Сергей Кривонос   

Вдохновенно, в устремленье смелом

Вдохновенно, в устремленье смелом,
Весело друзей к себе позвав,
Маленький художник хрупким мелом
На асфальте лошадь рисовал.

Прокатилось солнце торопливо,
Одобряя мальчика игру: 
Лошадь розовой была, и грива
Тоже розовела на ветру.

А когда, осев густым туманом, 
Над землею распласталась мгла,
Живописца из окошка мама
Голосом негромким позвала.

Сохли полотенца на балконе,
Звякал ветер дужкою ведра.
А мальчишке снилось, будто кони
Цокали у окон до утра.
 

В твоем лице есть что-то от весны

                    
В твоем лице есть что-то от весны,
От всех апрелей будущих и прошлых.
Проталины морщинок осторожных
Улыбкой добрых глаз освещены.
                    
В твоем лице от лета что-то есть,
Когда приходишь ты, теплеют будни,
И на душе становится уютней,
Как будто добрую прислали весть.

В твоем лице и белизна зимы, 
И осени задумчивость лесная.
Что будет с нами завтра, я не знаю,
Но знаю, будет мир с названьем «Мы».

И, небо исписав наискосок
Безоблачными буквами созвездий,
Хмельная ночь нам окна занавесит
 И бережно прижмет к виску висок.

 

 Васильковое поле. Тропинка. И ветер шершавый

Васильковое поле. Тропинка. И ветер шершавый.
Паутинка сединки тревожно дрожит на виске.
И ползет муравей по своей муравьиной державе,
А потом по моей утомленной работой руке.

Отчего ж ты, храбрец-муравей, так беспечно рискуешь,
Вот укусишь меня, и прихлопну тебя сгоряча.
И никто не заметит такую потерю простую,
Нам ли, людям большим, небольших муравьев замечать?

Вот укусишь, и кончится сразу же век твой недолгий.
Страшный зверь — человек, но тебе, видно, страх не знаком,
И толкает вперед вечный зов муравьиного долга,
Без которого не был бы ты никогда муравьем.

Люди тоже чуть-чуть муравьи на огромной планете —
Мы вгрызаемся в мир, в суете бесконечной живем.
Посреди васильков, посреди скоротечного лета,
Понимаешь, что жизнь — изначальное счастье твое.

А когда мое тело засыплют землей землекопы,
Муравей, может быть, и к могиле моей приползет…
Да, любого из нас тоже запросто могут прихлопнуть,
Чтоб сидели в тиши и не лезли настырно вперед.

Вот пополз и второй муравей, презирая опасность,
По уставшей руке. И подумалось грустно сейчас,
Что среди муравьев есть какое-то крепкое братство,
А вот нету такого же братства, увы, среди нас.

Поле. Небо. Заря. Запах скошенных трав освежает.
Золотится простор. Снова щелкнул вдали соловей.
И ползет муравей по своей муравьиной державе,
 И не знает, что он — лишь частичка державы моей.

Живет на свете улица. Она 

Живет на свете улица. Она 
На улицы другие не похожа.
И грустно удивляется прохожий,
Что властвует над нею тишина.

Дворы, сады… А непохожесть в том:
Давно здесь обезлюдел каждый дом,
Лишь иногда тоскливо и протяжно
Завоет пес, обживший старый двор,
Где песья будка да еще — забор,
Но лучше в будке выть, чем быть бродяжим.

Такая вышла с улицей беда —
Покинули ее давно сельчане,
Но по привычке иногда ночами
Согреться опускается звезда.

И я по этой улице иду,
Вдали зарю холодный ветер сдул,  
Горбатый клен глядит на мир смиренно.
Наверное, и в нем живет тоска,
А ветка — словно теплая рука,
Прожилки на листках — как будто вены.

И заяц, бесприютности назло,
Примчался на заросший луг пастуший,
И весточкой из дней минувших кружит
Поблеклое гусиное перо.

Лежат букварь, утюг, велосипед…
Чтоб как-нибудь напомнить о себе,
За поворотом скрипнули ворота…
Живет на свете улица. Она,
Как брошенная в старости жена:
И жизнь — хоть удавись, и жить охота.
            

".. .Легче там, где поле и цветы"
                                      Николай Рубцов
Цветы и поле, поле и цветы.
Река. И вздох проснувшейся планеты.
И никого вокруг. Лишь я и ты,
 И тишина на сотни километров. 

 
Вот так бы и ходить среди полей,
Не чувствуя былой обидной боли,
Влюбляясь каждый раз еще сильней
В зарю и это небо голубое. 

Прерывисто дыша, спешит вода
За горизонт, куда скатился Млечный.
И дремлет одинокая скирда,
Рассветной дымкой прикрывая плечи.

Спасибо, мир, за поле и цветы,
С которыми душа моя навеки,
Непогрешимо оживляешь ты
Все то, что человечно в человеке.

Здесь неизменно умирает ложь,
А ковыли к ногам бегут, встречая.
Светлеет день. Он тем уже хорош,
Что в глубь полей запрятал все печали.

Я тихо стану на краю мечты,
Поймаю на лету случайный ветер...
Среди рассвета — только я и ты,
 И тишина на сотни километров.

Вот опять по-осеннему …

                                 
Вот опять по-осеннему 
                                     хмурится день постаревший,
На аллеях пустых —
                                    октября листопадная власть.
Я тревожно в палату вхожу,
                                    где болезнь тебя держит
И не хочет, чтоб ты поднялась.

