Стихи на шахтерскую тему 

Николай Анциферов

Из детства

Темней угля

Он приходил с работы.

– Дитя не вымажь, – говорила мать.

А я до слёз горел тогда охотой

Отца,

Такого грязного,

Обнять.

Мне батька позволял намылить спину.

Я это делал с радостью большой,

Но счастлив был всего наполовину,

И, словно в цирк, просился я в забой.

Мне так хотелось побывать на штреках!

Но слышал неприятнейшую весть,

Что я всего лишь четверть человека,

Что нужно мне два пуда соли съесть.

Я стал врагом кондитерских изделий

(Солил похлёбку с батькой наравне)

И отмечал свой рост семь раз в неделю

Царапиною ногтя на стене.

Вельможа

Я работаю, как вельможа,

Я работаю только лежа.

Не найти работенки краше,

Не для каждого эта честь.

Это - только в забое нашем:

Только лежа - ни встать, ни сесть.

На спине я лежу, как барин.

Друг мой - рядом, упрямый парень.

«Поднажмем!» -

И в руках лопата

Все быстрее и веселей.

Только уголь совсем не вата:

Малость крепче и тяжелей.

Эх, и угольная перина!

Не расскажешь о ней в стихах.

Извиваешься, как балерина,

Но лопата играет в руках.

Отдохнуть бы минуту, две бы!

Отдыхаешь, когда простой.

Семьянин говорит о хлебе,

О любви говорит холостой.

Но промчится пара минут -

И напарник мой тут как тут.

Шепчет: «Коля, давай, давай!

Вместе взялись, не отставай!»

На спине снова пляшет кожа.

Я дружку отвечаю: «Есть!»

Я работаю, как вельможа,

Не для каждого эта честь.

Кляча

Из шахты вывели кобылу –

Ослепшую, немолодую:

Как дождь идет, как ветры дуют,

Как солнце светит –

Все забыла.

Из глаз потухших тихо слезы

Бегут-бегут на мостовую.

И машинист электровоза

Уводит  медленно гнедую.

Глядим мы вслед

Подземной кляче,

А лошадь плачет.

Ржет

И плачет.

Дай, товарищ, закурить

Горняку без этой фразы

Дня, пожалуй, не прожить,

Только выехал и сразу:

– Дай, товарищ, закурить! –

У него в костюме, в бане

Папиросы есть в кармане.

Но вот в том-то и секрет,

Что при нем сейчас их нет.

Как положено, на славу

Потрудился нынче он,

Сверх задания из лавы

Угля дал немало тонн.

И ему в минуту эту

После смены трудовой,

Закурить милее нету

По дороге к ламповой.

Ведь поверьте, что шахтеру –

Будь он старым, молодым –

Слаще меда в эту пору

Папиросы горький дым.

Если только что из штрека,

То приятнее «Казбека»

Для него табак любой –

И «Ракета», и «Прибой».

Он затянется – аж охнет –

И секунду-две – молчок,

От души потом причмокнет:

– Ух! Вот это табачок! –

И дымок, что след ракеты,

Плавно пустит к небесам.

Некурящий, видя это,

Закурить не прочь бы сам.

И скажу я в заключенье,

Что вошла в шахтерский быт

Фраза важного значенья:

«Дай, товарищ, закурить!»

Угольная пыль

Она полезна ли, вредна ли –

О том пусть думают врачи.

Еще в пеленках мы узнали,

Что пыль, конечно, не харчи.

Но под землей ее вдыхая,

Совсем не думаем о том,

Что – ах! – какая пыль плохая,

Что с нами станется потом.

От пыли мы страшны, как черти.

Но на здоровье жалоб нет.

Не знаю точно – сколько лет,

Но будем жить до самой смерти.

Мое вдохновение

Я писать не смогу

В непривычных условиях,

Если все под рукой

И нужды никакой.

Непременно застряну

На первом же слове я,

Сдавят горло петлей

Тишина и покой.

...После смены не будут

Сушиться шахтерки.

Я не буду бояться

Обвалов во сне.

Не услышу подземной

Такой поговорки,

От которой порой

Даже уголь краснел.

И не будет друзей –

Молодых, угловатых,

Цену знающих хлебу,

Понимающих труд.

И не будет неписаной

Праздничной даты –

Дня восторженных криков:

– Получку дают!.. –

... А без этого я

Буду лишним на свете.

Перед жизнью останусь

В неоплатном долгу.

Я родился под шум

Вагонеток и клети,

Потому-то без шахты

Я жить не смогу.

Николай Быхалов

     Соль земли

Николаю Тютюннику

Я познал соль земли под землей, 

Где в ходу обушок и лопата.

А мой ангел рыдал за спиной

На пороге подземного Ада.

Он, конечно, привык жить в Раю, 

Где условия жизни другие.

Он оплакивал душу мою

Или годы мои молодые…

А я буду всю жизнь вспоминать

До последнего смертного вздоха, 

Как учила меня Шахта-мать 

Правде жизни учила жестоко.

Я познал соль земли под землей, 

Где богует нечистых элита.

