Афанасий Фет (1820-1892)

О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной…

О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
 Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
 Перстам послушную волос густую прядь
 Из мыслей изгонять и снова призывать;
 Дыша порывисто, один, никем не зримый,
 Досады и стыда румянами палимый,
 Искать хотя одной загадочной черты
 В словах, которые произносила ты;
 Шептать и поправлять былые выраженья
 Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
 И в опьянении, наперекор уму,
 Заветным именем будить ночную мглу.

1844

Я знаю, гордая, ты любишь самовластье…

Я знаю, гордая, ты любишь самовластье;
 Тебя в ревнивом сне томит чужое счастье;
 Свободы смелый лик и томный взор любви
 Манят наперерыв желания твои.
 Чрез всю толпу рабов у пышной колесницы
 Я взгляд лукавый твой под бархатом ресницы
 Давно прочел, давно – и разгадал с тех пор,
 Где жертву новую твой выбирает взор.
 Несчастный юноша! давно ль, веселья полный,
 Скользил его челнок, расталкивая волны?
 Смотри, как счастлив он, как волен… он – ничей;
 Лобзает ветр один руно его кудрей.
 Рука, окрепшая в труде однообразном,
 Минула берега, манящие соблазном.
 Но горе! ты поешь; на зыбкое стекло
 Из ослабевших рук упущено весло;
 Он скован, – ты поешь, ты блещешь красотою,
 Для взоров божество – сирена под водою.

Июль 1847

Не говори, мой друг: Она меня забудет…

Не говори, мой друг: «Она меня забудет,
 Изменчив времени всемощного полет;
 Измученной души напрасный жар пройдет,
 И образ роковой преследовать не будет
 Очей задумчивых; свободней и смелей
 Вздохнет младая грудь; замедленных речей
 Польется снова ток блистательный и сладкой;
 Ланиты расцветут – и в зеркало украдкой
 Невольно станет взор с вопросом забегать, –
 Опять весна в груди – и счастие опять».
 Мой милый, не лелей прекрасного обмана:
 В душе мечтательной смертельна эта рана.
 Видал ли ты в лесах под тению дубов
 С винтовками в руках засевших шалунов,
 Когда с холмов крутых, окрестность оглашая,
 Несется горячо согласных гончих стая
 И, праздным юношам дриад жестоких дань,
 Уже из-за кустов выскакивает лань?
 Вот-вот и выстрелы – и в переливах дыма
 Еще быстрее лань, как будто...

Смерти (Когда, измучен жаждой счастья…)

Когда, измучен жаждой счастья
 И громом бедствий оглушен,
 Со взором, полным сладострастья,
 В тебе последнего участья
 Искать страдалец обречен, –

Не верь, суровый ангел бога,
 Тушить свой факел погоди.
 О, как в страданьи веры много!
 Постой! безумная тревога
 Уснет в измученной груди.

Придет пора – пора иная:
 Повеет жизни благодать,
 И будет тот, кто, изнывая,
 В тебе встречал предтечу рая,
 Перед тобою трепетать.

Но кто не молит и не просит,
 Кому страданье не дано,
 Кто жизни злобно не поносит,
 А молча, сознавая, носит
 Твое могучее зерно,

Кто дышит с равным напряженьем, –
 Того, безмолвна, посети,
 Повея полным примиреньем,
 Ему предстань за сновиденьем
 И тихо вежды опусти.

Конец 1856 или начало 1857

Старые письма

Давно забытые, под легким слоем пыли,
 Черты заветные, вы вновь передо мной
 И в час душевных мук мгновенно воскресили
 Всё, что давно-давно утрачено душой.

Горя огнем стыда, опять встречают взоры
 Одну доверчивость, надежду и любовь,
 И задушевных слов поблекшие узоры
 От сердца моего к ланитам гонят кровь.

Я вами осужден, свидетели немые
 Весны души моей и сумрачной зимы.
 Вы те же светлые, святые, молодые,
 Как в тот ужасный час, когда прощались мы.

А я доверился предательскому звуку –
 Как будто вне любви есть в мире что-нибудь! –
 Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,
 Я осудил себя на вечную разлуку
 И с холодом в груди пустился в дальний путь.

Зачем же с прежнею улыбкой умиленья
 Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза?

 Души не...

 О нет, не стану звать утраченную радость…

О нет, не стану звать утраченную радость,
 Напрасно горячить скудеющую кровь;
 Не стану кликать вновь забывчивую младость
 И спутницу ее безумную любовь.

