Людмила Буратынская

 Стихи

Ворованные яблоки вкусней.
Мы, ребятня, скворчиной сбившись стаей,
Пока в сторожке дремлет дед Корней,
На сад его, как птицы налетаем.

О землю гулко яблоки стучат,
Срываясь с тяжело обвислых веток.
Потрескивают сучья, невзначай
Ногой неосторожною задеты.

Когда оскомой терпко сводит рот,
В кровь обдираясь, - лаз плетневый узок –
Бежим, прижав душистое добро,
Набитое в сорочки, к голым пузам.

И только через годы дед Корней
Расскажет, как искал, куда бы деться,
Пока в саду мы - знал, что только в детстве
Ворованные яблоки вкусней!


***
Несколько дней…
Ленты, оборочки, туфельки из парусины,
Мелом натерты старательно до белизны,
Кепки, ковбоечки, турманы в утренней сини -
Девочки, мальчики... Несколько дней до войны.

В воздухе, сладком от кипенно-белых акаций,
Смех заразительней, звездные ярче огни,
И не отмыты еще на мальчишеских пальцах
Пятнышки от несмываемых школьных чернил.

И невдомёк им, что рядом, совсем уже рядом,
Чёрную тень распластало войны вороньё,
Что под разрывами воющих мин и снарядов
В пляске смертельной беснуется пламя её.

Несколько дней... А пока их, счастливых, бессонных,
Ночи июньские прячут, тревогу тая...
Смотрит восторженно в небо - с тяжелой косою
Русоволосая девочка, мама моя.


***

Всю ночь кто-то встряхивал и выколачивал небо…
Всю ночь кто-то встряхивал и выколачивал небо,
Гремел и трещал, словно мокрые простыни рвал,
И месяц, казалось, исчез навсегда, – как и не был,
И воды, ревя, устремлялись в овражный провал.
Наутро, измят и заплакан, в воде по колено
Взбодрился под первым лучом, заискрился мой сад,
Оживший жасминовый куст встрепенулся и ленно,
И гордо поплыл, отражаясь в озерных глазах.
Легко, так легко и светло после бури вчерашней,
Как будто бы сбросили камень с разбитой души...
И только безмолвным свидетелем ярости страшной
Мой сломанный зонт на скамье отсыревшей лежит.


***
Что мне, осень...
Что мне, осень, до этой щемящей печали твоей,
До себя возомнивших озерами стынущих луж,
До унылых обочин вчера еще ярких аллей,
Я сама - из заблудших в тебе неприкаянных душ.

Пусть фальшивое золото сыплется с тонких берез,
Все сметут инкассаторы-дворники, утром сожгут.
С раззолоченных улиц еще ни один не унес
И монетки на счастье, как, впрочем, и я - не смогу.

Так назойливо бьется о зонт надоедливый дождь,
Гонит в память, пропахшую солнцем и мятным теплом.
Но от цепких твоих повиликовых пут не уйдешь,
Даже если весна синей грудью расколет стекло


***
По листве золотистой
По листве золотистой
лошадкой игреневой масти
В городок полусонный
въезжает сентябрь, не спеша,
И не ведает день
о еще предстоящих ненастьях,
И беспечен лошадки
Шуршащий, чуть слышимый шаг.

Ах, как скоро завьюжит,
засыплет серебряной пылью
Обожженное солнышком счастье
ведунья-зима,
Порчу лета на блюдечке озера
вышепчет-выльет,
Опоит и навечно упрячет
В морозный туман.

***
Холодеет взгляд у сентября…
Холодеет взгляд у сентября…
Сквозь прищур набухших век все пристальней
Он следит, как от прибрежных гряд
Птиц отяжелелых рваный ряд
Проплывает над безмолвной пристанью.

Завершая бархатный сезон,
Скоро снег бесшумной тенью ляжет,
Где, нелеп, забытый кем-то зонт,
Подпирая шляпой горизонт,
Как гигантский гриб, торчит над пляжем.

