ИГОРЬ КАРАМНОВ
БЫТЬ НАМ ВДВОЁМ АЛЬ НЕ БЫТЬ...

Третья и четвёртая главы поэмы

3

Вечеров пятнадцать аль пять,
отгорев, дымком золотится,
Таня с Ниной нынче в гостях,
в стольном городе,
как в столице.

Без цены предчувствия плен,
будут запись слушать, как дети,
тихо так, что слышно, как тень
от судьбы буравит паркеты.

Не аккордов Брамса полет,
но поэмы Гарсиа Лорки
танец за душу, нет, не берет –
нежно склеивает осколки.

И так ясен не силуэт
петенеры в муаровой юбке –
бёдер бронзовых фуэте:
ста влюбленных сердец зарубки.

Ах, какой к фуэте пиетет!
Но затем объявление – стужа:
–... Так и так,
неизвестный поэт
нам прочтет посвященье...
Не нужно? –

Диск не кружится связкой планет,
голос громок,
но чуть простужен:
– Что нас ждет через столько-то лет?
Что?
Не знаете?
Верите в душу?

Я пришел – как идут на огни –
прямо с улицы,
где собаки
из-за кости грызутся...
Им гнить
под забором...
Но некому плакать.

Ну, да ладно.
Прекрасен момент.
Да, не каждый, конечно...
Но всё же...
Что мне нравится?
Мыс Фиолент
от макушки
до самых до ножек.

Ну, а клуб ваш не знаю какой...
Обещал посвященье? Как розы?
Но шипы, ведь колют легко,
клубу вашему – ода построже.

Окрестили смешно, не смешно, –
несоединимое соединив...
Хотя, впрочем, не всё ли равно:
как назвать?
Хоть – локомотив!

Дайте вслушаться: А-по-ди-он...
Хоть сейчас, возьми да молись.
И, наверно, не спит Аполлон,
и не пьянствует Дионис.–

В зале – шум...
– Да кто он такой?
– Ты смотри, какой скандалист! –
Кто-то „браво“ кричит,
кто-то – „ой...“,
но всех громче – „авантюрист!“

Голос хрипло в ответ:
– Боль и смех
правят бал пока на земле,
будь, хоть кто – король
или смерд,
но от боли каждый в петле.

Ну, а смех, быть может, и – грех,
Но раз пляс, так боль не тая,
Не любви я жду:
мой успех –
как строка
распятая... –



Четвертая глава поэмы

Повстречал я Нину…
Иду
из вечернего вешнего сада,
и у рынка, как на лету:
– Почему не заходишь?
Не надо? –
Я смутился.
Мысли – не в ряд...
– Мой визит – визит хулигана:
дверь ломаю, словно заря,
неостановимо и рьяно. –

Нина чуть улыбнулась...
– Пойдем!
Мы вчера тебя вспоминали.
Что ты думаешь?
Есть у нас ром
и бутылочка цинандали. –

Добираемся на такси,
смена зданий, словно на слайдах,
хоть бы чуточку Сан–Суси,
но тюльпаны – точно – Голландий.

Тормозим такси за квартал:
ни к чему развлекать соседей...
Помню крик, как будто аврал:
„На такси, знать, хахаль-то едет!“

Рядом с дверцей вишня одна
никакой фатой не одета...
Но, куда же смотрит весна?
Зачарована Каналетто?
Позабывшего Альбион
и Венеции киновари,
но не церковь Джованни...
Пардон,
сколько вишенку можно мытарить?

Во второй от больницы подъезд
направляемся медленно, чинно,
словно только что из Одесс
мы приехали – Игорь и Нина.
А из окон прямо на нас
смотрят рожи...
А из подъезда
тот крикун – как жирный карась –
выползает, будто бы бездарь.

Слава Богу, меня не узнал
аль мозги пьянее, чем песня...
Словом, свой везде карнавал:
хоть сейчас умри, но – воскресни.

Дверь на стук открыта...
Мой Бог!
Таня в шортах – словно на даче.
Улыбается через порог:
– Заходите или заплачу... –

Пьем мы чай, забыв про вино,
из намедни купленных чашек,
опьяняемые весной,
что у окон вот-вот запляшет.

Узнаю, что были в гостях,
про сюрприз не Диснейлэнда:
неизвестный поэт-варяг
пел-читал, но – не за деньги...

Нине времечко уходить
на дежурство ночное, в больницу,
за окном: как будто финифть...
Млечный путь – плебей ли? Патриций?

Провожаем Нину не в шторм,
вишен цвет – как туман...
Забыла
Таня ключ,
теперь – на простор
рвётся мысль...
Молчу – как могила.
– Да, решать, Игорь, мой черёд...
Так и быть: до утра гуляем.
– Ночь загадочнее, чем чёрт.
– А вы знаете чёрта?
– Узнаем! –

Мы проходим мост наплавной,
ночь глазища звёзд раскалила:
смотрят вниз змея,
осьминог
и, как будто – даже горилла.

В плеск реки, дрожа, будто вор,
втиснул мост соловушки трели,
по-над рощей – месяц
остёр,
как гроза в Баксанском ущелье.

В роще – тихо,
дым от костра
тянет руки к верху деревьев:
ангел ночи
аль конокрад
забирается на Говерлу?
Тень от дыма рвётся,
дрожит,
то – светлей,
то – темней...
О, Боги!
У костра, как сторож, кажись, –
катафалк
и – цыган безногий.

В пятках, что ли уже душа:
леденеет кровь не немного...
Таня шепчет: „Вы – не левша?“
– Нет...
А что? Обнять осьминога? –

Между веток – звёздочек ветвь,
чуть мерцая, светит,
не светит...
– Таня, знаете: в звёздной Неве
осьминогов-самочек нету.
– Вы всё шутите...
– Это восторг:
рощи ночь жестоко прекрасна!
– Да, особенно, если мы в морг
попадём...
– В один
или в разный?

– Игорь, быть нам вдвоём
аль не быть
после смерти не скажут ладони...
– Как кричит, как будто судьбы
близкий родственник
или любовник! –

Мы выходим к спящей воде,
кругло озеро, словно арена.
Сколько нам отпущено дней,
не скрывай же жизнь, что бесценна!

Лилий лёд не жив и не мёртв,
тонет месяц, будто бы жертва,
и летит над нами „Конкорд“,
лобызаясь с смертью бессмертно!