Без ропота иду навстречу вечной власти,
 Молитву затвердя горячую одну:
 Пусть тот осенний ветр мои погасит страсти,
 Что каждый день с чела роняет седину.

Пускай с души больной, борьбою утомленной,
 Без грохота спадет тоскливой жизни цепь,
 И пусть очнусь вдали, где к речке безыменной
 От голубых холмов бежит немая степь,

Где с дикой яблонью убором спорит слива,
 Где тучка чуть ползет, воздушна и светла,
 Где дремлет над водой поникнувшая ива
 И вечером, жужжа, к улью летит пчела.

Быть может – вечно вдаль с надеждой смотрят очи! –
 Там ждет меня друзей лелеющий союз,
 С сердцами чистыми, как месяц полуночи,
 ...

Добро и зло

Два мира властвуют от века,
 Два равноправных бытия:
 Один объемлет человека,
 Другой – душа и мысль моя.

И как в росинке чуть заметной
 Весь солнца лик ты узнаешь,
 Так слитно в глубине заветной
 Всё мирозданье ты найдешь.

Не лжива юная отвага:
 Согнись над роковым трудом –
 И мир свои раскроет блага;
 Но быть не мысли божеством.

И даже в час отдохновенья.
 Подъемля потное чело,
 Не бойся горького сравненья
 И различай добро и зло.

Но если на крылах гордыни
 Познать дерзаешь ты как бог,
 Не заноси же в мир святыни
 Своих невольничьих тревог.

Пари всезрящий и всесильный,
 И с незапятнанных высот
 Добро и зло, как прах могильный,
 В толпы людские отпадет.

14 сентября 1884

Никогда

Проснулся я. Да, крышка гроба. – Руки
 С усильем простираю и зову
 На помощь. Да, я помню эти муки
 Предсмертные. – Да, это наяву! –
 И без усилий, словно паутину,
 Сотлевшую раздвинул домовину

И встал. Как ярок этот зимний свет
 Во входе склепа! Можно ль сомневаться? –
 Я вижу снег. На склепе двери нет.
 Пора домой. Вот дома изумятся!
 Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться.
 А как он весь успел перемениться!

Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит
 Недвижными ветвями в глубь эфира,
 Но ни следов, ни звуков. Всё молчит,
 Как в царстве смерти сказочного мира.
 А вот и дом. В каком он разрушеньи!
 И руки опустились в изумленьи.

Селенье спит под снежной пеленой,
 Тропинки нет по всей степи раздольной.
 Да, так и есть: над дальнею горой
 Узнал я церковь с ветхой...

Осень

Как грустны сумрачные дни
 Беззвучной осени и хладной!
 Какой истомой безотрадной
 К нам в душу просятся они!

Но есть и дни, когда в крови
 Золотолиственных уборов
 Горящих осень ищет взоров
 И знойных прихотей любви.

Молчит стыдливая печаль,
 Лишь вызывающее слышно,
 И, замирающей так пышно,
 Ей ничего уже не жаль.

8 октября 1883

Учись у них – у дуба, у березы…

Учись у них – у дуба, у березы.
 Кругом зима. Жестокая пора!
 Напрасные на них застыли слезы,
 И треснула, сжимаяся, кора.

Всё злей метель и с каждою минутой
 Сердито рвет последние листы,
 И за сердце хватает холод лютый;
 Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений,
 Опять теплом и жизнию дыша.
 Для ясных дней, для новых откровений
 Переболит скорбящая душа.

31 декабря 1883

Поэтам

Сердце трепещет отрадно и больно,
 Подняты очи, и руки воздеты.
 Здесь на коленях я снова невольно,
 Как и бывало, пред вами, поэты.

В ваших чертогах мой дух окрылился,
 Правду провидит он с высей творенья;
 Этот листок, что иссох и свалился,
 Золотом вечным горит в песнопеньи.

Только у вас мимолетные грезы
 Старыми в душу глядятся друзьями,
 Только у вас благовонные розы
 Вечно восторга блистают слезами.

С торжищ житейских, бесцветных и душных,
 Видеть так радостно тонкие краски,
 В радугах ваших, прозрачно-воздушных,
 Неба родного мне чудятся ласки.

5 июня 1890

Фонтан

Ночь и я, мы оба дышим,
 Цветом липы воздух пьян,
 И, безмолвные, мы слышим,
 Что, струей своей колышим,
 Напевает нам фонтан.

– Я, и кровь, и мысль, и тело –
 Мы послушные рабы:
 До известного предела
 Все возносимся мы смело
 Под давлением судьбы.

