ГЕННАДИЙ СУСУЕВ

 ВНУЧКА
1.
Оле
Я не спешу. Мне некуда спешить.
Не вспоминаю про былое, всуе.
Вот девочка берет карандаши.
Ты радугу? Я бабушку рисую!

Наивная прозрачная душа
И потому таинственней вдвойне.
Идем гулять. Прохожие спешат.
Всё «…ala ger». Но я не на войне.

Как колокольчик крохотный звенит
Её веселый беззаботный смех.
Пусть за банальность Муза извинит.
Мне наплевать на славу и успех

Ах, как она похожа на тебя!
Гуляю с внучкой. Кормим голубей.
Я мореход, сошедший с корабля…
Так хорошо порой без кораблей.

2
Внучка моя улыбается редко.
Но, если смеётся – то весело звонко.
Очень она обожает креветки.
Может японка?
Шпионка! Шпионка!

3
С колдовскою палочкой в руке,
Действуя согласно ритуала,
Чертит заклинанья на песке.
Явно на славянском языке
Говорит, но понимаю мало.

ВЗЯТИЕ КАЗАНИ
Иван III принял титул
«Великого князя Булгарского».

Грозный кричит - отдавайте Казань.
Но, до татар эта мысль не доходит.
Булькают щи, закипает казан.
Хоть басурмане не глупые, вроде.

– Я же владыка великий булгар,
Сродственник, стало быть, я Чингиз Хану.
Страшен стрельцов по утрам перегар.
Нехристи больше привыкшие к «плану».

Лают можжиры, лютует пищаль.
– Мало я нехристям срезал голов.
Всыпьте им так, чтобы враг запищал.
Мы им покажем как делают плов.

Вспомните Тулу – надрали ж Гирею.
Бей, чтоб запомнили нехристи, братцы.
Я им такую задам гонорею,
Будут еще три столетья чесаться.

Щепки остались от Арских ворот.
Дальше сражаться нелепо и глупо.
Грозный стоит. Ожидает. Вот-вот.
Падают в ров обгоревшие трупы.

В ДУХЕ ХАРМСА
Ты, видишь, спросил, я, гуляя, соседку –
Тот луг, а на нём черно-белые кони?
В такую красивую черную клетку,
На ярком зелено-оранжевом фоне.
А эти и в клетку и ярких полосках
Немного вульгарно, навязчиво, броско.
Но сразу понятно – шотландские пони.

***
Л. Гонтаревой
Вечер цвета индиго.
Свет в моем витраже.
Ты, монгольское иго
Позабыла уже?

Мои очи раскосы,
И другими не будут.
Твои русы же косы.
Во что веруешь? В Будду?

Или же в будулян?
Моя ночью посуду,
Будду спутал я с Вуду,
И с шаломом, салям.

Извиняюсь за хамство
И сумбурный сюжет.
Я же подданный Хармса.
И немного поэт.

ЯБЛОКИ
Над домом дым
Над ним – Луна
Как ни глядим –
Нам не видна.

Колодца сруб.
За срубом – сад
Но, сторож груб.
Лют самосад

Забор-плетень.
– Давай, пригнись!
Мелькает тень.
– Прошел, кажись.

Вновь яблок стук.
Шуршат ежи.
– Залазь на сук.
– Как? Подскажи.

Могучий дуб –
Сто лет и зим.
– Тот, кто не глуп –
Айда за ним.

– Чуть помоги –
Не дотянусь.
Не укради.
Но, хрусть и хрусть.

– Давай лови.
– Уже ловлю.
Адам и Ева.
Ай лайв ю.

***
Интегрируя слов криогенный цинизм,
Алгоритмы тестируя снова,
Созерцая стола гиперминимализм.
Восхищаюсь дискретностью плова.

Хоть не каждому ясен мой метаязык,
Я, покуда, вербален,
А сосед деструктивен, уснул и поник.
Потому как бездарен.

