Алина Остафийчук (1979 – 2010)

Остафийчук Алина Владимировна родилась 7 декабря 1979 года в городе Краматорске. Первые стихи у Алины появились в семилетнем возрасте. А в 15 – пришло серьезное увлечение поэзией. Любимые авторы – Пастернак, Цветаева, Мандельштам.
Кандидат экономических наук, преподаватель кафедры «Менеджмент» Донбасской государственной машиностроительной академии (Краматорск), журналист, заместитель редактора студенческой газеты «Академия».
Организатор и редактор художественно-литературного журнала «Альманах муз» (Краматорск). Соучредитель международного творческого ордена «Корни неба».
Лауреат областной литературной премии им. Н. Рыбалко, Первого всеукраинского песенно-поэтического фестиваля «Город Дружбы приглашает», акции «»Жінка Донеччини в номинации «Журналистика».
Стихи издавались в альманахах Днепропетровска, Канева, Запорожья, Донецка, Киева, Санкт-Петербурга.
Автор пяти книг «Единение двух сердец» (2000), «Бисерное признание» (2001), «Прижаться к земле» (2005), «Сказки» (2010), «Естественный отбор» (2010).
Погибла в автокатастрофе, возращаясь 30 августа 2010 с похорон Влада Клена на автомашине. В районе Дружковки водитель не справился с управлением, машина выскочила на встречную полосу и врезалась в «КАМАЗ». Из всех пассажиров пострадала только Алина.
Была доставлена в дружковскую больницу. Больше часа врачи пытались ее спасти, но травмы оказались несовместимыми с жизнью.
 Похоронена на кладбище в поселке Беленькое, на Меловой горе (Краматорск).

Стихи Алины Остафийчук из последней книги «Естественный отбор» 
(подписана к печати 16 августа 2010 года – за две недели до гибели Алины)

***
Секунды хлещут по щекам –
не смейте расслабляться,
пока дано смеяться вам,
и рассекать пространство!
Пока песок ваш не иссяк
в слюде стеклянных будней –
не смейте ритмы усмирять –
помедленней – не будет!
И губ потрескавшихся щель
целует снова ветер.
Привал и перекур – вообще
оправдан только смертью.
Не смейте рассыпать секунд
бесценность – между пальцев.
Часы – проверено – идут,
бессмысленно – бояться.
Фокстрот на лезвии ножа.
Сиюминутность жестов.
И хватит сил, и будет – жар.
А прочее – словесность…

ПРОХОЖИЕ

Мои дорогие прохожие,
как же я рада вас видеть!
Здравствуйте, смейтесь! Может быть
в эту секунду в мире
вашем большом и радужном
кто-то с последним вздохом
просит вас не одалживать
жизнь и любовь по крохам.
А за него – ушедшего -
и за себя – раздаривать
радость. Очеловечивать
темных глазниц хрусталики.
И улыбаться – искренно
каждому, кто вам встретится.
Прохожие, это – истина!
Мелькает дорога-мельница,
мукою рассыпав горести,
оставит на сердце главное.
Взойдут золотою порослью
те лучики, что оставлены
на память о встрече – разовой,
случайной – на стыке вечера
и вечности. Как же счастлива
я видеть вас, всех, увенчанных
с рассветами сопричастностью,
наполненных жизнью, верящих
в добро. Как хочу встречаться я
прохожие, с вами. Мне еще
так много увидеть надобно.
В глаза улыбнуться – здравствуйте! -
за всех, кто ушел – крылатою
и вечно-рассветной радостью

ВИВАЛЬДИ

Полярной звезды улыбка
загадочна – как магнит.
Чуть слышно играет скрипка.
И кот уже мирно спит.
О чем вы, сеньор Вивальди,
так плачете? Всё – пройдет.
Июль успокоит – знайте.
Вздыхаете? Лунный кот
во сне ненароком вздрогнет
и снова свернется. Вальс
качает в руках ребенка,
уносит к рассветам – вас.
И мама-земля погладит,
и беды совсем уйдут.
Не спится, сеньор Вивальди?
Не гасит Господь луну?
Давайте альбом достанем,
из детства посмотрим фильм.
Ведь было оно и с вами,
и был обитаем – мир.
Так вот он – такой же – рядом
о доме и снах поет.
А плакать, сеньор, не надо –
расстроится лунный кот…

