Пегасу

Светлана Остров

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ПЕГАСУ»

Цикл «О любви»

На Земле раздают

крылья!

С поднебесных вершин,

рифов

взял в галоп! Твой дебют,

милый!

За тобою пажи –

рифмы.

Сколь мне ждать на краю

срыва

не рассолнеченым

светом?

Мой Буланый, корю

в гриву

за стреноженное

лето.

Оглянись, за тобой

следом

не занузданные

песни!

Поспеши, мой родной,

небом

были кованые…

вместе.

НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ, ЛЮБОВЬ

Не покидай меня, любовь,

Когда бреду одна по бездорожью,

Перевязав обиды рваной ложью.

Смятеньем переполнена душа:

Иду с мольбой. Иду с мольбой,

К тебе опять, давно устав прощать:

«Не покидай меня, любовь!»

Когда лечу на крыльях торопливых

С тобой, пленяя небо над обрывом,

В каких-то неизведанных мирах.

Во след за мной. Во след за мной

И писем, и звонков шумят ветра:

«Не покидай меня, любовь!»

Когда скрежещет заступ над суглинком,

Горбатясь перед смертным поединком.

Не отнимай у сердца наготы

И кровь, и боль. И кровь, и боль!

Лети, родная, прочь из пустоты.

Не покидай меня, любовь.

В ЗАОЗОРЬ

Дождь, камлающий в ночь,

дрожь,
На осколке луны –

сны,

По тропинке слепой

вхож

В Заозорь, где живешь

ты.

Дождь, камлающий в ночь

« Даждь!»

На осколке луны боль,

Поведет тебя, мой

Страж,

к бочагу, в тенета

доль.

Дождь, камлающий в ночь

крик,

На осколке луны

хрипл.

Не хочу, чтобы он

стих,

Соструню, заживлю

всхлип!

Дождь, камлающий в ночь

смех,

Раскрошит, на лады

чист,

Сладких капель хмельной

грех,

Вкривь да вкось – на листок

жизнь.

Дождь, камлающий в ночь

«Есмь!»,

Зачерпнет естества

дна.

Спасено на двоих

здесь,

Отхлебни за двоих

нас.

НАСТЕЖЬ СЕРДЦЕ

Настежь сердце,

скошенные петли

на одвирках памяти скрипят

долгой болью, словно ржавой плетью,

хлещут по рубцам былых отметин.

Настежь сердце –

значит, время вспять.

Живо сердце,

бьется, не злословя

незабытым клятвам соловья,

вторит им наивно и неровно

Ладанкой хранит у изголовья.

Настежь сердце –

любит, не таясь.

ОСИЯНА ЛЮБОВЬЮ

Стасу Бойко

Ты приходишь c дождем и метелью

Разневесченных вишен в цвету,

Окрестить в теплом ложе купельном

Безыскусной души наготу.

Ты воркуешь зазывно капелью,

Поднимая крыло сизарем,

Обещаешь, чего не успели,

То, что сбудется с нами потом.

Что потом? Мне родной, незадача,

Только б влет... Что земля?! Высота,

Осияна любовью, маячит

Нам глазами Иисуса Христа.

СПЕШИТ ВЕСНА

Спешит весна

обезоружить город,

неумолима в жажде контрибуций.

Она вольна

взимать, как дань, аккорды

высокой частоты и безрассудства.

Идет конвой,

сопровождая веси,

в поля, подлески, на передовую;

Душе немой

грозит сердечной вестью

и белый флаг вручает, словно сбрую.

Среди двора

пленит и обирает

юнца и старика, лишая сна.

Весна – игра!

в ней каждая Даная

на вечную любовь обречена,

как на беду…

Послушная веленью

бреду к скамейке, словно на редут.

Тебя найду,

чтоб целовал колени,

к дождю ревнуя на сыром ветру.

ФИГАРО

Поднят занавес чудо - вертепа:

На проторенной солнцем меже

Я – слуга двух господ и мишень,

Где волной зацеловано небо

В стиле пьес старика Бомарше.

Страсть с любовью наитьем разъяты!