В апогей экспонентно идет перегар,
Хотя окна открыты.
Апририори признав поэтический дар,
Розовеют ланиты.

Миллиметры всего до манящих телес.
Эта дура хохочет.
Черепаху давно бы догнал Ахиллес,
Почему то не хочет

ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ
Последний снег на первый не похож –
Нет радости, и даже, удивленья
На правду не похожа, вовсе, ложь –
Сплошное испытание терпенья.

Последняя и первая любовь.
Они совсем, ни капельки, не схожи.
Одна в глаза нам целится, не в бровь.
Другая – просто женщина на ложе.

Ту, первую, убейте, не вернуть.
Не отыскать тот заповедный остров.
Она металл, что называют ртуть.
Не удержать, а отравится – просто.

Казалось бы – и эта благодать!
Как говориться, «нет плохой погоды».
Но, извините, не умею врать.
И сочинять не научился оды.

А где же та? Она была и нет.
Ту би? Нот би? Подброшу вверх монету.
Такой вот за зашекспиренный сюжет.
Шуршит в кармане, а монеты нету.

Нет ничего, и некого винить.
От корабля остался только остов.
Ты говоришь – связующая нить?
Стал островом давно уж полуостров.

***
Не умею просить, унижаться и ждать.
Оббивать не умею пороги
И молиться, когда же поставят печать
Канцелярские боги.

Не люблю по утрам мрак потухших зеркал
В них своё отраженье,
Повседневной тоски добродушный оскал.
И по кругу движение,

Бесконечной возни пустоту-суету,
Что зовётся беседой.
Опасаюсь собак. И за возглас – ату!
Ненавижу соседа.

Эту фразу – что ты попытался сказать?
И попытку ответа.
Презираю, когда мне не смотрит в глаза
Раздающий советы.

Ненавижу, когда мне читает устав,
Сам живущий вольготно…
И зверею, когда затыкают уста
Мне ладонями потными.

***
Скрипят опять качели.
Или ребенок плачет?
Весна от Боттичелли.
В наряде от Версачи.

Проснулись абрикосы
Опомнились сады
Вновь вышли малороссы
Сухими из воды.

Пьянящие напевы.
Мир сделан из слюды.
Ах, боже, что за девы!
Похоже – жди беды.

Разбита вдрызг дорога.
И, задыхаясь жутко,
С упрямством носорога
Торопится маршрутка

Котов и кошек вопли.
Соседи белят стены.
Лишь старый дуб, как гоблин,
Не верит в перемены.

СТРОИТЕЛЬ
В. Боровицкому
Я никому не раздавал поклоны
И сам писал истории страницы.
Того, кто строил стены Вавилона,
Не удивляют прочие столицы.

Да и тебе не избежать полона,
Лишь погляди на улицы и лица.
Ну, а другие тайны Вавилона
Тебе откроют местные девицы.

Не говори про панораму, виды,
Ты, подойди и погляди с балкона.
Вот там, вдали – сады Семирамиды.
Как будешь жить, теперь, без Вавилона?

И, не шуми. Спокойно, без обиды.
Я знаю – ты служитель фараона…
Да, видел, видел ваши пирамиды.
Иначе б не построил Вавилона.

СМОРОДИНА
(лубок)
Черная да красная..
Алая заря.
Вся такая ясная,
Как из букваря.

Прут иногородние
Электричек звон
С баночкой смородины
Вышел на перрон.

На перроне кошики
Кошики-корзиночки
Ах, какие кошечки!
Губки как у Зиночки.

До нее вам девочки,
Впрочем, далеко
Продают соседочки
Творог-молоко

Ягодки, да ягоды.
Кушай – не спеши
Сам бы ел, да надобно
Для моей души

Принять четвертиночку,
Чтоб, разгладив ус,
Приголубить Зиночку.
Хороша на вкус!

МАЛЕВИЧУ
Нет ничего прекрасней треугольника!
Малевич – пас. Малевич отдыхает.
Отбоя нет у Музы от поклонников,
А он её в упор не замечает.