А злой Демон плясал надо мной

И меня его били копыта…

Начало

18 лет –

 И мы на первой практике:

В шахту едем завтра – 

В первый раз!

– И куда мне вас, 

Друзья-романтики?

И куда мне, золотые, вас?

Всё глядел в окно 

Директор шахты,

На копер, на пыльный горизонт –

Мы пред ним стояли, 

Как солдаты,

Завтра уходящие

На фронт... 

Не урони!

В шахте вверх смотрел с опаской: 

Крепка ли кровля надо мной?

И уцелел – спасибо каске – 

Шахтёрской матери родной! 

А на-гора я поднимался, 

Глядел с тревогой в небеса:

Всё ливня с градом опасался,

Чтоб не ударила гроза...

Пройдя все жизненные вехи, 

Молю Творца я в эти дни:

– Ты на меня, родимый, сверху,

Свой тяжкий крест не урони!..

Николай ТЮТЮННИК

Новичок

Выехал из шахты первой клетью,

Будто снова родился на свет!

Из окошек по глазам, как плетью,

Стеганул ярчайший белый свет.

Не спеша пошел дорогой к бане,

Закатив небрежно рукава.

На копре, как барабан в нагане,

Снова завертелись два шкива.

По пути сломал сирени ветку,

Никакой не видя в том вины.

Так вот возвращались из разведки,

Так вот возвращались и с войны.

Рад и горд. Готов обнять любого.

Первый раз… Ну, что там говорить!

И почти у самого порога

Попросил у парня закурить.

Закурил, под ветра дуновенье,

И, солидно кашлянув слегка,

Испугался на одно мгновенье

Своего же черного плевка.

Первый снег

Вышла клеть – стремительно и грузно.

Кто-то травит. Раздается смех.

Вдруг запахло корочкой арбузной –

Видно, наконец-то выпал снег!

Выпал снег и посветлело сразу,

И подвел под осенью черту.

Под землей, как черти, мы чумазы,

На земле же ценим чистоту.

Солнце в небе, как желток в стакане –

Скоро-скоро засверкают льды.

А пока же по дороге к бане

Оставляем талые следы.

В шахтерской бане

Пар под ноги катится волной.

Где-то шутят – неприлично-грубо.

Банщицы проходят стороной

И, косясь, в улыбке кривят губы.

Расстарался банный «водолей»,

Ласково поток его струится.

Скоро станет на душе светлей,

Скоро наши посветлеют лица.

С превеликой радостью сюда

Мчимся после каторги проклятой.

И пройдет усталость без следа,

Будто и не кляты и не мяты!

После смены горняку помыться –

Словно алкашу опохмелиться!

Под стволом

Как пух, сгорела летняя пора

И вновь в Донбассе наступила осень.

Дымок костров из шахтного двора

Под ствол шахтерам ветерок доносит.

Он белый, едкий – листья кленов жгут,

А к нам дойдет милей, чем запах хвои.

Стоят ребята, клеть устало ждут

И тихо говорят между собою.

– Дымок плывет…

– Ага, как на волнах.

– Да осень ведь…

И помолчат немножко.

Потом опять о будничных делах,

О том, кто сколько накопал картошки.

Загадочен наш брат-шахтер, ей-ей!

Ведь это ж, право, словно в анекдоте:

Он под землей – про женщин,  про хоккей,

А после смены – снова о работе!

Туфли с пряжкой

       (Шуточное)

– Завтра в шахту! – объявил инструктор.

И сострил: – Поищем с вами клад!

И наутро, как метелка, шустро

Я помел за обувью на склад.

Но опять с моей обувкой – глухо!

Кладовщик, травмированный дед:

– Что-что-что-о?! – ладонь приставил к уху. –

Да таких размеров даже нет!

Банщицы, столпившись на пороге,

Тоже потешались от души:

– Ой, девчата, тут не только ноги,

Тут не только ноги хороши!

Им – веселье, мне же не до смеха.

Где только ни рылся, но не смог

Под мои шахтерские доспехи

По размеру подобрать сапог.

Было и досадно, и неловко,

Словно гвоздик мулял под пятой,

И пришлось  надеть мне под спецовку

Туфли свои с пряжкой золотой.

И когда шагал мимо вахтера,

У того лузгой слетело с губ:

– Во, зажили, мать твою, шахтеры –

На работу в туфлях, будто в клуб!

Ночная смена

Дробит мощный пласт, черный слиток рыхля,

Зубков победитовых веер.

И тащится вниз, в чешуе из угля,

Гремучей змеею конвейер.

Хоть стойки поставь под навесами век,

А смену всю выдержать надо!

И манит упорно нас выход на штрек,

Как выход из Дантова ада.

− Засыпали! Все!

− Так готовь порожняк!.. −

Моторы рычат, словно звери.

Едва успеваю поправить «верхняк» −

Включается снова конвейер.

Жарища. Лопата прилипла к рукам.

И кажется, выскочит сердце.

А тут и замерщик: − Везет дуракам!

А мне хоть немного б согреться!

Смеемся и мы. 

− Ну, и скажет же, гад!

Ну, на вот, возьми, поработай! −

Он дальше в пылище ползет наугад,

Довольный своею остротой.