Кровотоки души застропив,

Фигаро…Мне бы снова поплыть,

Чтоб от счастья и плакать, и спятить,

Расштурвалив лазурную прыть.

ПАЛОМНИКИ

Паломники… Они идут, не пряча

Усталых лиц из молодого утра,

Ревнуя ветер к прядям среброкудрым,

Действительной цене седой удачи.

Вчерашняя, пылится в складках туфель,

Сверставшая единственную встречу,

Рожденную стать доброю предтечей

Толики счастья в коммунальной кухне.

Гляжу сквозь дни, меж нами – километры,

Пропахшие дождями в хоре, сольно,

Там, где они бывали на престоле,

И коронованы не славою, но светом

Признания и зависти, что выше?

Но, главное, из-под свинцовой тучи

Готов он был, ну, более везучий,

На радость ей сорвать все звезды с крыши.

Они идут, навстречу мне, не пряча

Усталых лиц из молодого утра,

Ревнуя ветер к прядям среброкудрым

Друг друга, и желают мне удачи.

ЗА ПОВОРОТОМ

Весна ломает берега

моих печалей.

Кипит и щерится река,

не обмельчала.

И рвется льдина лентой прошв,

длиною в лето.

По рваной ране ты несешь

меня в рассветы

Билета, что в один конец,

(летать – не падать),

Как залатать мне тот рубец,

чтоб… на попятный?!

....................................

Неповторимо, не прожить.

Осталось… что-то…

– Любимый, слышишь, подожди

за поворотом.

КОСАРЮ

Засевали улицу по белому,

е жалея жита и овса,

И меха трехрядки вздыбив венами,

Ты наяривал да на басах.

И ложилась песня звонкой ярушкой

В борозду, вещуя плугарям,

В паре жить, добре, довеку рядышком,

Тот потешный день благодаря.

Без тебя не тешится, не кашится,

Белый день на черный больно схож,

Да взойдет озимая бесстрашница,

Нами разбазаренная рожь.

Станет вровень спелая да смелому

Колоском горячим по весне.

И косить моей косе по белому,

И по-черному… косить косе.

ЛЕБЕДУШКА

(былина)

На повинном купаже,

на застолии,

дали вольную душе

перестоянной.

Хладной стопочкой в руке,

невозбранная,

расплескала в кабаке

покаяние.

Отмолить – видать, не власть.

Горька вольница

изоплакалася всласть

за околицей.

Бела лебедя в глуши

гулкой дудочкой

зазывала в камыши

серой уточкой.

Лада-ладушка, душа,

что есть силушки,

стылой тропочкой пошла,

платье скинувши,

Где гуляет полынья,

в синь разинута,

Кто ходил туда, пропал

да без имени.

Наклонилась, напилась

приворотушки,

Шаг ступила – поплыла

свет-лебедушкой.

СЛАВА

Слава… Песня в застолье у лета

Под небритые притчи огня

Недопетая, где же ты? Где ты,

Та, что нежно любила меня?

Отзвенев, степь во снах вечереет.

Мне навстречу встает до небес

Слава – парус, распятый на рее,

Слава - в ленты спеленатый крест.

Заврачую рубцы на ветриле,

Отпущу на свободу: "Плыви,

К берегам, что еще не забыли

Нас счастливых в излуке любви».

В ТРИДЕСЯТОМ КОРОЛЕВСТВЕ

Рожаницей, склоняясь над куделью,

Тку на талом снегу свиристелей,

На холсте то причал, то вокзал …

Сколько ж мне узелков навязать

В тридесятом моем королевстве?

Я калиной всхожу на пригорок,

Теплым плеском, тревожа задворок,

Зазываю под сень, на ночлег,

В синь плыву, словно Ноев ковчег

В тридесятом моем королевстве!

Вслед за солнцем челночу по кругу,

Весны в ризах сажу в красный угол.

Вящей пряхе в дому на юру

Ждать дождаться б тебя поутру,

В тридесятом моём королевстве…

ЛЕГЕНДА О ВЕРНОСТИ*

Терновник упрятал Романов курган.