И всё рисует черные квадратики.
Как Бонапарт в солдатики играет.
Хоть рядом Муза в тоненьком халатике.
Свой треугольник, явно, не скрывает.

Нет, никогда мне не понять Малевича.
Раз не постиг он тайну треугольника,
Нехай принцесс он пишет и царевичей,
Русалок, лебедей… И лепит слоников.

ПОДМАСТЕРЬЕ
Видно век пребуду в подмастерьях
Исправляя Мастера стихи.
Застилаю мастеру постель я
Гуталином чищу башмаки

Никогда не выучить науки!
Что поделать – я же от сохи.
Мне давно его приносят внуки
Править гениальные стихи.

Я не мастер, что же вы хотели.
Дарят мне на праздник по рублю.
Он Маэстро – делает свирели.
Я в них только дырочки сверлю.

МОНГОЛ
Пылала Русь. Стоял на стременах
Тот мальчуган из вражеского войска
Пылала Русь, набегом сметена,
Пылала словно старая повозка.

Пылала Русь. Стоял на стременах
Тот мальчуган из вражеского войска.
Горели храмы, люди в городах.
– Зачем в том храме было столько воска?

Пылала Русь. Прищуривши глаза,
Тот мальчуган из вражеского войска,
Не понимал – глядел на образа.
– К чему вся эта мишура и роскошь?

Гораздо позже, обглодавши кость,
Он тот поход припомнит непременно.
И осознает – этот мир не прост,
В ином краю неведомой Вселенной.

НОЧНЫЕ ГОРОДА
Как я любил ночные города!
Шальной закат, рождавший миражи.
Когда из крана капает вода,
Острят хозяйки яростно ножи.

Как я любил ночные города.
Всё не пойму – за что же их любить?
Когда гудят как нервы провода,
Всё размышляешь – «Быть или не быть?»

Как я любил ночные города.
Порой, теряю размышлений нить,
Вновь, вспоминая юные года.
Давно решил – их не за что любить.

Всё! Не хочу. Уж надышался всласть.
Сплошной туман. Еще не холода.
Я весь седой – совсем иная «масть»…
Как я люблю ночные города!

ДАНТЕ
1
Я путь прошел до самого конца.
Там нищие уже не просят хлеба.
Вначале было небо из свинца,
Потом – лишь мрак. И никакого неба.

Хоть призраки мне шли наперерез,
Добрался я – до самых, до глубин,
Где Диогена стал беднее Крез,
И карлику молился исполин.

Рассыпалась на атомы душа.
Чтоб возродиться вновь – из ничего.
Смеялся старец смехом малыша.
Он рядом был. И не было Его.

2
Отставь надежду всяк сюда входящий
Когда-нибудь.. не будь.. не будь.. не будь…
Мне кажется – я слышал это прежде.
Пройду. Прошёл. Проделал этот путь.
Но, не оставил глупые надежды.

Когда-нибудь… не будь.. не будь.. не будь…
Мир плавится – течёт как карамель
Текут года – как ртуть… как ртуть.. как ртуть…
Как корабли – на мель… на мель… на мель.

Твои глаза…глаза.. глаза… глаза…
Теперь – решил – мне можно умереть.
Грохочет гром… Гроза… Гроза… Гроза…
Окаменел. Окаменел на треть.

Открыл глаза. Рассвет… рассвет…рассвет…
Я всё пытаюсь прошлое вернуть.
А он твердит мне: Нет.. И нет.. И нет.

Как ртуть… Как ртуть… Как ртуть
Как ртуть… Как ртуть… Как ртуть

КРЕСТОНОСЕЦ
Вот, заглянул, я давеча, в таверну.
Там рыцарь из крестового похода
Всё хвастался: Как я косил неверных!
Так сорняки ты косишь в огородах.

Как выжил – говоришь под чуждым небом?
Ты прав, возможно, не было б меня,
Но сарацин подал воды и хлеба.
Его убил. И одолжил коня.

