Пройти полжизни от безверья к вере

Быть может, ради песен и стихов

Быть может, ради песен и стихов
В саду листва скользит по безголосию.
Плыву не по реке — плыву по осени,
По осени большой, без берегов.

По кронам лип, что выстроились в ряд,
По неподдельно светлой листопадности,
Где, всех прохожих наполняя радостью,
В багряность октября вросла заря.

По полю, где уснули ковыли,
Припав к холмам покатым обессилено,
По золотому, что — на фоне синего,
И по туманным выдохам земли.

В дворах — костры. Беснуется огонь.
В лугах, как островки, стога разбросаны.
А я межсосенно плыву по осени,
По осени большой, без берегов.

Потеплели глаза у зари

Потеплели глаза у зари,
И объята покоем равнина,
Где в росе обреченных травинок
Отразились опять косари.

Где удачу пророчат грачи,
Где безумствует запах акаций
И где бабочки тихо садятся
На упавшие в травы лучи.

Что сказать? Человек я простой:
Мне наградой твой взгляд и отрадой,
Как цветение майского сада,
Как весны разнотравный простор.

Нам взлетать, нам искать, находить,
Мчаться вдаль, расставаться, встречаться
И во мрак прошлых дней возвращаться,
Чтоб не встретить его впереди.

Пройти по листопаду, влиться в осень

Пройти по листопаду, влиться в осень
И разгадать ее цветные сны,
Понять, что все возвышенное — просто,
И что простому в мире нет цены.

Пройти полжизни от безверья к вере,
Но так тревожна нынче тишина,
Как будто сквозь нее идет Сальери,
Неся предательский бокал вина.

Пройти сквозь утро к твоему порогу,
Коснувшись краешка зари рукой,
Где журавлям, что собрались в дорогу,
Октябрь прощально прошуршал листвой.

Дышать рассветом, выйдя на покосы,
И вновь среди дремотной тишины
Пройти по листопаду, влиться в осень
И разгадать ее цветные сны.

Нет, не курлычут журавли — кричат…

Нет, не курлычут журавли — кричат,
Угрюмо покидая листопады.
На небе тоже есть своя печаль,
Свои сомнения, своя отрада.

Но, крыльями вонзаясь в тишину,
Сбивая иней с облаков осенних,
Трубит вожак: «Мы принесем весну!»,
На ветках замечая птиц оседлых.

Когда с тобой мы по полю бредем,
Себя среди осенней позолоты
Я чувствую уставшим журавлем,
Что думает печально об отлете.

И, сонную вдыхая полутьму,
Свои стихи послушать предлагаю,
Хотя, наверно, это ни к чему,
Мои стихи всегда с тобою, знаю.

И за собой спалив мосты дотла,
По кромке чувств ступая осторожно,
Ты мне так много света принесла,
Что не увидеть счастье невозможно.

Порой остановлюсь, глаза закрою

Порой остановлюсь, глаза закрою,
Представлю старый, обветшалый дом.
Стоит под грушей Николай с метлою
И шляпа старомодная на нем.

Хозяин шляпы вовсе не растяпа,
Он, наслаждаясь, курит, не спешит,
И знает хорошо, что дело в шляпе
(Имеет, стало быть, солидный вид).

Конечно, двор мести - не тротуары,
Ведь пыль в глаза пускать здесь ни к чему,
И кажется - всего земного шара
Летит листва осенняя к нему.

Он всю ее метлой перелистает,
Задворки бедные озолотит,
И, тяжело вздохнув, на птичью стаю
С прощальною тоскою поглядит.

Вечно хламье собирает старательный Ванька

Вечно хламье собирает старательный Ванька,
Носит в подвал и ведет аккуратно учет.
Стал наш огромный подвал просто мусорной свалкой,
Ногу сломает там самый пронырливый черт.

Но ведь и в жизни различного хлама немало,
Ступишь неровно, и свалит судьба наповал.
Многие путь к этажам начинали с подвалов
(Кое-кто даже и ноги при этом ломал).

Были блуждания, были и к свету ступеньки,
Но, достижением славы давно отболев,
Ходит Иван суетливо с разбитой коленкой
Между хламья и среди бормотушных проблем.

Он воспитательным мерам давно не подвластен,
И не подвластен он силе высоких идей.
- Я, - говорит, - ведь в подвале коплю не запасы,
Я создаю перестроечной жизни музей.

Роскошь "верхов" и обшарпанность нашего брата, -
Рослый Иван бросил сумрачный взгляд с высоты.
Правду об этом надежно хранят экспонаты -
Доллары, гривны, купоны, трезубцы, кресты.

Живопись есть, сам рисую портреты отменно,
Носят друзья сюда вещи, как в собственный дом.
Так что музей мой - народный, сказать откровенно,
Я же - директор, и тоже народный, при нем...