Откуда-то сверху приполз бригадир −

Весь черный и мокрый от пота.

Штаны износились, протерлись до дыр.

− Ну, что вы, морская пехота?!

− Давайте, ребятки… тут медлить нельзя. −

Поправил на поясе фляжку.

Блестят только зубы. Блестят лишь глаза

Да с якорем желтая пряжка.

− Да-да… Мы сейчас! −

И − опять зачищать

Просыпанный уголь упрямо…

А где-то в сторонке мышата пищат,

Оставшись, должно быть, без  мамы.

Известно, что сон исчезает зарей.

Мы выглядим, может, устало,

Но только и здесь, глубоко под  землей,

Почувствуем: утро настало!

И позже, в клети, что несется стрелой,

Срывая усталости тени,

Представлю, как дома сынишка родной,

Встречая, уткнется в колени.

После работы

Время ощущений тех не стерло,

Будто на спине сыграла плеть:

Как комок подкатывался к горлу,

Так наверх подкатывала клеть.

Потные, в измазанном исподнем,

Покурить спешили − не к столу,

Словно впрямь из самой преисподней

Вылетев по шахтному стволу.

И, палящим солнышком согреты,

Падали в траву, среди лузги.

И дымок желанной сигареты

Сразу обволакивал мозги.

Скромный тот газон казался раем

И роскошным  − самый чахлый куст.

Мы почти что свысока взирали

На парней, что только шли на спуск.

Так на новобранцев несмышленых,

В глубине души гордясь собой,

Видимо, смотрели батальоны,

Что на отдых шли с передовой.

Да, досталось сверстникам когда-то…

Но и шахта − тоже не игра.

Мы − в порядке. Ну, а вы, ребята,

Все ли вы вернетесь на-гора?

На отгрузке лесоматериалов

Уже в тени становится прохладно.

Что будет завтра – стоит ли гадать?

Сегодня солнце светит нам – и ладно.

А вот из шахты солнца не видать.

Мы – на лесном, где запах хвои стойкий.

А дальше – степь, пейзаж давно родной.

И хоть всю смену грузим в шахту стойки,

Все кажется, что нынче выходной.

Здесь, на земле, ни газа, ни пылищи,

И бед нам не наделает искра.

Не повезет вагон, на ржавом днище,

В последний раз кого-то на-гора.

И пусть глаза начальство нам мозолит

(А мы с нарядом справимся любым!),

Пусть больно кровь пульсирует в мозолях,

Но это все – под небом голубым.

Уже в тени становится прохладно.

Что будет завтра – стоит ли гадать?

Сегодня солнце светит нам – и ладно!

А вот из шахты солнца не видать.

Серёга

Его несли по штреку на носилках –

С белеющей повязкой на груди.

И не сказать, чтоб рана была сильной,

Но знать не знали – что же впереди.

− Да пустяки, Серега, не опасно, −

Всерьез не уставали повторять.

И, ставшую ненужной, его каску

Боялись по дороге потерять.

И напряженье было на пределе –

Как будто в небе вырвано кольцо…

И даже лампы как-то вбок глядели,

Стараясь не светить ему в лицо.

И клеть ждала, как поезд у вокзала,

И суетился рядом стволовой.

Лишь медсестра заранее все знала

И все качала молча головой…

Закрытая шахта

Печальней, чем заросший сад,

Стоит закрывшаяся шахта.

Уже оббившийся фасад,

Уже заброшенная вахта.

Хоть собирались жить до ста,

Да разом растеряли что-то.

И непривычна пустота

Окошек на Доске почета.

Надпись на вагоне

Ох, ты, маменька милая,

Сразу даже не верится:

Бригадира фамилия

На вагоне вдруг встретится.

Надпись сделана мелом,

Как на комнате нищего.

Только нет парня смелого,

Уж давненько погибшего.

Замелькают приветливо

Буквы почерка легкого,

Как последний привет его

Из чего-то далекого.

Гонят лес такелажники

И стучат мысли в темечко:

Не сотрут где-то бражники –

Постарается времечко.

Гонят парни с разгончика

Да сквозь пыльные замети.

Пусть сотрется с вагончика,

Но останется в памяти.

Лектор-активистка

Привыкшая верить во всем атеизму

(Мол, вера – дурманящий дым!),

На лекциях нудных звала к коммунизму,

В тот рай, где не место святым.

Канон отвергая, как в шахте породу,

Клеймила «лохматых попов».

– Не нужно нам веры, гнобящей народы!

Не нужно церковных оков!

И все – по науке, не с бухты-барахты,

Хотя б усомнившись разок…

А вечером мужа готовила в шахту,

Хороший собрав «тормозок».

И в крепкую спину смотрела устало

Тому, кто дороже всего,

И тихо при этом смущенно шептала,

Украдкой молясь за него.

Молитва и любовь

Я под землю спускался не раз,

Обливаясь холодной росою.

И безносая тоже не раз

Где-то рядом вертелась с косою.

Рвалась кровля. И капала кровь.

И нечистые ада плясали.

Но молитва твоя и любовь

Берегли и от смерти спасали.