Игорь Наровлянский

( В топку пламенных объяснений.)

ОколоПривозный фрагмент

В любви Одессе клянутся вросшие корнями в неё и ностальгирующие издалека. Въезжающие в неё с любопытством и по делам. И жаждущие с ней остаться навечно. Она неоднозначна, и привкусами обильна. И от всякого, объясняющегося Одессе публично, ожидаешь не одного лишь лирического созерцания. Встречным сокодвижением покоряли её великие обольстители и виртуозы победоносного флирта. Имею ли и я хотя бы единый шанс на взаимность? Укрощая абитуриентскую дрожь, приступаю к участию в кастинге тщательно и постепенно.
– Благодарение Вам за науку, Маэстро!

Отец мой, вернувшись с Великой Отечественной, служил в гарнизонах Одесского военного округа. Коротким радиусом пыльной околоодесской орбиты стремтельно вращалась его оборонная дислокация – Аккерман, Бельцы,Тирасполь, Балта, Котовск... И в Одессу он иногда наезжал по делам, и возвращался оттуда с впечатляющими историями, чудными интонациям и незамысловатым послевоенным презентом. Это отец мой, исколесивший многоликую ширь нашей необъятной державы, освобождавший великие столицы Европы – Будапешт, Вену и Прагу, именно впечатлениями об Одессе подсадил меня на интерес к этому «смачному» городу.

– Специфичному, – уточнял он, обращая словесную замысловатость в загадку.

Но со встречей как-то не выходило у нас.

А затем наступила убойная хрущёвская демобилизация.

Семья наша определилась в местах, где попроще выходило с жильём. Лишь из книжных откровений знаменитых и благодарных его сыновей получалось узнавать о городе, нынче ещё и географически отдалённом.

Как же «спёрло мне дыханье» однажды при вести, что двоюродному братишке свежеявленной супруги моей выпал козырный шанс «в связи с нахлынувшей в очередной раз любовью, всё же пришвартоваться в Одессе». Сюрприз этот был озвучен в апогее моего свадебного застолья в городе от Одессы неблизком, и завершён роскошью осознания прочности зарождающегося родства.

« Теперь вы в нашем интересе. Могли бы и приехать до родичей. Встали из-за стола и галопом до поезда! Витенька, ты согласен? И сестрицу твою? Ей что, до нас тоже надо?!»

Я воспарил в благодарностях и изготовился выезжать...



...Через двенадцать лет, первым путеводителем по дивному городу давних мальчишеских грёз, служили мне сведения, почерпнутые из монолога Маэстро про многославную улицу Чижикова. Где-то, невдалеке от неё, предстояла мне встреча с родичами, некогда пылко озвучившими мои сокровенные пожелания.


Заспанным утром июньским шлёпал я по одной из главных городских магистралей, благодарно вдыхая косил на архитектурную вязь и, в надежде на созидательное общение, поглядывал на прохожих.

– Не подскажете, как пройти к кинотеатру «Родина»?
Девушка остановилась со смешливой гримаской, вроде и не из сказочного полёта явилась.

– Вам до нас в «Родину»? И шо там сегодня? Ви же голыми ногами по рельсам! И зачем тогда нам трамвай! – откликнулась она изящным каскадом.

Но и в трамвае, уже зная «за рельсы», я рискнул кое-что для себя уточнить.
Вопрос был адресован яркой соседочке по лоснящейся горизонтальной держалке, но услышан был и за пределами объединяющего древка. Потому как тихо стало в трамвае.

Быть в Одессе, в двух шагах от Привоза и совсем за это не знать!? За пару остановок до рынка?! Не, ну если он на самом деле нездешний... И заулыбалось, загудело в вагоне. Из пены всеодесских доброжеланий - «войти в положение» всенепременно и сразу, и всем – доносились мне исключительные рекомендации.
– Рыбные ряды прошустрите. Будет вам за что вспомнить на старость! Я вас умоляю – только не в этой вонище, шо за драным забором. А как капусточка у наших молдаванов хрустит! Вам как – лучше с яблучком и морквой? Или у вас это кушают с хреном? И не зачепитесь там, и я вас умоляю, об рельсу! Там такой на переходе гармидер!

Я растерянно сглатывал, ворочал провинциальною тыковкой, и попался-таки на незрелом любопытстве своём:

– И кого ж из вас, люди добрые, слушать? Мозги пухнут, чтобы это всё как следует разложить.
Пришло, наконец, время мне вздрогнуть от менторских интонаций миловидной соседки моей, которой изначально и предназначен был нездешний мой интерес за их несравненный Привоз.