Дядя Сеня, вечный кавалер,
Санаторный массовик-затейник,
По утрам один сидит в кофейне,
Полируя водочку портвейном,
А считался знатоком манер.

С полудня косится на закат
День, уже заметно укорочен,
И звенит предчувствием тоска,
Зябкая предзимняя тоска
Даже в этой невесомой строчке…


***
Глечик
Мы уносились с утра в запредельные дали,
Арками радуг пытались войти в горизонт,
Нас от вихров до подошв отсыревших сандалий
Плотно охватывал запах травы и озон.
Это с годами ясней и понятнее станет,
Как неразрывно мы связаны с этой землей.
Первые наши уроки историй-ботаник –
Скифская баба в степи, василек полевой.
Это потом, в городской онемелой квартире
Станешь в бессоннице маяться ночь напролет,
Если на миг и нежданно, и неотвратимо
В памяти запах горячей полыни всплывет.
Вдруг померещится дом со знакомым крылечком,
И, заслоняясь от солнца ладони щитком,
Мама протянет коричневый глиняный глечик
С неповторимым, как детство, парным молоком.


***
Вернётся всё...
Возвращается ветер на круги своя…

Далекий мир, особенный, живой,
Где день, казалось, бесконечно длится.
Где помнят переулки голос твой,
Друзей, родных - шаги их, смех и лица…

Старьевщиков, точильщиков ножей
Зазывный крик. Торговок гвалт. И вкусный
Горячий запах хмеля и дрожжей,
От караваев на листках капустных.

Солёно-горький – сёдел и подпруг,
Бычков и мидий, камбалы, таранки,
Душистый от парящих на ветру
Фонариков акаций ленкоранских...

Шумливый милый южный городок,
Жизнь выверяю по тебе, сличая.
Вернется все, пока бессонный Бог
Мой хрупкий слепок не смахнет случайно.

***

Случайно...
Подращиваю деревце граната,
Кормлю из рук приморских голубей,
Легко дышу здесь и - не как когда-то -
Почти не вспоминаю о тебе.

В инжировую тень ажурный двор мой
Манит с утра, воздушно-невесом,
Но я до первых звезд сижу у моря,
Сожженной кожей впитывая соль.

Встречаю корабли и провожаю,
С отвесных скал ныряю с головой,
Не от тебя я - от себя сбежала
В бессонницы считать барашки волн.

Но отчего, скажи мне Бога ради,
Ловлю себя на мысли - вдруг вот-вот
Тебя случайно призрачный кораблик
Сюда попутным ветром занесет.

***
Время затянулось. Сонно – сонно…

Время затянулось. Сонно - сонно
Капают минуты из часов...
Сквозь гитарный сплин доносит "Sony"
Хриплый, полусдавленный шансон.

Посреди миров, зависших немо,
Звезды вниз срываются, шурша -
Это август сцеживает небо
В золотое ситечко Ковша.

Рваный контур крон у осокорей -
Поредел их серебристый ряд...
Друг любимый мой вернется вскоре,
Сам - Сентябрь войдет из сентября.

***
Ночная память…

Ночная память вкрадчива, как вор…
Залитый солнцем, в ярких маках двор,
Садовая скамья, где, сбившись с ног,
Смешно дрожа бровями, спит щенок…
Вот, пойман водосточною трубой,
Вчерашний ливень в бочке голубой,
Над ним снуют рывками, вкривь и вкось,
Пять синих перепончатых стрекоз…
Все живы! Все... Отец, немножко пьян,
С войны – трофейный - достает баян
И - с хрипотцой – с высокого крыльца
Несется голос моего отца…
И рвутся через яблоневый сад
Простынные тугие паруса,
И, отбиваясь от хозяйских рук,
Топорщатся-трепещут на ветру…
Там долог-долог, бесконечен день…
Открытий полон радостных, идей,
Где счастье в каждом листике шуршит,
Где всем нам вместе - жить еще да жить!..
Закинуть подальше свои дневники …

Закинуть подальше свои дневники -
забыть. Перестать перелистывать прошлое.
Какие стоят за окошком деньки,
хоть стёкла с утра под морозною прошвою!

