Лев Болдов  (1969-2015)

ХРИСТОС 

Он знал, что воскреснет. Но так, как поэт —
Стихами. Когда отпоют и отплачут,
И рукописи за подкладку запрячут —
До времени, чтоб не слепил этот свет.
Он знал, что воскреснет — ярчайшей звездой.
Не в тех, с кем делился краюхою хлеба —
В немногих безумцах, глядящихся в небо,
И в топку идущих за ним чередой!
А прочим останутся пряник и кнут,
Скелет толмачами обглоданной притчи.
Но будут под снегом следы его птичьи
Отыскивать те, кого завтра распнут!
Кто сделает этот немыслимый вдох —
И выдохнет жизнь — сгустком спекшейся крови!
Он знал, что воскреснет — не в славе, но в слове —
Для тех, кто поверил, что слово есть Бог!


***
Придешь — за окнами кисель.
Не расхлебать столовой ложкой.
Поставим чай, грибы с картошкой
Пожарим, разберем постель.
И Время медленно умрет,
Зубами скрипнув от бессилья.
И будет Пако де Лусия
Играть с Вивальди в очеред.
Мы будем так с тобой близки,
Как никогда никто на свете —
Сбежавшие в пустыню дети
От взрослой склоки и тоски.
А после — слипшаяся прядь,
И ангел тихий, и — ни слова.
И мы проснемся в полшестого,
Чтоб Царство Божье не проспать.


***
Как Слово ни утаивай —
Пробьёт ростками росными.
Витает дух Цветаевой
Над болшевскими соснами.
Над домом, над калиткою,
Где — стой и дождь подслушивай,
Где ожиданье пыткою
Выматывало душу ей!
Смириться б с фрачной Францией,
Не знать бы горя большего!..
Ты стало первой станцией
Ее Голгофы, Болшево!
Леса. Клочок отечества.
Безверье. Одиночество.
Как поздно человечество
Влекут ее пророчества!
Собраться бы под окнами,
Негаснущими раньше, вам...
Блестят скамейки мокрые
Под фонарем оранжевым.
Не вышли сроки встретиться.
Но здесь она — звучащая.
И тихим светом светится
Рябины кисть горчащая.


***
Прапор спецназа, прошедший Афган и Чечню,
Нынче собак дрессирует в Измайловском парке,
К мату отборному их приучив и к ремню.
Псы, как и люди, служить могут лишь из-под палки.
Опохмелившись, вразвалку он входит в загон –
Фюрер собачий, своих, обучающий фурий.
Божьи законы – в раю, в жизни волчий закон –
Эту премудрость постиг он на собственной шкуре.
Вышколен сам, как матерый натасканный зверь,
Кровь проливавший за звезды на чьих-то погонах,
В этом зверинце он душу отводит теперь,
Как старослужащий на первогодках зеленых.
В грязной каптерке мы водку с ним пили всю ночь.
Скорбной луной освещалась собачья площадка.
Он был похож на своих волкодавов точь-в-точь –
Тот же прищур полусонный и мертвая хватка.
В пальцах корявых окурка зрачок догорал.
Вдруг собутыльник мой поднял глаза в полумраке.
«Я ведь, - сказал он, когда-то на скрипке играл
Да перед армией пальцы попортили в драке…»


***
А.Р.
Пойдем гулять по ноябрю,
Где дерева черны, как спички.
К Донскому ли монастырю,
В Нескучный, к черту на кулички.
Не все ль равно, где пить до дна,
Впивать горчащий этот вечер,
Который оплатить нам нечем,
Но все ж оплатим и сполна.
Пойдем гулять по ноябрю,
По топким тропкам неприметным,
И я с тобой заговорю
О самом главном, самом тщетном.
И прошлое обступит нас,
Скрутив, как щупальцами спрута.
И будет вечностью минута
И жалкою минутой час.
И нам не хватит сотни лет,
Чтоб отдохнуть от посторонних,
И светлячки двух сигарет
Затеплятся у нас в ладонях.
И наше тайное храня,
Пропахнув им, родным и странным.
Ты будешь прятать от меня
Кольцо на пальце безымянном...


***
Мне б родиться не здесь, а в другой России —
Где серебряный век серебром сорил,
Где пролетки в бессмертие уносили
Звонких гениев — бабников и кутил!
Где в элегию скрипок врывались бубны,
Где металась в горячке хмельной страна,
Где гремел Маяковского голос трубный
И стонала цветаевская струна.
Мне б родиться не здесь, а в другой России —
Где ревел в Политехе оваций шквал,
Где, бараков чумных одолев засилье,
Аполлон опаленный из тьмы вставал!
Где по рельсам звенящим неслись составы,
И раскачивал ветер надежды бриг
Под аккорды тревожные Окуджавы,
Под дворового Гамлета хриплый крик.
Мне бы вылепить жизнь из другого теста,
Взвесить дар неземной на других весах.
Но оплачено время мое и место,
Моя карта разыграна в небесах.
И в стране, где паханы гугнят спесиво,
Где пройдошливый нищий трясет сумой,
Я за то уже должен сказать спасибо,
Что кому-то еще нужен голос мой!

*   *   *

Уедем куда-нибудь в глушь
От этой дотошной, лотошной,
Крикливой, кривой, суматошной
 Москвы, где тебе я не муж!

От рыночных клуш, от реклам,
От этого смога и смрада!..
Ведь вовсе не много нам надо –
 Чтоб каждый ломоть пополам.

От потных, залапанных душ,
От столиков липких и стоек,
От коек чужих, от попоек –
 Уедем куда-нибудь в глушь.

Где все по старинке течет,
Где время неспешно и важно
Плывет, как груженая баржа,
 Под мерный кукушечий счет.

Чтоб верить в простые слова,
Чтоб утро звучало, как месса,
В соборе соснового леса!
 И чтоб через год или два

Вдруг так захотелось назад,
В медвежьи объятья столицы,
Где наших безумств очевидцы –
 Каретный, Ордынка, Арбат.

Вдруг так захотелось домой –
До спазма, до волчьего воя –
В бурлящее, злое, живое –
 В котел, что зовется Москвой!

Ведь знаем, смешно тишины
Искать нам, испорченным детям.
Ведь знаем, что городом этим
 Мы неизлечимо больны.