Тонкий лучик дрожит
                                    на прозрачной ладони заката,
Словно линия жизни      
                                      и в завтра ведущая нить.
Кто-то мудрый сказал,
                                что давно стал безмерно богатым,
 Потому, что не смог разлюбить.

Ну, а я… ну, а мы
                                 не всегда осознать успевали,
Обживая вдвоем
                                так по-доброму сблизивший дом, —
Чтоб не холодно было сердцам,
                                    нужно, в общем-то, мало —
 Двум свечам стать единым огнем.

Я принес тебе небо,
                                   оно, облака выдыхая,
Осветило палату лучами 
                                            и сумрак исчез.
Я сегодня тебя воскрешу
                                            к новой жизни стихами
 И туманистой синью небес.

Жаль торопит судьба,
                                       ускоряя свои повороты.
Но что было, то было.
                                       Судьбу не браню, не хулю.
Относительно чувств
                                       я не знаю законов природы,
 Может быть потому и люблю.

И роняю слова
                               непродуманно и бестолково,
А когда возвратишься домой,
                                               ничего не скажу.
Убегу на луга, 
                             небеса принесу тебе снова
 И к ногам их твоим положу.

Хорошо, что мы снова вдвоем

Хорошо, что мы снова вдвоем,
Что осенней печалью не найдены.
Посмотри: как летящие ангелы, —
Журавли над притихшим селом.

Завтра может быть где-то вдали
Вновь окажемся под снегопадами,
Но сегодня мы теплыми взглядами
От ненастий друг друга спасли. 

Замечаю в безбрежности дней,
Сколько грешного в них и безгрешного,
Ну, а главное — сколько есть нежного
На обычной ладони твоей.

И, даруя тепло нам опять,
Журавли над полями ковыльными
Тень ночную раздвинули крыльями,
 Чтобы солнце на небо поднять.

Уезжай. На прошлое не сетуй

Уезжай. На прошлое не сетуй.
 Ни к чему унылые слова.
 Уезжай. Как отпылало лето,
 Так сгорит осенняя листва.

 Ты чертовски молода и, чтобы
 Шла сквозь дни любимой и любя,
 В мир весны пускай везет автобус
 Из пришедшей осени тебя.

 Что сейчас мои стихотворенья —
 Россыпь, в общем, невеселых строк —
 Я всего лишь осени мгновенье,
 Я всего лишь сентября листок.

 Видно, где-то есть, тобой обласкан,
 Тот, кому уткнешься ты в плечо,
 Может, в Счастье*, может быть, в Луганске,
 Ну, а может где-нибудь еще.

 Я ведь ничего не обещаю,
 Вот уедешь, и запрячусь в тишь.
 Уезжай, я все тебе прощаю,
 Зная, что и ты мне все простишь.

 Уезжай туда, где есть ответы
 На вопросы жизни непростой,
 Где тебя с улыбкой доброй встретит
 Кто-то по-апрельски молодой.

 Но душа моя среди всех странствий
 Вновь тебя обнимет горячо,
 Может, в Счастье, может быть, в Луганске,
 Ну, а может где-нибудь еще.
 ----------
  Счастье* — город возле Луганска.

Оттого ли, что счастье 

Оттого ли, что счастье 
                   ко мне приходило нечасто,
Мое сердце, как клетка,
                   в котором тебя я держу.
Но боюсь, что оно распахнется 
                  и выпорхнет счастье
И не скажет: «Прощай», 
                   да и я ничего не скажу.

Нынче я в непредсказанной 
                     и суматошливой роли —
Птицеловом тебя запираю
                     и в том — благодать.
Ах, как хочется мне, 
                    чтобы в клетке была ты на воле,
Чтоб тебе не хотелось
                    от воли такой улетать.

А вокруг столько весен 
                    и жизнь так прекрасно просторна,
Вот и ветер, проснувшись, 
                    навстречу рассвету бежит.
Буду я оставлять 
              в клетке строчки, как будто бы зерна,
И живи не тужи, 
            если сможешь, конечно, так жить.

Словно высохший клен, 
                  что от ветра надрывисто стонет,
Так когда-то и я 
                  окажусь над обрывом пути.
Распахну сердце-клетку,
                   тебя подниму на ладони
И запрячу поглубже печаль, 
                   и промолвлю: «Лети!» 

Сад еще держится веткой за лето

Сад еще держится веткой за лето,
Но все прохладней осенняя синь.
Чуть покачнувшись от ветра, планета
Над головою моею висит.

Тихо раздвину листвы занавески,
Млечного ветку на небе найду.
Сколько загадочных тропок вселенских
В этом огромном планетном саду?

Мир наш в единое целое связан,
Мы — только ниточки в общей судьбе.
Звезды ли, яблоки падают наземь —
Как-то становится не по себе.

Вот и примчавшийся ветер, наглея,
Звезды срывает с небес на бегу.
Я-то ладони подставить успею,
 Но удержать этих звезд не смогу.

Давно петух рассвет прокукарекал 

Давно петух рассвет прокукарекал,
И первый луч по облакам скользнул.
А клен, затосковавший, в голой ветке
Озябшую звезду мне протянул.

Мы смотрим вдаль. Идет заря послушно
Над тишиною замерших полей.
Так хорошо, когда раскрыты души
И мир в них входит теплотой своей.

Опалых листьев полную котомку 
Подкрасила художница-заря.
В тебе необъяснимое есть что-то
От теплоты и грусти ноября.

И мне не надо от тебя ответов,
Они совсем излишни иногда...
Ты посмотри, озябшая звезда
От слов твоих оттаяла на ветке.