 ВЕНЕЦИАНСКОЕ СТЕКЛО

Венецианское стекло
блестит слезинками в ладони.
Небрежность набережной. Вздох
гуляющей в волнах Мадонны.
И руки ждут. И воздух прян.
И взгляд рассвета с поволокой.
И мятный привкус на губах
мохито. Яхонтовым соком
струится счастье. Взмах ресниц
подобен взлету белой чайки.
Хрусталь каналов. Зыбь страниц.
И бродит Бродский у причала.
И бредит, брезжит, бережет
свою Венецию в ладонях.
И распадается дождем,
и растворяется покоем.
В каналах отражая свет,
ликуют стекла. Окна - настежь.
И губы влажные – тебе,
рассвет, я доверяю. Жажда
неиссякаема. Дрожит
в хрустальных брызгах солнце. Боги
любуются. И ни души.
И только блики, только – волны

***
Обмылок луны. Дешевым сюжетом
сложилась история вечной любви.
Разыграны роли. Не стоит об этом.
И вроде бы не о чем нам говорить.
Остатки тоски изживая стихами,
я радуюсь новому поводу - быть.
Уже наизусть все истории знаю,
но мне интересно пока - о любви
тебе сочинять, ошибаясь стократно.
Луной умываясь, себя забывать.
И вроде бы - вспять, но ни шагу - обратно.
И я навсегда уезжаю опять.
И мне повезло - поездов расписанье
всегда безупречно. Как в драме - антракт.
Уже наизусть все прелюдии знаю,
но мне интересно - пока - поиграть...

 ТЮЛЬПАНЫ
Красота — в глазах смотрящего
 ОШО

Привычные взгляду
простые тюльпаны.
О них забывают,
срывают горстями.
И в урну — не жалко —
их много, их море.
Тюльпанов пожары,
залитые кровью,
горят на прилавках,
у дома, на поле.
Их души, пожалуй,
наполнены болью.
Летят лепестки
как кораблики — в небо.
Готовы простить
невнимание. Верят,
что их аромат
утонченный, но яркий,
их чудный наряд
станет людям подарком.
Готовы принять
и забвенье, и урну.
Но только б огня
в их цветении бурном
не вылилось меньше.
И в доме букеты
сверкали, как свечи
и пахли, как лето

БИРЮЗА

На черном бархате - бирюза.
Безумно-бездонный цвет,
застывший в камне. Река, слеза,
молчание о тебе.
Касаний изморозь и строка,
впитавшая синь чернил.
Глаза, смотрящие в облака.
И глубина – любви.
На тонкой ниточке (растерять
так просто сплетенье бус)
горит и греет – хранит меня
от сглаза. Вселенной пульс
бессонно – бьется. Течет слеза
по бархату. Разорву,
рассыплю бусы. И бирюза
рекой разольет мою
любовь бездонную – по земле,
красивей которой нет.
Пусть бусы–пролески греют снег,
пусть их небывалый цвет
украсит черный провал дворов.
Порадует сном – тебя.
И засверкает моя любовь
как чистая бирюза

В ГРИМЕРКЕ

В гримерке – усталый и пьяный
и сморщенный как старик –
герой современной драмы
с окурком в руке сидит.
До выхода ровно сорок
минут. И готово всё.
Он знает, что в этой роли
нет равных ему. Актер -
профессия не из легких.
Но выход. И снова - бог
на сцене. Потом – в гримерке
отматывать новый срок
антракта. И так – по кругу,
по замкнутой – до конца.
И обостренье слуха
и зрения. Полон зал.
Он ради минутной страсти
в гримерке готов сидеть
всю жизнь. Эта роль – прекрасна,
а после нее – хоть смерть.
Вот так мы в гримерке будней
прокуренной ждем любви.
И пусть эта роль нам будет
отпущена хоть на миг -
почувствовать счастьем раны,
и богом смотреть на мир.
Герои безумной драмы,
актеры антрактов - мы…

 АНГЕЛ
Саше Гусакову

Мы сегодня гуляли с ангелом.
Теплой, легкой была его ручка.
Он спросил: ты не будешь обманывать?
И улыбкой рассыпались лучики.
Ну, конечно, зачем же так спрашивать,
если чувствуешь рядом – дыхание?
И в зрачках его радостных, радужных
посветлело. Он спрашивал главное:
почему, удивительно легкая,
ты совсем не летаешь над городом?
Почему то делами, то опытом
ты цепляешься – замкнута, скована?
Растерялась совсем я. Но ангела
разве можно печалить? Поэтому
не пытаясь хитрить и обманывать,
улыбнулась: не знаю ответа…

***
Спи, пока состав идет
между будущим и прошлым.
Спи. Уже отшельник Лот
расстелил гнилое ложе.
И Калигула вернул
яблоко голодной Еве.
Спи. Увидели звезду
хитрые волхвы. На теле
у земли стигмат не счесть.
Спи. Колеса шепчут мантру.
Скоро утро. Выход есть.
И Пилат опять обманут
будет. Кадры за окном –
кинолента верст и судеб.
Спи. Качается вагон.
Одинаковые люди
пьют безвкусный чай в купе,
и орут «Распни!» от скуки.
Спи, мой ангел, - скоро смерть
мантру ветра вторить будет.
А состав спешит назад –
из «вчера» в большое «завтра».
Спи. Еще не пройден ад,
но уже скучает Данте…

