Поэты выпадают в небо…

 

Николай

КОЛЫЧЕВ

 

 











КОЛЫЧЕВ Николай Владимирович (1959 − 2017) родился в городе Мурманск. Окончил музыкальную школу, три года учился в Ленинградской мореходке. Сменил несколько профессий, пока не стал первым мурманским фермером, но через несколько лет хозяйство разорилось. Поэт долго жил в Кандалакше, которая стала его «поэтической родиной». Полгода работал на островах в Норвегии. Поэтические сборники: «Цветы и люди» (1987), «Учусь грустить и улыбаться» (1990), «Звонаря зрачок» (1993), «И вновь свиваются снега» (1997), «Есть у каждого Русь изначальная» (2005), «Гармония противоречий» (2007) и другие. Составитель книги «Духовная поэзия Севера. Мурманская антология». Лауреат Всероссийских премий «Ладога» имени А. Прокофьева, «Неизбывный вертоград» имени Н. Тряпкина, «Золотое перо России» (дважды), Большой литературной премии, премии имени А. Подстаницкого (Мурманск). Жил в Мурманске.

 

 

* * *

 

Прощай, листва. Прощайте, птицы.
Оплакан скорбный ваш отлёт.
Душа к высокому стремится,
Туда, откуда снег идёт.

 

Я слышу неземное пенье,
Туда, туда мой путь лежит.
Земля – снегов успокоенье,
А небеса – земля души.

 

Не проклиная мир нелепый,
Увязший в безнадёжной мгле,
Поэты выпадают в небо,
Когда им тяжко на земле.

 

И вечный сон гнетёт ресницы,
И вечный хор поёт: «Прощай»…
Душа к высокому стремится,
Куда-то выше, чем печаль.

 

 

* * *

 

Прошёл в ночи неторопливый снег.
Вновь на земле торжественно и строго.
Скажи, зачем ты вспомнил, человек,
О том, что где-то здесь была дорога?

 

Скажи мне, от каких великих мук
Бежишь, врезаясь в вязкие сугробы,
Дорогою, не нужной никому,
К тем избам, от которых пахнет гробом?..

 

…Дороге так хотелось быть длинней,
Она петляла, за ноги цеплялась.
Приехал человек проститься с ней,
Она – с последним путником прощалась.

 

И до утра дрожащий огонёк
В густую тьму гляделся одиноко…
И вздрогнул в небесах дремавший Бог,
Не верящий в народ, забывший Бога.

 

 

* * *

 

В позабытой деревне, где жителей нет,
Отбивает рябина поклоны
Той избе, где старик со старухой в окне,
Словно древние лики с иконы.

 

– Как вы жили? – губами коснулся стекла,
Приминая траву и цветы я.
– Как вы жили?
– Мы жили… с грехом пополам…
«Значит, наполовину – святые».

 

Прижимаясь к окну, я стоял против них,
Но напрасно отыскивал взглядом
Половину греха…
Став одной на двоих,
Жизнь глядела безгрешно и свято.

 

 

* * *

 

Здравствуй, церковь! Примешь? Впустишь?
Каюсь, грешен, жил безбожно.
Я пришёл, поскольку – русский.
Я пришёл, поскольку – тошно.

 

Гадок плен чужой свободы –
Беспредельной, злобной, ложной.
Я пришёл под эти своды
Исцелиться Словом Божьим.

 

В мире – умопомраченье,
Больше некуда укрыться.
Добрый батюшка-священник,
Научи меня молиться.

 

От дурмана истин лживых
Гаснет разум. В сердце – мглисто.
Душен мир. Но души – живы
Ясным светом вечных истин!

 

Крест кладу я неумело.
Непривычен... Не приучен...
Но душа переболела.
И на сердце – светлый лучик!

 

 

* * *

 

Отче наш… Шепчу слова молитвы
И целую взглядом небеса.
Далеко-далёко от земли Ты,
Но – во мне, и в поле, и в лесах…

 

Да святится имя… Словно песня!
Да приидет Царствие Твое…
Волею Твоею все воскреснем,
Бренный прах оставив на земле.

 

Даждь нам днесь наш хлеб насущный, Боже,
Долги наши пред Тобой – прости,
Якоже и мы прощаем тоже.
Господи, грехи нам отпусти.

 

Отче наш… любовь и утешенье.
Отче наш… заблудшим душам Спас.
Боже, не введи во искушенье
И гони лукавого от нас.

 

 

* * *

 

Пить и пить – и не испить до донышка...
Сладкий поцелуй неутолимый.
Надо мною – тёплое, как солнышко,
Ясное лицо моей любимой.

 

Я не слышу, как трава качается,
Даже голос близкой речки замер.
И течёт в меня, и не кончается
Эта синь, что я зову глазами.