Мысль несется, сердце бьется.,
 Мгле мерцаньем не помочь;
 К сердцу кровь опять вернется,
 В водоем мой луч прольется,
 И заря потушит ночь.

7 июня 1891

Уж верба вся пушистая…

Уж верба вся пушистая
 Раскинулась кругом;
 Опять весна душистая
 Повеяла крылом.

Станицей тучки носятся,
 Тепло озарены,
 И в душу снова просятся
 Пленительные сны.

Везде разнообразною
 Картиной занят взгляд,
 Шумит толпою праздною
 Народ, чему-то рад…

Какой-то тайной жаждою
 Мечта распалена –
 И над душою каждою
 Проносится весна.

1844

На заре ты ее не буди…

На заре ты ее не буди,
 На заре она сладко так спит;
 Утро дышит у ней на груди,
 Ярко пышет на ямках ланит.

И подушка ее горяча,
 И горяч утомительный сон,
 И, чернеясь, бегут на плеча
 Косы лентой с обеих сторон.

А вчера у окна ввечеру
 Долго-долго сидела она
 И следила по тучам игру,
 Что, скользя, затевала луна.

И чем ярче играла луна,
 И чем громче свистал соловей,
 Всё бледней становилась она,
 Сердце билось больней и больней.

Оттого-то на юной груди,
 На ланитах так утро горит.
 Не буди ж ты ее, не буди…
 На заре она сладко так спит!

1842

Еще весны душистой нега…

Еще весны душистой нега
 К нам не успела низойти,
 Еще овраги полны снега,
 Еще зарей гремит телега
 На замороженном пути.

Едва лишь в полдень солнце греет,
 Краснеет липа в высоте,
 Сквозя, березник чуть желтеет,
 И соловей еще не смеет
 Запеть в смородинном кусте.

Но возрожденья весть живая
 Уж есть в пролетных журавлях,
 И, их глазами провожая,
 Стоит красавица степная
 С румянцем сизым на щеках.

1854

Первый ландыш

О первый ландыш! Из-под снега
 Ты просишь солнечных лучей;
 Какая девственная нега
 В душистой чистоте твоей!

Как первый луч весенний ярок!
 Какие в нем нисходят сны!
 Как ты пленителен, подарок
 Воспламеняющей весны!

Так дева в первый раз вздыхает –
 О чем – неясно ей самой, –
 И робкий вздох благоухает
 Избытком жизни молодой.

1854

Еще майская ночь

Какая ночь! На всём какая нега!
 Благодарю, родной полночный край!
 Из царства льдов, из царства вьюг и снега
 Как свеж и чист твой вылетает май!

Какая ночь! Все звезды до единой
 Тепло и кротко в душу смотрят вновь,
 И в воздухе за песнью соловьиной
 Разносится тревога и любовь.

Березы ждут. Их лист полупрозрачный
 Застенчиво манит и тешит взор.
 Они дрожат. Так деве новобрачной
 И радостен и чужд ее убор.

Нет, никогда нежней и бестелестней
 Твой лик, о ночь, не мог меня томить!
 Опять к тебе иду с невольной песней,
 Невольной – и последней, может быть.

1857

Весенний дождь

Еще светло перед окном,
 В разрывы облак солнце блещет,
 И воробей своим крылом,
 В песке купаяся, трепещет.

А уж от неба до земли,
 Качаясь, движется завеса,
 И будто в золотой пыли
 Стоит за ней опушка леса.

Две капли брызнули в стекло,
 От лип душистым медом тянет,
 И что-то к саду подошло,
 По свежим листьям барабанит.

1857

Сад весь в цвету…

Сад весь в цвету,
 Вечер в огне,
 Так освежительно-радостно мне!

Вот я стою,
 Вот я иду,
 Словно таинственной речи я жду.

Эта заря,
 Эта весна
 Так непостижна, зато так ясна!

Счастья ли полн,
 Плачу ли я,
 Ты – благодатная тайна моя.

1884

Зреет рожь над жаркой нивой…

Зреет рожь над жаркой нивой,
 И от нивы и до нивы
 Гонит ветер прихотливый
 Золотые переливы.

Робко месяц смотрит в очи,
 Изумлен, что день не минул,
 Но широко в область ночи
 День объятия раскинул.

Над безбрежной жатвой хлеба
 Меж заката и востока
 Лишь на миг смежает небо
 Огнедышащее око.

<Конец 50-х годов>