Случайные эти цветы ни к чему -
тюльпаны, махровой каймой оторочены.
Но - птицы, шуршание крыльев, и муз
счастливые лица, улыбки, и прочее…

Предаться веселой весенней игре,
подсунув в сугробы зиме преходящее.
Забыть бы... Но милый, любимый портрет
глядит со стены: навсегда настоящее.

***
Кумпарсита
Твой город, что наснился мне тогда
Прибежищем невежд и корифеев,
Где, что ни шаг - восточный дух кофеен
И - по-турецки, стылая вода
В каналах, окантованных гранитом,
Где каждый камень - ревностный хранитель,
Держатель вечный тайн, интриг и дат...
Там, ветром задуваемой свечой
Вставал маяк над предрассветной бухтой,
И припадало небо чутким ухом
К груди холодной глади. А еще
Из полумглы безлюдного причала
Там музыка призывная звучала,
Так огненно, так дерзко-горячо.
На полузатонувшем корабле,
Осклабившись, матросы, жадно, сыто,
Следили, как под звуки Кумпарситы
Ты увлекал меня в па-де...колен,
Движений, жестов, слившихся дыханий.
Смеялись скрипки. Сыпались стихами,
Срываясь, звезды, в память, сквозь года...
В твой город, что наснился мне тогда.

***
Подсыпано зерно к приотворенной дверце,
Задернутой слегка узорчатым платком.
Так безмятежен день, и ты веселым сердцем
Не чувствуешь пока расставленных силков.

Клюешь, клюешь, туда все ближе подступая,
Где с сетью, свитой из сплетенья тонких слов
В недрогнувшей руке, тебя подстерегает
Мучитель нежный твой, охотник-птицелов.

И не заметишь, что изогнутые прутья,
Впиваясь в грудь твою, в кольцо сомкнулись, но…
Из рук его сама берешь ты почему-то
Сладчайшее зерно, проклятое зерно.

***

Гамаюн
Как живется тебе в иллюзорно-мятежном краю,
Все пронзаешь картонным мечом бутафорные латы?
В чей ранетовый рай упорхнула твоя Гамаюн,
С человечьим лицом, отчего-то, таким виноватым.

Где сейчас ты, чья память - заржавленный винт корабля -
Вся в обрывках объятий и слез, поцелуев прощальных.
Вспоминаешь ли с ёканьем сердца тот якорный лязг,
Под который не предал – нет – просто оставил, отчалив…

Здесь под тяжестью снежной сутулятся спины садов,
Фосфорическим блеском полей выжигает зеницы.
Замерзают слова, и не верится больше в любовь…
И твоя Гамаюн стала в чьих-то ладонях синицей.


***
Бесшумен шаг карминноликой лжи -
Плясуньи на натянутом канате,
С невинным видом мечущей ножи
Во все, что так непоправимо-свято.

Лукавой полулести, полуправд,
Обряженных в бренчащие браслеты,
Мне не поднять. А кто из нас был прав -
Узнаем, но когда погаснет лето.

Танцующая бабочка любви,
Твой кошенильный мир и пестр, и ярок!..
И все же непрозрачен камень был
В кольце, так и не принятом в подарок.

***
Чумацкий шлях

Месяц рогом воловьим в лиловую тучу вонзится,
Небо выгнется туго и станет светлее на тон.
И привидится мне: несговорчивый, хмурый возница
Звезд подтаявших груды увозит в арбе золотой.

Ковыляет повозка Чумацким просоленным шляхом
Над приглаженным морем, огромным и плоским, как тень.
Слышен скрип под горою - застывшим в воде Карадагом,
То ль - ободья, то ль вскрикнул, расправив крыло, коростель.

Может быть, это предок, прапрадед мой тот, что когда-то
Из далекого Крыма обозы водил в Янисоль,
Тыча в небо кнутом и, тряся бородой рыжеватой,
Свозит звезды с небес поутру, как сивашскую соль.