ПАЗЛЫ
Меня всего рассыпали на пазлы.
Себя сложил. Но, что-то не сложилось.
Лишь только время потерял напрасно,
Собрал часы. Не достаёт пружинок.

Нет никаких подсказок и картинок!
Всё соберешь. Ты только не спеши.
Вот эта часть, уверен, от ботинок.
А, эта часть, похоже – от души

Переложил. Все переставил пазлы
Себя собрал. Похоже? «Взагали».
Такой смешной, нелепый, несуразный.
Бог хохотал. Смеялся как Дали.

***
Давно я не гуляю под дождем.
Не потому, что страшно простудиться.
Не собирал давно металлолом.
И знаете – ни капли «не хотиться».

Давно уж не гуляю под дождем.
Под зонтиком? Да, иногда – за хлебом.
Обычно заявляю – подождём,
Еще чуть-чуть, и посветлеет небо.

Припоминаю. Кажется – гулял.
Не наступаю более на грабли.
Я постарел. Седой как аксакал.
Вот размышляю: капли – это капли.

Тебя от философии тошнит?
Ну, хорошо. Подставил лик под струи…
Припомнился и жар твоих ланит,
И страстные ночные поцелуи.

***
А. Куреневу
Нет пока, не почил, не валяюсь на лаврах.
Я и рад полежать, только лавров, жаль, – нет.
Пару веточек бросили, правда.
Это вот хороша – «Он – поэт».

***
Светлане Скорик
Я ладонью ласкал облака,
И щекой прикасался – щекотно.
Вдаль стрелой, устремилась строка,
Что вольна как волна. И свободно

Дышит бережно берег, обняв
Этот вечер, что в вечность поверил,
Где дурманящий запах дубрав,
Там, где ластятся листья о берег.

Где невольно ликуешь – Легко!
И шуршат в тишине камыши.
Прикоснулось к причалу весло.
Не шуми. Отдышись – запиши.

Расскажи, кто раскрасил рассвет,
Зацелованный цветом акаций…
Незатейливый слишком сюжет
Захлебнулся от аллитераций.

***
Как ветряная мельница
Нас снова кружит жизнь.
– Все муки перемелются –
Мне говорят – держись.

Зима прошла – не верится,
На удивленье, добрая,
Почти как красна девица,
Хотя таилась коброю.

Всё небо скрыто тучами –
Такое невезение.
Шуршит как мышь летучая –
Идут дожди весенние.

Но, даже, под балконами
Проклюнулась трава.
И, потому, ах, мон ами,
Ты, все-таки, права.

Как, по утрам за шторами
Шевелятся лучи!
Так схожи с дирижерами
Серьезные грачи.

Нас явно феромонами
Замучили цветы,
Не потому ль из дому мы
Сбежали – я и ты?

***
Опять кусает губы Цицерон.
Слова дрожат как лезвие в руке.
Судьба имеет тысячу имен
И говорит на древнем языке.

Её слуга – Истории Закон.
Мы для него лишь копоть на щеке.
Он с милосердьем, явно, не знаком,
Не ценит строк в своем черновике.

А ты твердишь – забуду страшный сон,
Когда тебя ведут на поводке.
Что рассказать тебе про Вавилон?
Сам погляди. Там, видишь, вдалеке?

Где небо бьет в огромный барабан,
Сплошной песок и выжженные стены,
Их стороной обходит караван…
Но и они исчезнут постепенно.

ПРОРОК
Явилась ночь. Нахмуренные лица
Я попросил – мне кофе завари.
И замолчал из страха повториться.
И удалился в поисках зари.

Я посетил неведомые страны,
Пил из ручья, тяжелую как ртуть,
Где, надо мной глумились великаны,
В недобрый край, указывая путь.

Там изучил две тысячи наречий,
Пророкам, птиц переводил язык,
Пронзительный, как пение картечи.
И даже львов постигнул злобный рык.