– Вы видели – они ему пухнут? Они же бистро растут, чтобы уже понять за харахтер Одессы!

Ремарка эта не оказалась заключительным эпизодом в поездке.

Вначале тучный мужик в дырявой и потной футболке развернул ближайших соседей плечами, затем эту маечку стащил через голову и, тщательно вытираясь от пота, пробурчал виновато: «Шо то тесно сегодня»!

И оторвало меня тем разворотом от поручня. И понесло затем в тесном хаосе тамбура, плотненько прислонив к дамочке импозантной и сухонькой.
Та обернулась с брезгливою миной, прекрасно различимою сквозь вуаль, близоруко всмотрелась и, подержав паузу давней каретной аристократки, вынесла лаконичное резюме:

– Такой молодой, а бросается!?


Искомая улица Мечникова – это действительно место, откуда кое-что видно: и – незабвенная Чижикова, и благословенный Привоз, и Малая Арнаутская, где вам вывернут всю вашу душеньку за их несомненное качество.
И даже ж.д. вокзал – парадная калитка в Одессу – в двух трамвайных пролётах всего.

Но гулко в межреберье затёкало, стоило проникнуть во двор, подобный которому приходилось видеть лишь в давних итальянских киношках. Двор с десятками окон-амбразур, устроенных по периметру дворового колодца.
Прицельные взгляды из них пронизывают «свежачка» изучают и накапливают информацию.

Шустренько бы прошмыгнуть, но всепроникающим эхом отвечают на твоё телодвиженье вздыбленные бетонные плиты давнего дворового покрытия.
И когда намотался я в бесплодных попытках в дворике этом отыскать нужный мне адрес, отозвалась вдруг шустрая дамочка в бигудях, следившая с верхнего этажа за процессом:

– Для вас это-таки важно, мужчинка! Подымитесь глазами и послушайте немножко сюда.
Новостью, которой она меня потрясла, я не прочь поделиться со всеми, кто ещё к удивленьям готов. Счёт квартир в дивном городе этом может вестись и не в порядке, который ещё вчера вам казался единственно верным.

Вы циничны и недоверчивы? Вам этого не запрещают законы.
Но умоляю вас – слетайте уже с их нижней площадки до самого флигеля, у которого горище под боком.
Просто слетайте для физкультуры, чтобы уже совсем без сомнений – если в вашей глубокой провинции ( будь она даже распрекрасной губернской столицей),счёт квартир происходит от парадного входа, то в Одессе могут тебе посчитать и от крыши!

Потому, обнаружив на первом этаже квартиру под номером сорок один, я и не мыслил, руководствуясь методикой обратного счёта, искать на последующих этажах необходимую мне двадцать четвёртую!?

Двоюродный братец супруги моей состоял в очереди на право триумфального входа в прайд Одесской Коллегии Адвокатов.
Параллельно этим утопическим ожиданиям Витенька прозябал милицейским чиновником при главном ж.д. вокзале.
Ляля тоже была совсем не лишней в доблестной советской милиции. В поликлинике для внутренних дел она им обещала здоровье.

Всё это не помешало супругам в нужное рабочее время зримо обозначиться по адресу, сохранившемуся в моём потёртом блокноте. То есть – в пенатах, счастливо обжитых на Молдаванке. В двух шагах от кинотеатра, за который ещё так недавно был у меня большой интерес.
– Я что, уже совсем без мозгов, чтобы не видеть, какие у вас там проблемы откушать приличную рыбу. – Оказывается, Ляля и не сомневалась всё это долгое время, что именно меня к ним вот-вот «очевидная» принесёт.
Потому и встречала буднично и легко, будто давнее приглашение то прозвучало не далее, чем на позавчерашнем фуршете.
– Швыденько слетай на Привоз и будет нам судак фаршированным. Или зажарим? – энергичная Лялька уже на самом пороге-таки изнемогала в потребности устроить мне райскую жизнь.


Знойный июнь – этого вам сколько угодно в Одессе. Топать по Молдаванке к Привозу, когда макушка шкварчит, словно кровавый бифштекс на раскалённой чугунке, казалось бы – на очень большого любителя. Чрево же Одессы, кишит захлопотанными людями параллельно любым катаклизмам.
Что бы на знаменитом Привозе крепко взопревший клиент остался при своём интересе ?! Тогда к чему это нытьё за погоду?

