Андрей Аксюта (1936-2022)


Горы
Причудливая вязь узора
Из неба, гор и рек твоих
Легла на ширь и даль обзора
Для неорлиных глаз моих.
Вливался прямо в позвоночник
Мне, урожденному в степи,
Из-под скалы живой источник
С помятой кружкой на цепи.
А воздух – тонкая отдушка, –
Дышать не надышаться им.
И я те дни, как эта кружка,
Был от тебя неотделим.
В такой любви, в таком замане
Меж кипарисов и мимоз
В каком-то сладостном дурмане
Метался мой мятежный мозг.
Он звал: «сквозь боли и усталость
Гони себя за мумие,
Не подпускай на выстрел старость
С ненужной мудростью ее».
И я легко бросал монеты
В твои «магнитные» места…

Увы, теперь не те приметы
На склонах твоего хребта.

Особенности склонения имен существительных в армянском языке
Сухумским друзья –
троим Артурам

Лишь только прохлада пойдет по горам,
Во двор к нам спускается дядя Арам.
Живет он чуть выше на той же горе.
Мы долго беседуем с ним во дворе:
О том, как он фрукты в Сухуми возил,
О том, что в горах созревает кизил…
Я гость. Но к Араму надежно привык
И с ним постигаю армянский язык.
Тем вечером от языковых основ
Мы с ним перешли к изменению слов.
И я попросил у Арама тогда:
– Ну вот просклоняйте мне слово «вода».
Он тут же ответил, качнув бородой:
– Вода, она что? Так и будет водой.
Нам слов для примера премного дано,
Давай мы с тобой просклоняем «вино».
Он быстро поднялся,
Сходил в погребок,
И мы до утра
Закрепляли урок.

Являть собою женский идеал…
С.О.

Являть собою женский идеал –
Вот тайное твое предназначенье.
Пусть это малость преувеличенье,
И тем не менее – прекрасна ты.

Когда твои наружные черты
Формировала дикая природа,
Видать, была хорошая погода,
Что не чинило творчеству помех.

И это обеспечило успех,
Но обрекло тебя на труд великий.
Ведь идеал не может быть двуликим –
Исчерпываться внешностью одной.

Поэтому в глаза и за спиной
Тебя сопровождают Ум и Совесть.
Нам кажется, нельзя иначе,
То есть
Тебе к лицу высокая душа.

Кавказские мотивы. Страна Души*
А в чем душа твоя? Скажи,
Чтоб видел я не миражи
С твоих кизиловых вершин.
А чтобы я увидеть смог
Твое Добро и твой Порок,
Чтоб я в пыли твоих дорог
Твоей судьбою занемог.
Чтобы узнал я твой народ:
И чем он жил, и чем живет;
Откуда древний свой черед
Его история берет.

Седой абхазец мне сказал:
– Чтоб ты страну мою познал,
Тропой, что вьется между скал,
Взойди на самый перевал.
Когда взойдешь, – остановись,
Вдохни заоблачную высь,
Затем отваги наберись
И медленно спускайся вниз.
Вдыхай селений терпкий дым,
С людьми будь честным и простым.
И коль, поднявшись молодым,
Вернешься с гор уже седым,
Тогда лишь только и скажи,
Что ты познал страну души.

*Абсны (Абхазия) с абхазского – Страна души.

Все им не так
Когда я был до десяти,
Мне говорили: «Посиди,
Ну почему ты все равно
Как быстрое веретено?»

Когда я стал за шестьдесят, –
Лишь сяду, тут же говорят:
«А ну сейчас же поднимись,
Оденься, выйди и пройдись».

Иду и размышляю в такт:
Ну почему им все не так?..

Зигзаги свободы

Этот рыжий, закоханный кот,
Занесенный в домашние звери,
Попирая любовь и комфорт,
Постоянно дежурил у двери.

Он царапал стекло и металл
И, готовый мгновенно собраться,
Вожделенные взоры метал
В мир, где пили свободу собратья.

Там – мечта поднималась в зенит.
Там – цвело продолжение рода…
И тянуло его, как магнит,
Это сладкое «мяу» свобода.

Так он жил – терпеливо и зло,
Обожаемый кот-среднелетка…
Но однажды ему повезло:
Зазевалась бетонная клетка.

Восемь дней все валилось из рук
В подчинении горя безмерью…
Лишь под утро девятого вдруг
Шельма кот замяукал под дверью.

Возвратился! Родной! Не забыл!..
Принимай же былые заботы.
Виновато-покорный, он был
В отпечатках желанной свободы.

От собратьев набравшийся блох,
Прилизавший себя хаотично,
Он частично ослеп и оглох
И в «лице» изменился частично.

…Откормили, отмыли. И вот
Он, свои восполняя потери,
Спит, сопя себе в чистый живот,
И не смотрит на окна и двери.

Как умильно, отрадно взглянуть…
Он же, пользуя чувства благие,
От возможности вновь улизнуть
Не откажется… Все мы такие.