Я говорил без словаря с судьбою.
И соглашались небо и трава.
А, вот теперь, беседуя с тобою –
И не найти мне нужные слова.

 ГОРОДОК
Повержен март, капелится апрель
Сосульки, как и мы, удивлены.
Давай забудем прошлое теперь.
Мы молоды и снова влюблены.

Глотни из фляги юности глоток.
Звучит скворца наивно детский свист.
Вдруг изумился Старый Городок –
Ах, как играет лихо гармонист!

Поют глухой и живший в немоте.
К нам подбежал и улыбнулся пес.
Березы одинокие и те
Вдруг рассмеялись весело – до слёз

Ты развязала, скинула платок.
И засмеялась ива у реки.
Вдали шуршат беспечные авто,
Блестящие как майские жуки.

***
Лес одурманен прелою листвою.
Ищейками шныряют грибники.
В таинственном застое сухостоя
Скрывается безмолвие реки.

Вздыхают тихо белые кувшинки,
Как из глубин поднявшись, водолазы.
Стою, отставил полную корзинку,
Не нагляжусь. Светлее стало сразу.

О чем-то плачет, наклонилась ива,
Коснулась глади тонкая лоза.
А над водой – вот диво так уж диво!
Как радуга сияет стрекоза.

РЫБАЛКА С ДЕДОМ
Вдруг зашумела, вздыбилась река,
И поползли неведомые твари.
Ночь проглотила тучи-облака,
И задохнулась от чадящей гари.

Пыхтел костер – варили пескарей.
Зашел к нам Леший – заедала скука.
Ворчала бабка: «Хоть бы поскорей…
Вернулся дед» – тревожилась за внука.

…Они курили трубку у огня.
– Эх, хороша, ну, хороша махорка!
С ним была тварь – взирала на меня.
– А, это волк? – Да, чуть похож волка.

-Он, наш сосед – заядлый птицелов.
-Ну, до чего ж на Лешего похожий!
Сосед сказал – таких вот пацанов
Хочу себе. Мороз пошел по коже!

Ночь отступала. Пели петухи.
Дед выяснял про что-то у соседа.
Ах, аромат той колдовской ухи!
Уж никогда такого не изведать.

***
Стая бабочек вновь штурмовала окно,
Примеряла старинные латы
Тишина. Рассветало, хотя еще было темно,
Словно год еще жить до зарплаты.

Было влажно, дремал искалеченный сад,
Догорали небесные свечи,
Ночь вздохнула, потупив испуганный взгляд,
И закутала плечи.

Пахло горечью старых нелепых обид,
Пустотой наступавшего утра.
Доставали сверчки, был их «пением» сыт.
Но, подумал – подумаешь. Мудро.

Вдруг явился, кто был мной, надежно, забыт.
Улыбались вначале.
Но, когда мой графин был любимый разбит,
Мы уже не молчали.

***
Затерялся мой взгляд в переплетах лозы.
Расплетая её аккуратно,
Наблюдал как в глазах стрекозы-егозы,
Отражается мир многократно.
Январь ершистый и колючий,
Сойдем на берег?
– Держи свой золотистый ключик,
Откроешь двери?
Январь воняет хлоркой, йодом,
Ванилью, мылом.
Как говорил учитель Йодо,
Пребудешь с Силой.
Веревка – верьвие простое,
Куда уж проще.
– Ты помнишь времена застоя?
– Да, помню, в общем…
Вновь за окном лютует вьюга.
Компот из ягод.
Сегодня ветер веет с юга.
Не спится Яго.
«Свистят как пули у виска».
Мороз вне графика.
Такая жуткая тоска…
Не хватит трафика.

СТУДЕНЧЕСКОЕ
Я изучил все тонкости ампира,
Волюты вырисовывая, плачу.
Но, препады – вампиры как вампиры,
– Перечертить! И прямиком – на дачу.

Скажите – это дерево осина?
Тогда в ночи и выстругаю кол.
Какие там Афины? Хиросима!
А, деканат суров как дырокол.