***
Моих лирических героев
безликий сонм, беспечный сон
явился во главе с тобою
мне прошлой ночью. Камертон
моей души затих и замер.
И удивительно легко
я наконец-то осознала,
что это в самом деле – сон.
Не тягостный, не липкий – милый
и разноцветный, как глаза
всех, кто меня и жизнь любили,
кому могла я всё сказать.
Моих лирических героев
альбом заполнен. Утро ждет.
И я теперь – сама с собою
готова в радужный полет
сорваться. Выписать картины
иные – полные любви.
В которых будет новым – имя,
и будет сон – неповторим

МОИ ОТРАЖЕНЬЯ
Ушел, - невелика потеря
Для многих людей.
Не знаю, как другие, а я верю,
Верю в друзей…
 В. С. Высоцкий

Расходятся мои родные – как круги –
и сердце надрывается потерей.
Наш Марафон куда ведет? И нить
не разорвется ли? Я от тоски немею.
По всей земле разбросаны друзья.
Как мне без вас здесь холодно и пусто!
Мне выбраться из суеты нельзя,
и вы не можете ко мне приехать. Грустью
осенней, невозможной, круговой
я собираю кольца к эпицентру
своей души. Вы, светлые, со мной –
со всех концов растрепанной планеты –
зажгите свечи в полуночный час,
откройте небу радужные души,
и я увижу в отраженьи вас,
и шепот ваш – как эхо – буду слушать.
Среди созвездий и туманных сфер
ваш млечный путь сольется четким пульсом.
Мои друзья, не забывайте мне
светить любовью, отражаться – грустью!

 УХОДЯТ

Да, уходят домой, где их ждут, понимают и любят.
С облаков белоснежных на землю срывается снег -
это наши родные, безвременно близкие люди
чистым светом души устилают наш суетный век.
Шепчет дождь: не жалейте ни хлеба, ни призрачных зрелищ,
но почаще смотрите на небо – пусть память и годы – легко
словно пух тополиный – взлетают. Всего – не успеешь,
и в разгар суеты всем придется вернуться домой.
Говорят: там светло, говорят: там тревог не бывает,
и разлуки надрывной стирается зыбкая грань.
Почему же так тяжко прощаться, любимые, с вами,
и каленым железом клеймит наши души алтарь,
убеленный бедой, не свечами. Тоска – беспредельна.
Слезы слепят глаза. И как сироты мы на земле,
даже если не в ночь провожаем любимых, а в небо.
Жизни глупый закон: оставаться всегда тяжелей…

***
Время пишет наши биографии,
переврав и даты, и дела.
Постоянно пропуская главное,
постоянно забывая, как
хаос превращался в жизне-мелочи,
становился Летой ручеек.
Провожали и встречали женщины,
загорался нежностью восток.
И немело нёбо от прозрения,
в пыль стирались строки и года.
Но до слез хотелось – в воскресение
бросить всё, и за город удрать.
Горе пишет наши биографии:
даты смерти выбиты в груди.
И душа сомненьями затравлена,
и пусты сонеты о любви.
Всё смеются в поле одуванчики
над «великими» победами людей.
Жизнь на мелочи нелепые растрачена,
радости – незримые извне.
Может, и не стоит их записывать.
Может, и неплохо, что любовь
между строк – невысказанной истиной
растворяется и манит за собой...

***
Я приду тебя проводить.
В сонме женщин оставшись тенью,
поцелую – как все… Прости,
мой единственный и последний.
Мы не созданы вместе жить
были. Болью кромешной – вечно
остаюсь для твоей души
и крестом неслучайной встречи.
Брезжит утро в пустыне глаз.
Я курю и смеюсь всё чаще.
В биографиях вместе нас
не запишут. Такое счастье -
не для памяти, не для тех,
кто по рунам разлук читает.
Мой сентябрьский, сиротский смех
горше временных эпитафий.
Сорван с губ твоих белый цвет,
обескровленный стих стекает
по лицу. Я приду к тебе
чистой болью, смертельной явью.
В сонме женщин – одна – как жизнь
на колени впервые встану.
Поцелую бесстрастно. Жди -
скоро тоже примерю саван
вместо платья. Само собой –
босоногая – выйду к богу.
Попрошу его – быть с тобой.
Заслужила свиданье – горем
без надежды на дом в миру,
без подачек. И парки спрячут
нити в короб. А я – приду
встретить - снова тебя. Удачно
будет свита рождений нить –
сколько б жизней ни дали – рядом
инь и ян. То есть – я и ты.
Я приду – где бы ни был, ладо…