Дмитрий АНИКИН

1. Башня
А может, хватит строить, упорствовать
в трудах? Еще язык распадается:
где двое – кто поймет друг друга?
САЛ, БЕР, ЙОН, РОШ – всяк свое талдычит.

Сначала да, высоты небесные
вокруг качались, в окна глядели и
казалось, что величье наших
замыслов Б-г ощущает вровень.

Век От век ниже – строится, рушится –
за что теперь? Привыкли к лишениям,
за карой скука – помним плохо
труд ненадежный, урок постылый.

***
Земля устала – стать бы ей мертвою,
пустою стать, а даже и впадиной.
Ничто не выдаст места, где мы, –
всё забирай, запустенья мерзость.

2
Сквозь шум дневной – иерихонских труб
тоскливые рыданья. Незаметно
нас пробирает музыка, которой
все слышимое: песни, гимны, вся
игра на инструментах, свист, хлопки –
предшествовало.

3
Слышно стоны этих труб,
звук немыслим, сладок, люб
начинает, нарастает;
что крепило камни, тает,
распадается стена,
сила вражия видна,
сквозь большие расстоянья,
сквозь небожии сиянья!

4
Разверзлись хляби, мутные дожди
которую неделю хлещут, будто
там бездна вод…
Дверь в дом разбухла, только
плечом поднавалившись…
Липнут густо
чаинки к ложке, как ни протирай
полой рубахи…
С привкусом дождя
уже и самый воздух, тоже льется.

Мы по домам сидим, наш всякий труд
закончился. Бездействуем и смотрим
на воду сверху, снизу и вокруг.
Как хорошо, что замер круг забот,
теперь одно и то же время года.

Когда-нибудь мы в добрый час увидим,
как медленно по медленной воде
плывет Бог знает что – сооруженье
по виду неплавучее, откуда
мычанье, рык, все голоса, какими
природа просит: «Жить!»
В конце концов,
ну кто не понимал, что так и будет
еще при нашей жизни…

5
Ковчег плыл,
звери стонали,
человек думал
о том, как сок виноградной лозы
взвеселит ему сердце.

6
Завершаем войну полной победою,
завершаем войну черной работою,
завершает войну огнь, поедающий
всходы новые – следующей.

А иначе зачем были солдатами,
брали смерти, греха полными мерами –
оставлять сыновьям страх и возмездие
не должны победители.

7
Народ и народ
воюют, пока один
не сгинет народ,
и поэтому прав Навин.

8
Солнце, в небе ровно встань,
светом, жаром, силой рань,
не оставь нас в час веселый,
чтобы смерти новоселы

не из тьмы в другую тьму
неизвестно почему,
а увидели дорогу
прямо к Божьему порогу.

9
Солнце застывает, чтобы смотреть
на наши игры со смертью –
пригвождено словом,
ждет,
пока последний
солдат не падет.

Смерть спокойно,
скрупулезно,
ибо видно все
в нетрепетном ясном свете,
доделывает свое дело.

И тогда,
удовлетворенное содеянным,
солнце уходит на Запад.

10
Ах, пророки мои, пророки,
ради правды своей жестоки –
и по вашим словам народ
год меняет на новый год.

В вашей воле судьба и совесть,
дальних странствий поныне повесть,
крап болезней и меч войны,
пустота, ширина страны.

В силе вы, кто не имет срама, –
вздрогнув, рушатся стены Храма;
их не стон ерихонских труб –
слово, павшее с бледных губ.

11. Город-убежище
Этот город пустой – копится, копится
тут греха на крови – только развяжутся
новой смертью узлы – кто же священнику
под лопатку нож, точен был.

***
«Тяжолое копье метнул. Как Немврод,
я опытный охотник – смерть старалась
на моих жатвах, много собирала,
а он почти мальчишка… Всю дорогу
смеялся, песни пел, зверей и птиц
распугивал: мол, песенки не просто,
а дарят жизнь, спасают. Высоко
копье мое летело. Мы пришли
на место – далеко от троп пастушьих,
укромно, тихо, а следов кабаньих…
Мы разделились, чтоб потом добычу
двойную поделить. Секач метнулся,
почуяв лет копья, вбок вепрь успел.
И надо ж было встать мальчишке там,
где б черное копье вонзилось в землю».

***
Все мы здесь – наливай – гости захожие,
по случайным делам каждый притянуты;
огонек, костерок, едкое курево –
есть о чем разговаривать.

***
Была одна – чернехоньки глаза,
сама белым-бела – и парни все
за ней толпой – гудела вся деревня,
судачила: чьи расторопней сваты,
удачливей окажутся… Я только
мечтал, смотрел – куда мне, сироте.

Нашелся человек умен, богат…
Нашлась праща, свистнУла человеку…
Не будет свадьбы – сколько нас ухмылку
за рукавами прятало, один
почуял я, что на меня улики…

***
Не опасные все, хищники бывшие,
сон свинцовый смотреть мы обреченные
до конца, до суда – до правосудия,
дальше все обрывается.

***
А я молчал, я знал свое убийство,
но не хотел рассказывать о нем;
когда бы все так просто, как у этих, –
случайно ли, из ревности. Другое
точило нож мне, направляло нож.
Был мой черед, старик навстречу вышел,
наскучив ожиданием свободы
для своей паствы грешной, разношерстной…

***
Никогда не узнать дурням священника,
нет примет, только что шепот молитвенный,
да Господь с высоты так наблюдающий,
что и смерть мне не страшная.