Ну, до чего высокие ступени!
Как будто ты идешь на эшафот.
Невольно подгибаются колени,
Когда пинают в печень и в живот.

Два синяка от знаний под глазами,
Мозг заблудился в переплетах книг.
Три члены Инквизиции. Экзамен.
Я не сдаюсь… Возмездие! Блицкриг.

Ну, что ж… Прощайте – девочки, ребята.
Я допишу, конечно, этот стих,
Когда вернусь на волю из стройбата.
Ну, а пока, на стенах деканата
Я написал, что думаю про них.

ГЕНЕТИКА
В твоих глазах и гибель и лекарство.
Как до твоей дотронуться щеки?
Что ты из древней, недоступной касты
Не понимают глупые щенки.

Мои щенки – шершавые ладони,
Вновь языками лижут пустоту –
Наивные бездельники и сони,
Хотя синицу ловят на лету.

– Таких как я, на свете миллионы –
Я прошептал, подушку теребя.
Куда не глянешь – клоны, клоны, клоны…
Но, кто же мне клонирует тебя?

РАЗГОВОР В ЛЕСУ
Стоят стога и стежки сторожат
У них такая тяжкая работа.
Ведет ежиха ежиков, ежат…
– Стоп! – грибники выходят на охоту.

– Глянь – шевелится прелая листва –
Ежу сказала храбрая ежиха,
Когда скатилась капелька с листа.
– Кто обозвал жуть эту ежевикой?

– Мне говорили – в Африке ежи,
Как кенгуру смелы и длинноноги.
– Давай, еще про братьев расскажи…
– Их избегают даже носороги!

НОВОГОДНЕЕ
В небесах уснул мой ангел
Смотрит розовые сны.
Эскимосы спят в яранге,
В ожидании весны.

Ночь. Полярное сиянье,
Как мерцание реклам.
Украинцы, россияне
Спят по собственным углам.

Ярко вспыхнула, сияет
Новогодняя звезда.
Даже стрелочник не знает,
Где ночуют поезда.

Три волхва устали спорить,
Вычисляют на компе –
Кто и где родится вскоре.
Бог играет на трубе.

От его импровизаций
Потеплело на душе,
– Расскажу в другом абзаце…
Нет. Все сказано. Уже.

ЭЛЬ ГРЕКО
Ночь. Город Толедо.
Погасла свеча.
Ждут завтра к обеду
У палача.

Закутался пледом.
Стал хмурым и сонным.
Спит город Толедо –
Весь в белом и чёрном.

Прозрачные лица
Идущих на плаху.
Кому же молиться,
Христу иль Аллаху?

Так жарко, тоскливо…
И шелест воды.
Созрели маслины.
Уснули сады.

Рисует Эль Греко.
Не спит инквизиция.
Зашел Грека в реку –
Схватила полиция.

Смерть пахнет лимоном.
Слеза испарилась.
– Скажи, Дездемона,
Ты на ночь молилась?

Дух рвется на волю,
Но, плоть протестует.
Коль Бог мне позволит –
Рука нарисует.

Милей чем карьера
Нам зависть врагов.
Как лихо тореро
Ушел от врагов!

 ПОСТИМПРЕССИОНИСТЫ
Как будто индейцы идут по тропе,
На лицах горит боевая раскраска.
Синьяк над сосною корпит в Сен Тропе.
Какая картина! Не живопись – сказка.

Зачем удирать от себя на Таити?
Ах, там извините, кокосы и лето…
Гоген – извращенец, отчаянный нытик.
Охотник до девочек – неполнолеток.

Ему не давали французские крали.
Не нужно быть букой, такою занудой.
Сидит под бамбуком теперь на коралле.
И чешет своё вдохновенье до зуда.

Но, мы не уедем, старушка Европа.
Чуток вдохновенья. Стаканчик абсента.
Старушка не знает еще «Фотошопа»,
Еще говорит с довоенным акцентом.