Я откладываю на потом изобилие рыбных рядов. Зигзагами любопытствующего пришельца обследую периметры овощные, мясные, молочные. И блаженно вслушиваюсь в диалоги:
- И что мне потом сказать нашей маме, если забрать эти яйца. Они же у вас кругом битые!

– Будем тереть Ваши стёкла? Они у нас чуть примятые!


– Вы мине сыру ещё разочек провесьте. Весы у вас-таки брешут под гирькой.
– Ой, не тратьте здесь своё драгоценное времячко. Сбегайте за правильные весы.



- Сеня, мы позабыли за завтрак, а зелень?
– Мамочка, но это же опять деньги!


– Виключайте уже свой телевизор, – со сдержанной корректностью раскланивается продавец с покупателем, доставшим его своей эрудицией.


Притормаживаю, обнаружив любопытный типаж, вращающийся в районе ароматных солений. Полтора центнера категорического отрицанья диет с наглостью самодержца сдвигают всё, что не согласуется с их габаритами.

На пути безразмерная бочка с капустой. Мадам тормозит, потрясая окружающих редчайшим «органическим духом» и без раздумий окунается в ароматную глубину.

Повеселив публику габаритами харизматичных низов, чудище, астматично пыхтя, выныривает с ладонями домиком без перекрытий, доверху заполненными сочной закуской. Домик размером в парочку мерных блюдец.
Сок между сосисками-пальцами обильными струями протекает обратно. – Таки дрянь! – хищно чавкая мощными золочёными жерновами, протяжно извергает мадам.

К прилавку длинная очередь. Сражённая неслыханной антирекламой, продавец из всё ещё дружественной соседки-Молдавии, теряет себя в поисках адекватного реагирования, но не прекращает работу.

Мадам, дожевав, делает руки на бёдра, размышляя «за погрузиться ещё».

Возвращается она оттуда с выпучеными гляделками и с пастью, забитою до отказа.

С наглой усмешкой ловит она жалкие интеллигентские взгляды, ожидающие хотя бы намёка на раскаяние.

– И вот это она хочет продать?! – фыркает наш реликт не прекращая жевать и, широко расставив открылки, грузно чешет дальше тестировать благодушие торговых рядов.


Рыбы так много и столько предложений вокруг, что как-то не до раздумий – правильно ли для тебя посчитают. Я стаскиваю с весов заказанного мне судака и навожу справки, насчёт «прилично рыбёшку разделать».
Думаю не мне одному приятнее вести дело с людьми, излагающими душевно, и изящно забалтывающими обязательные свои прегрешения.
Удовлетворённое ржание клиента – ожидаемая мастерами реакция на изящные антрепризы, а порой, и достойная компенсация за нестыковки, без которых и Привоз не базар.
По этому вот благодарному ржанию и нахожу, кому бы сердечно довериться и ошалело отдаться.

– Сколько с меня, что б этого красавца почистить?
– Три шекеля Вас устроит?

Блуждая в лабиринте ответа, я немигающе застываю.
– У вас-таки проблемы с деньгами. Не морщитесь за это при людях. Это вам искажает гримасу. Я работаю вашу рыбу, а вы подышите пока. Подышите, я вам говорю, подальше за эту болотную сырость.


- И какой вам банкнотой удобней? – выделил растерянного клиента мастер в толчее чуть пораньше, чем мне его вновь удалось отыскать. – Нюхайте скорее сюда и не распыляйтесь зрачком, если вас всё ещё интересует за рыбу? Вы только гляньте на этот филей! На этот размер! – с гордостью созидателя разворачивает он мне сработанный им товар во всех оттенках, величинах и ракурсах. – А на это я вам не рекомендую глядеть, – с фирменным безразличием указывает он на слизкие холмики из потрохов, – это ми держим для кошечек! Кошечка у вас своя есть? Или наших покормим?!


В будние вечера «редкого гостя» всякий раз ожидал маленький праздник. В сложившихся обстоятельствах я застолбил за собой право обеспечить вечерним застольям свежий и деликатный продукт. Однажды моё возвращенье оказалось столь поздним, что из магазинов в нашем районе озарял темноту лишь «дежурящий хлебом» на Мясоедовской.
Встряв азартною ступнёю своею в щели закрывающегося на ночь магазинного створа, я озадачил заспанных хлебобулочных жриц казалось бы очевидным вопросом:

– Свеженького мне не поищете?

– Ой, щупайте уже скорей, пока ЧУЖИХ нет! – слажено удивились мне добродушные торговые тётки...


Да разве так важно, что за вас могут подумать в Одессе, когда вас уже назвали СВОИМ?!