никто не смог. Их сын воплотил в своем голосе и силу, и мощь Грома и нежный шум листвы. Когда он пел, вокруг собирались жители леса и лугов, очарованные его голосом. Разгневанные дриады оттолкнули от себя Иву и она умерла в одиночестве, а душа её переселилась в старое сухое дерево. Грозный Гром расщепил его своей молнией почти надвое, стараясь сжечь её и это дерево.

Сейчас уже пра-пра- правнук поёт также звонко и красиво, как его далёкий предок. Но он не знал этой истории и не общался с Ивой. Полюшка давно заслушивалась песнями Вея, так звали красавца парня, и всё больше влюблялась в него. Молодых людей ничто не останавливало, ни предупреждения старой Ивы, ни грозные раскаты Грома. Вей дарил Поле бусы из разноцветных камешков, а она плела ему венки из полевых цветов. Казалось, ничто не может помешать их любви. Увлеченная Ветром Луговина всё чаще куда-то улетала. Уже издали доносился её голос …Полюшка…Поля…Оля…пока…пка…а…а.

Однажды влюблённых застал вместе Гром. Вей пел своей любимой песни, а она, зачарованная ими, перебирала камешки на бусах. Гром летал над разными странами и знал много иностранных слов.

- Теперь ты будешь петь, Вей, один. Слышишь? Один. Ты никогда не увидишь её, потому что петь будешь по ночам в тёмных кустах в виде маленькой серенькой птички. Она никогда не услышит тебя. Соло и только соло, Вей, будешь ей петь!

Загремел Гром, метнул в Вея молнию и превратил его в маленькую серенькую птичку. Из двух слов Соло и Вей её стали называть Соловей, т.е. поющий в одиночку. С тех пор и поёт Соловей для своей любимой песни по ночам, зовет её на свидание. Но не идет к нему Поля, потому что ночью не слышит его.

- А ты, негодница, никогда не услышишь его пение и не увидишь его, пока не соберешь эти камешки со дна реки. Ты останешься такой же красивой, но он не увидит твоей красоты.

Гром вырвал из рук Поли бусы и швырнул их в речку. Камешки рассыпались на мелкие песчинки. А злой Гром превратил Полюшку в красивую маленькую птичку. Из двух слов, имени её Оля и крика матери пка…, её назвали Оляпка. Время от времени на кустах, около речки, появляется красивая птичка, склоняет свою головку и, кажется, пытается увидеть на дне песчинки-камешки. Вот что-то сверкнуло в глубине. Кажется, это камешек из её ожерелья, которое злой Гром швырнул в реку. Оляпка быстро ныряет, бегает по дну, собирая песчинки, и вновь взлетает на веточки. Нет, это не они, она опять ошиблась. И снова Оляпка садится на веточку, пытается рассмотреть в глубине реки утерянные камешки. Она верит, что когда соберёт все песчинки-камешки, они превратятся в бусы и они встретятся с Веем.

Время от времени Гром появляется над лесом, громыхает, напоминая о себе, швыряет молнии, чтоб показать влюблённым свою мощь и помешать их встрече. В это время прилетает Ветер и, подхватив тучи, гонит их подальше от этих мест. Гром ворчит уже вдалеке, но его уже никто не боится. Оляпка снова взлетает на веточку и всматривается в глубину реки. Ночевать она садится на веточку около воды. Она верит, что с восходом солнца будет снова нырять, собирать песчинки-камешки, соберёт их и, наконец, найдёт своего любимого. А с наступлением темноты, где то рядом раздаётся пение Соловья, зовущего на свидание свою любимую Полюшку, Полю, Олю, но Оляпка уже глубоко спит и не слышит его.