И в тот же миг меня мыслью внезапной прошибло:
Может, подвал поважней, чем изящная высь,
Может быть, в нынешней жизни Иван - не ошибка,
А, отвергая Ивана, ошибочна жизнь?

Есть в собирании хлама своя благородность,
Что утвердиться смогла посреди грабежей.
Жалко однако: подвальный народ и народность,
Переходящие вниз со своих этажей.

- Как моя живопись? - бросил Иван неспокойно, -
Тещи чудесный портрет... На него бы взглянул...
Я посмотрел на мазню. "Далеко не Джоконда", -
Грустно подумал. Но в знак одобренья кивнул.

Ноябрь на исходе. Глядит баба Галя с опаскою

Ноябрь на исходе. Глядит баба Галя с опаскою
На выпавший снег и молитвенно шепчет слова.
И вновь открывает комод заскорузлыми пальцами,
Где деньги на уголь припрятаны и на дрова.

Где в рамочках старых, кривых, потускневших, неправильных,
Что вырезал внук из картона без всяких затей,
Далекую молодость скромно хранят фотографии,
Которые дров и угля для старушки важней.

На глянцевых снимках застыли мгновения вечности,
Нечеткие лица, чему только время виной,
И муж, в сорок первом проклятой войной искалеченный,
И сын, что изранен навеки афганской войной.

А что было в жизни? И горести были, и радости,
И падала ниц, и опять поднималась с колен.
Пожить беспроблемно хотя бы немного, хоть в старости,
Но как ни печально, а старости нет без проблем.

И ветер гудит оголтело над ветхою крышею.
И снега все больше. Уже не заметно дорог.
Глядит баба Галя на фото и просит Всевышнего
О самом святом для нее — чтобы сыну помог.

Однажды в заведении питейном

Однажды в заведении питейном,
Где много пар, влюбленных внесемейно,
Знакомая мне встретилась. Вдвоем
Общаясь, мы смеялись до икоты,
Рассказывая бойко анекдоты,
Весьма простонародные притом.

За коньяком до полночи сидели,
И вдруг среди веселой карусели
Дало у Лены настроенье крен:
Она ругала всех мужчин на свете
Да так, что за окном поднялся ветер,
Чтоб освистать виновников измен.

И, правила приличия нарушив,
Словцом ядреным облегчила душу,
А за окошком дождевал апрель.
На улице нас ждали мгла и сырость,
И здесь она сменила гнев на милость,
Шепнув на ухо: «Холодно… согрей…»

И свет машин покачивался пьяно,
И плыл туман, и были мы в тумане,
Огни реклам пускались в перепляс.
И дождевые капли разлетались,
И пальцы меж собой переплетались,
Не отпуская друг от друга нас.

Вот так бывает: маленькая встреча
Меняет мир привычный человечий,
И, что там о судьбе не говори,
Сокрытые туманом поздней ночи
Сливаются две маленькие точки,
И тихий свет рождается внутри.

Окно

Было время — и знать, и холопов
Поднял Петр на большие дела.
Мы окно прорубили в Европу,
Чтоб Европа виднее была.

Посмотрела она с недоверьем —
Что полезного в этом окне?
И сказала: «Прорубите двери,
Вот тогда приходите ко мне».

Нам такие слова — не преграда,
В нас издревле упорство живет,
Доберется всегда, куда надо
Расторопный славянский народ.

Пусть порою мы вязли в рутине,
Пусть в пути обступала нас мгла,
К нам Европа окно не рубила,
Дверь всегда к нам открыта была.

На базаре время продают...

На базаре время продают,
Очередь — сто метров, даже больше,
Ведь хотя бы парочку минут
Людям хочется пожить подольше.

Сзади раздаются голоса
Тех, кого взяла за горло старость:
— В руки максимально — три часа,
Чтобы всем желающим досталось.

Площадь громких выкриков полна,
Время стало самой главной целью.
Есть теперь солидная цена
У того, что, в общем-то, бесценно.

И правы, выходит, мудрецы:
Время — деньги. Что не так, скажите?
Никакой на свете дефицит
Не сравнится с жизни дефицитом.

А толпа шумит, толпа кипит,
Становясь все больше бесноватой.
— Время юности нельзя купить?
— Можно, но с увесистой доплатой.

— Ну, а детство? Цену назови…
— Станет кошелек опустошенным.
— А почем, — кричат, — пора любви?
— Точно, что не купишь по дешевке.

Прибывает на базар народ.
Время продают! Пока без драки…
Я и сам купить его не прочь,
Нет на это времени, однако.

Плыву не по реке — плыву по осени,

По осени большой, без берегов."

Как глубоко, осмысленно!

В багряность октября вросла заря."

Здесь и далее у Сергея Кривонос множество крылатых , богатых мудростью и красками духовности образов, которыми изобилует его истинно поэтические произведения.

Алевтина Евсюкова

Поэзия