В кудели багряных ветвей - огневица,

От зла охраняет невест, а вдовица

Приходит сюда помолчать, поклонится,

Собрать зелье-снадобье сердцу от ран.

Когда-то стоял здесь на сваях колив,

Степь знает саманом мощеные стены,

Бродяги-кочевника труд драгоценный.

Свободу превыше ценил он, ретив,

Заядлый вояка был, смелый казак.

Недавно от сабельной сечи остывший,

Однажды прилег под стреноженной вишней,

Тютюн закурил, потирая глаза.

От дыма и cлёз, и подумал: «Одно

Вдали Дико поле отцовой станицей,

Незнанная на сердце грусть громоздится:

Собака да конь – вся родня, но вольно!»

Вокруг поглядел в безнадежье Иван:

Бредет разнотравием ладная ржица,

С такою в поре да под стать курениться –

Беда – не беда, и судьба – не сума.

Таясь за курганом, присел, во всю прыть,

Пустился за девкою следом лисицей,

Молодка шла тропкою к речке напиться,

Склонилась – бешметом казацким накрыл.

Ой, накрыл, покрыл, говаривал,

Ручки белые поглаживал,

На колечики поглядывал,

Бирюзовые, печальные:

«Ты, сизарушка-красавушка,

Будь мне женкою, сударушкой.

Я, не татем, – сиротинушкой,

о свету мытарю белому.

Чисто поле – д – моя матушка,

Кошевой – суворый батюшка.

Поворкуй со мной, голубушка,

Будь мне женкою, сударушка».

Упрашивал он, не пуская из рук

Добычи. Молодка испуганной птицей

Рвалась и кричала в ответ: «Не годиться

Неволить казачку». Разбойник косицы

На шее потуже стянул; через луг

Коня подозвал и, в седло, не спеша,

Трофей умостил. Вез, впервые неклятый,

Казалось ему, под соломою хата

Ждала молодца, да не горюшко прятать,

Плененное счастье... Живая душа!

Что может желаннее быть и верней?

Зажили вдвоем, что водица в кринице,

Студено да ситно. Ивану не спиться:

Молчит, не воркует с орлом голубица

И мечется тенью немой во дворе.

4
Внезапно средь ночи разлаялся пес.
Оконные бельма прогнулись от стука,
Открыл дверь Иван: захолустьем, по лугу
Катилось тревожное эхо «Готовьсь!»
Нашел на пороге казацкую трость.
Недолгие сборы - ни вздоха, ни взгляда.
Коня оседлал. Не дождался награды
И - плетку повесил с досады на гвоздь
Голубке на память. На том «Исполать!
Ведь то, что случилось, и то, что поспеет
Не будет поповским, слащаво елейным,
Дороги другой казаку не искать».
5
Еще не простыл след, казачка – за дверь,
Ей вдовой, не снилась ни клеть, ни светлица.
Рожденной на воле, свободной, как птица,
Взлететь бы высоко да с милым кружиться,
Земля не нужна ей, а разве что, смерть.

Вспорхнула голубка да – прочь, поскорей,
Пока не вернулся Иван, за ограду!
То стоном отчаянным краит прохладу,
То шепчет безумно, сгорая лампадой,
Молитвой течет по горячей траве:

«Хоть за год до погоста,
Подари меня, Господи,
Подари меня, Господи,
Суд последний верша,
Да ни златом, ни серебром,
Ни высоким да теремом,
Подари меня, Господи,
Кем изныла душа!"

Одна из бескрылых Его дочерей
Бежит, что летит, как судьба, виновата.
Вдруг слышит: "Оксана, Оксанка! Куда ты?"
- Романко?
Вернулся?!
Мой любый, согрей...

…………………………………

Давно это было, да только в степи
Живут и поныне привольно, счастливо
Казаки в мощеных саманом, коливах,
И строят их дети редуты в разливах,
Воюют и учатся верно любить.

____________________________________________________________

*– по материалам первоисточников музея о возникновении села Романково, что ныне является частью г. Днепродзержинска.

Поэзия