Дмитрий Аникин

1

Что было тут страны, народа, бога?
В моей душе унынье и тревога.
Мир изнемог, в нем бога устранили –
страна мертва, наказанная строго,
народ перемололи, перебили.

Неотличимо время, год от года.
Ликуй, моя последняя свобода,
напропалую – то есть уравняли
мы подвиг, подлость, мы толпой народа
врата прошли, вериги себе взяли.

Не те границы и не те устои –
все спутано, как легкое, простое
небытие и бытие; их сроки
наставшие – ах, время золотое,
не о тебе ли хором все пророки?

2

Родимое море столетий,
шумит набегающий вал –
тяжолые русские сети
с уловом, который не мал,

вернутся; усилье, возможно
последнее, в явленной тьме,
надрывно и неосторожно –
а сети распутать не смей:

в них рыбка мелькнет золотая,
позыблет вертлявым хвостом
видения райского рая,
видения в свете живом.

Мы новых себе загадаем
широт и щедрот – в этот раз,
в последний, сбывается; знаем,
чем все обернется для нас.

Морские и дальше владыки,
вернемся к разбитой стране.
А прошлой удачи улики
повсюду, и только видней.

3

И вот подходит многими тропами –
жива, мертва – в убранства разубрана –
темна, мокра – сентябрь – к нам осень –
кому с богатством – кому с убытком.

Смотрю в природу – черт гиппократовых
ищу – какие явны – сдернуты
покровы все – и откровенность
нагло и хладно сквозит, пугает.

Скользит перо – бумага набрякшая
корежит буквы – как время прошлое.
И не прочесть уже, что пишешь –
русскою осенью – в день печальный.

4

Двусмысленное время года –
что сон? что смерть? – урон и груды
богатств. Последние свободы.
Льдов и снегов налягут спуды

потом – когда? – на грудь земную;
пока что дышится свободней,
чем летом, – и в тьму снеговую
еще природе не сегодня.

5

Ляг, Персефона, в землю – нага в ее наготу.
Правильно в наших широтах быть тебе, проводить
долгую зиму – о, святу быть месту! – среди пусту-
ющих снегов – дай себя, богиня, похоронить.

Будешь простоволосая, в саване нет простей –
собьют тебе домовину, подвяжут платком лицо –
те, кто придет, богиня, прильнут ко лбу, кто к стопе –
воет многоголосье. Выносят. Скрипит крыльцо.

Освободи нашу землю, прости ее, усмири,
черную, Персефона. Неуемных ее времен
плодоносье уйми, последние прибери
зерна с собой – мертвые в мертвую ссыпь ладонь.

Еще будут благие дни – далекие времена –
а почему им не быть? – Не кончен круговорот
ор, сестер незабвенных, – и будет весна-красна –
чей-то – не твой, Персефона, – круг – чьих-то не здесь забот…

6

Ветер играет во поле – погода установилась –
достоверно нам явленная божеская немилость –
слякоть – и звезды с неба смотрят на эту слякоть –
не понимая жалость, не притворяясь плакать.

Земля устала рожать, устала лежать не рожая –
быть ей болотом – черной водой проступая.
Не та пора для прогулок – не та, чтобы в петлю, – веси
с городами застыли в печальнейшем равновесьи.

***

Когда-то было, что наша постылая – любовь? страсть? –
позволяла как-то по-другому, -правильному пропасть –
а теперь спасены, живем, милая, в мерзости запустенья,
как твои на кухоньке прозябающие растенья.

Было стыдно и глупо – но вот юность твоя такая
истощилась, в истомах всяких изнемогая, –
вот моя верность – вдвоем их (представь!) видали –
пока совсем худые, последние времена не настали.

***

Может быть, это мы, любимая, ради кого щадили
эти время и место. Скажешь, что заслужили
не святостью? – Это уж да, конечно,
но святость – это не то, что нужно, но скучно, бесчеловечно.

Из тех тридцати шести, на которых, дрожа, держалось,
тридцать четыре – не более – на сегодняшний день осталось;
а может, еще поможем – учудим, закрутим, порадуем Господина –
чем еще могут радовать женщина и мужчина.

7

Уж такая давно наша политика,
что и против нее слова нестыдного
нет, пора все кончать – зрелище, действие,
оскудевшие смыслами.

Ни тюрьмы, ни сумы, бездна несытая
далеко, времена кончены действия;
нам бы страх, хоть бы страх – скука последняя
нарастает позорная.

Ничего не сравнить с этой свободою,
смерть и та не сильней, нас «отпущаеши»:
ни могилки-земли, ни чтоб в синодике
хоть бы ложною строчкою.

То ли дело страна – месиво плотское,
чан кровей диких и праведных варево.
То ли дело страна – много опыта,
и не легче сегодняшний.

То ли дело страна – к гибели первая!

8

Все, что было, пока оставалось, –
память легкая, память моя…
Что внушало тоску или жалость,
неуверенность в снах бытия…

Неужели свелось все, решилось
просто-запросто, в истине – вот
вам, несчастные, полная милость,
избавленье от частных забот?

Вот любви божьей полная чаша –
пей, не бойся, и больше не плачь.
Все, что кончилось, было не ваше,
жизнь – ничья череда неудач.

***

Отрекаешься? Ну, отрекайся –
ничего настоящего тут,
в райской области, ты растекайся
белым светом, как души текут…

9

Известия. Бесчисленные слухи
о смерти. Ее лики косоглазы –
поветрие. Ну что же, не в России
страх умереть так, с миром заодно.
В приличной смерти замысел и способ
самоубийца спрячет. Как в лесу
лист дерева, которое мертво.

10

Это – остатки последнего ада,
это убого и богу не надо –
вот и сметает своим ветерком
все, что здесь было, что будет потом.

Место пустое под Солнцем, другими
всеми светилами; мучимый ими,
род человеческий как снег сошел –
остов творения жалок и гол.

11

Все, над чем трудились мы:
смерти всякой прекращенье,
от болезней исцеленье,
от последующей тьмы –

получилось? – Получилось:
плоть живехонька-жива,
и утратило права
время – божия немилость.

***

Нам на счастье, жить спеша,
от всевластной, непременной
тайны вечной, сокровенной
прочь избавилась душа.

И не вспомнить в час печали
никогда и ничего
из тьмы – времени того,
когда смертью умирали.

12

История, когда кончалась,
не убрала мир за собою.
И нашей муки, жизни малость
смешна. Как ей не быть смешною.