Письмо
Уехал друг в деревню.
Вот потеха!
Все думали, мол, только говорит.
А он таки решился.
И уехал.
И сам себя теперь благодарит.
Корит меня за то, что обитаю
Не там, где нужно, и совсем не так,
Что об аграрной жизни лишь болтаю,
А от своих индустрий ни на шаг.
- Природа, – пишет, – выходи и тискай.
Ты ведь не представляешь, старина,
Она у нас такая… И так близко,
Что можно нагуляться из окна.
Ну что мне делать, друг мой закадычный?
Заверить, что я следом? Так солгу.
Ты знаешь мой характер никудышный.
Хочу вот, а решиться не могу.
Поэтому и мучаюсь невольно.
А за тебя, дружище, рад весьма.
Пиши еще.
И грустно мне, и больно,
И хорошо у твоего письма.

На Стиксе*
Её берег пологий слепит как слюда;
В русле черная влага застыла;
На сыпуче-горячем песке ни следа
Нет ни справа, ни слева, ни с тыла.

Вода шепчет призывно:
«Входи, не робей,
Получи для судьбы утешенье,
Не раздумывай,
Видишь, сам жук-скарабей
Одобряет мое приглашенье».

Но хоть с некой поры я уже не страшусь
Той воды, ибо мудрым являюсь,
Приглашенье обоих принять воздержусь –
На песочке еще «поваляюсь».

*Стикс – река смерти в «Божественной комедии» Данте

Исповедальное
Чувством недоверия влекомый
В общечеловеческом строю,
Не прими, Читатель незнакомый,
Некрасивой исповедь мою.

Каждый слог, что мной посильно взвешен,
В ней соединяется в одно:
Не был я до святости безгрешен
По библейским заповедям. Но

Никогда не выходил за грани,
Близких – по заслугам или зря –
Малыми обидами не ранил,
О больших уже не говоря.

Проверял де-факто и де-юре
Правдой каждый занесенный шаг,
И на свежебеленом бордюре
Не бывал ни разу мой башмак.

Жил с законом божьим не в разрез,
По самим же выбранному кредо,
Хоть и досконально знаю:
Это
Было видно разве что с небес…

Самопожертвование
Опадают с деревьев листья.
И деревья становятся тоньшими, меньшими.
Стоят на миру какими-то лишними,
Нездешними.
А мы, уйдя с головой в прогнозы,
И не замечаем, что правильно это.
Задуют метели, придавят морозы,
И было бы трудно деревьям под ветром
В тепле содержать беззащитные листья,
Запасы его у корней отнимая.
А если уж корень теплом истощится,
Тогда не подарит нам дерево мая.
И чтобы несчастью тому не случиться,
Как люди порой,
Собой жертвуют листья.

Ироничное
Шурша страницами, в пылающий камин
Я посылаю все, что мной написано.
И устанавливаю крест на нем. Аминь.
Успело новое ко мне прийти само.

С годами мудр я стал, и не спешу
Форсировать благие побуждения.
А грянет час – такое напишу,
Какого мир не читывал с рождения…

Вот-вот стихи в забвенье воспарят
Вослед за болями моими и за думами…
Нет!
Если рукописи не горят,
То только те из них,
что лишь задуманы.

Поэт
Как гром среди ясного неба,
К нему вдохновенье пришло,
Какого сто лет уже не было,
И многое в нем ожило.

Страдание кончилось, выбыло,
И сердце пылает огнем.
И время из Времени выпало,
И нет самого его в нем.

Все ладится, спорится, сходится
Все глубже, надежней, сочней.
И рифма за рифмой охотится,
Стараясь попасть поточней.

Войдя в апогей вдохновения,
Он музыкой слов упоен.
И, чур его…
В эти мгновения
С богами общается он.

По совету
В.Рымарю

Мне говорят: вот о любви пиши…
А что о ней писать, – она же рядом.
Озерами в ресницах без туши
Касается всего хозяйским взглядом.

Конечно, я б хотел, чтоб этот взгляд
Всегда светился, мною восхищенный.
Но он не светится, за столько лет подряд
Домашней суетой закрепощенный.

За те лета, что выстроились в ряд,
Переживаний разных сил и видов
В ее душе на нет сошел заряд
Улавливания моих флюидов.

Да, я могу и приступом пленить
Ту крепость, не готовую к сраженью,
Но есть меж нами тоненькая нить,
Разрыв которой равен пораженью.

Так о любви?..
Зовущей нас на бой?..
Сначала невозможным показалось,
А вот, поди же ты, само собой
Как раз о ней самой и написалось.

Надежды
Между правдой и сплетнями,
Темен ты или светел,
Умирают последними
Они, кто-то заметил.

Как невеста одеждами
В ожиданье кумира,
Я богат был надеждами
На улучшенность мира.

Но со временем понял я:
Как пустое наследье,
Поглощает их полынья
В переполненной Лете.

И теперь мои полночи –
О надеждах попроще:
Например, на опеночный
День в березовой роще.

Пусть любая распутица
Приключится под утро,
Он настанет и сбудется…
А не мне, так кому-то.

В глубинке
Поверху качаются деревья
Давнепосадного образца;
Понизу – печалится деревня
В ожиданье скорого конца.

Ни пеленок, ни ребячьих рожиц.
За дворами стелется ковыль,
Иногда лишь старый «Запорожец»
Залежалую поднимет пыль.

Дни еще куда ни шло, а ночи –
Хоть и не в горах, а как в горах:
Редкие огни, что зенки волчьи,
Нагоняют первобытный страх.

Жалкая недвижимость Отчизны
Замерла в постыдном неглиже.
Здесь на случай окончанья жизни
Все, что нужно будет, есть уже.