 

Только в небе видел, да в воде ещё,
Я такую чистую безбрежность.
В чёрный лес волос моих редеющих
Десятью лучами пальцев – нежность.

 

Этот свет и радость до могилы я
Пронесу и не отдам другому.
Ты прости меня, родная, милая,
Что мои глаза темны, как омут.

 

Сам я их забил поганым илищем.
Боже, сколько лет промчалось мимо!
Многих целовал, но не любил ещё,
Да и не был я никем любимым.

 

 

* * *

 

В чаще – протяжный горестный вздох.
Чудится, что ли?
Ветер качает на нитях снегов
Зыбкое поле.

 

Длинные тени… Чьи это сны –
Ближе и ближе?
Черепом белым в свете луны –
Ферма без крыши.

 

Дверь уцелевшая: «быть иль не быть?»
Ноет скрипуче.
Лунное тело несут хоронить
Мёрзлые сучья.

 

Крест над сугробом? Иль воткнута жердь?
Слеп от пурги я.
Родина, милая, что это, смерть?
Нет, летаргия.

 

Как разбудить тебя? Чёрная высь –
У изголовья.
Длинное, рваное чьё-то «проснись!»
Тонет в безмолвье.

 

Ферма без крыши, тени из тьмы…
Путь мой – по кругу.
Мы не живём и не умерли. Мы –
Снимся друг другу.

 

Гаснет в пустой глазнице окна
Память о свете…
Господи, дай пробуждения нам
Ранее смерти.

 

 

* * *

 

Приморозило. И снег уже – стойкий.
За окном в сугробах – автомобили.
Бич на улице замёрз. На помойке.
Нынче ночью. Поутру вывозили.

 

Что с того? Однажды смерть встретит каждый.
Может, к лучшему – отмучился, бедный.
Он, вообще-то, был нисколько не страшный,
Не назойливый, не наглый, не вредный…

 

Смерть одна, да помираем – все розно.
Жизнь одна, да всяк по-своему мерит…
А в подъезде он, поди, не замёрз бы.
Но вы видели подъездные двери?

 

Я проснулся нынче ранней порою,
Я глядел в окно – его увозили.
Вы стучитесь – учат нас – вам откроют…
Вряд ли кто-то вам откроет в России.

 

Умер бич. Не друг, не враг… Просто – лишний,
Только сердце болью стиснуло – ой, как!
Ведь Христос всегда ходил к людям нищим.
Кто мне скажет, кем он был – бич с помойки?

 

Малодушны стали мы, узколобы!
Обезлюбели, мечтая о чуде…
Человек – он всякий – Богу подобен.
Постучит Христос – вы впустите, люди?

 

…Сам себе организую попойку,
Ночь повиснет за окном темью вязкой…
Бич на улице замёрз. На помойке.
Ну, и Бог-то с ним…
И Бог – с ним!
А я – с кем?!

 

 

* * *

 

– Больно!
Это меня от корней
Отрезают пилою хрипатою.
– Больно!
Дерево веры моей
Зашумело, качнулось и падает.
– Ой, родные!
Но в горле слеза
Гасит возглас.
И слышится:
«Выродки!»
Там, где раньше стояли леса,
Нынче только обрубки да вырубки.

 

Мать-природа… Поруганный труп…
Боже, лучше не видеть мне бы,
Как насилуют тысячи труб
Воду, землю, леса и небо!

 

Как исправишь теперь? Как вернёшь?
Больно! Больно!.. И души кровим мы,
Обдирая присохшую ложь
Уверений, что всё поправимо.

 

Остаётся нагая беда,
Остаётся виновность убийцы…
Если это уже никогда
Не исправится – пусть не простится.

 

 

СМЕРТЬ КАЖДОМУ ГОТОВИТ ПЬЕДЕСТАЛ

 

Смерть каждому готовит пьедестал:
Кому – повыше, а кому – пониже...
Но вижу я, что лучше мир не стал,
А значит, не был миром я услышан.

 

Мне срок уже остался небольшой,
И скоро час пробьёт – за всё ответить.
Те строчки, что я выстрадал душой,
Не дали счастья ни жене, ни детям.

 

Ни матери, ни Родине моей
Я не помог и не утешил боли...
Народ внимал певцам иных кровей,
А не стихам о горькой русской доле.

 

Да будет надпись, как итог судьбе,
Над местом тем, где буду упокоен:
«Я памятника не воздвиг себе,
Поскольку не был я его достоин».

 

Но только, покорённые врагу
В грядущем – не вините, как поэта.
И к надписи добавьте лишь строку,
Что я кричал, кричал, кричал об этом!

 

__________________________________

 

 

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.