Анатолий Бесперстых

Родился в с.Черкассы Елецкого района Липецкой области в 1942. В 1967 году окончил филологический факультет Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина. С 1967 г. по 2007 г. работал преподавателем русского языка и литературы в учебных заведениях России и Беларуси. Автор многих книг стихов, а также словарей: О любви и не только…(Словарь афоризмов, 2011), Лермонтов: мысли, афоризмы, цитаты (2012), Береза в русских эпитетах (2012). С 2011 года член Белорусского литературного союза «Полоцкая ветвь». Живёт в г.Новополоцке (Беларусь).


Сердце
 Памяти Юлии Друниной
От имени всех павших за Россию —
Она стихи писала кровью сердца,
Которое безжалостно сразила
Тупая и воинственная серость:

И ведь не пулей вражеской пробито,
И не штыком в кровавом рукопашном,
Не финкою маньяка иль бандита,
И не болезнью роковою даже…

Пойти на сделку с совестью и честью
Ей, сильной, оказалось не под силу, —
И прервала своей рукою песню,
Что не допела про тебя, Россия.

Ассоль

Памяти Александра Грина
И полунищий, и больной,
Он угасал, как гаснут зори.
А ветер крымский пах весной —
Так опьяняюще пах морем!

Сгорал он свечкой на ветру,
Уж грезились святые дали…
Но вот однажды поутру
В его каморку постучали.

Открыл, превозмогая боль,
Он дверь — и у порога замер:
Стояла перед ним Ассоль
С лучисто-синими глазами.
Казалось, всю красу весны
Она собою излучала:
«Я слышала, что вы больны,
Возьмите вот кулечек чая…

На три заварки хватит тут.
Не обессудьте… Нету боле…»
— А как красавицу зовут? —
В ответ бубенчики: «Ассолью!..»

Национальная черта

В деревне, в офисе столичном,
И беднякам, и богачам,
Нам всем роптать на власть привычно,
Как умываться по утрам.

Мол, и не пашет… и не пляшет…
И ни бум-бум… и ни черта…
Роптать на власть — ведь это наша
Национальная черта.

Всё ждем…

То манны мы небесной ждем.
То от властей подачек.
Но падать не хотят дождем
На нас с небес удачи.

Надежда на чужой карман
Всегда пуста, обманна.
И Бог не хочет задарма
Кормить своею манной.

Зависть

Уж она меня достала до кишок,
Как хомут коню, натерла холку…
Да, ее не спрячешь в кошелек
И не отвезешь на барахолку.

Целый день охотится за мной,
Тихой сапой душу убивает…
Только вместе с крышкой гробовой
Зависть свои двери закрывает.

Подкаблучник 

Он вспоминает только под хмельком:
А ведь родился, вроде, мужиком.
Становится мгновенно выше ростом,
Он Казанова, он красавец просто.

Он защитить суме Дульсинею —
Пусть только на нее напасть посмеют…
Но, протрезвев под женским сапогом,
Он вновь перестает быть мужиком.

Петух
 (мини-басня)

Красиво кукарекать стал Петух,
Так громко — аж захватывает дух.
И пением увлекшись чересчур,
Он перестал топтать своих же кур.

Петух за преступление такое
Отправлен был, конечно, на жаркое…
Красиво петь — для слуха благодать!
Да только кур не забывай топтать.

Голубь и Гад
 (мини-басня)

Даже маленькая гадость
Всякой мелкой твари — в радость.
Чубатый Голубок, под облаком летя,
Быть может, глупого прикола ради,
А может быть, т вовсе не шутя, —
На голову прохожего нагадил.
Такому хулиганству он не рад,
И жгучий стыд теперь бедняжку гложет…
Но позавидовал ему ползучий Гад,
Что так нагадить он вовек не сможет.

Знаки препинания

Были когда-то и вы рысаками…
А. Апухтин
И я был когда-то рысак —
Горяч и в поступках,
И в мыслях.
И, как восклицательный знак,
Напорист
И бескомпромиссен.

Вперед!..
Наплевать!..
Не могу
Я пятиться раком!..
Однако
Судьба так сгибала в дугу,
Что стал вопросительным знаком.

Любил наблюдать на заре,
Как юное солнце восходит.
И были дороги —
Тире,
И как многоточие —
Годы…

Но начал сдавать.
Уставать.
Дни стали, как пряди, —
Седыми.
И тянет все чаще
В кровать.
И дружбу завёл с запятыми.

Тащусь до последней горы,
В лицо —
Дождь холодный и колкий.
В объятья занудной хандры
Себя заключаю,
Как в скобки.

…Но
Вспыхнул любви огонёк —
И сжёг
Мою пресную старость.
И снова алеет восток, —
И значит,
Не вышел срок
Мне жирную точку
Ставить!

Нищий

На ладони его заскорузлой,
Одубевшей в далеком прошлом,
Невесомым бесценным грузом
Затвердевшего хлеба крошки.

А январская стужа тело,
Вдрызг продрогшее, жжет колюче.
— Эх, чайку бы стакан да в постельку —
И не надобно доли лучшей.

Коченеют уставшие ноги,
И попасть зуб на зуб не может…
А на стылой голой дороге
Две вороны съежились тоже.

Им нелегче ничуть, бедолагам…
А кругом обжигающе тихо.
И последние крошки бродяга
Замерзающим бросил птицам.

Золотой петушок

Серебрятся ели
на рассвете,
В синей дымке
тихая река,
Поклониться
ссыльному поэту
Я пришел сюда
издалека.

Даже травы шепчутся
стихами,
Тихой негой дышат
облака,
Вдруг
— не за горами, за долами —
Золотого
слышу петушка.

Он взмахнул
огнистыми крылами,
«Ку-ка-ре-ку!» —
раздалось с плетня.
Вышел Пушкин на крыльцо
и няне:
— Во даёт!
Как в сказке у меня!

Колымская метель

В колонне арестантской доходяг
Брел отрешенный —
от себя и мира.
Ни на минуту не замедлить шаг —
Мороз грозит страшнее конвоира.

Он тихо,
обессилено упал,
Навеки чтоб сродниться со снегами,
И поднимать его никто не стал —
Все на пределе сил своих шагали.

И даже конвоир не захотел
Поднять винтовку,
чтоб его прикончить…
И замела колымская метель
Его бесследно,
как простою кочку.

Не понятый ни Богом,
ни людьми,
Тем более своей,
Советской,
властью,
Он, как ребенок,
в свой последний миг,
Бесславный и жестокий,
вдруг заплакал.

«За что? За что? —
мысль острая, как гвоздь,
Его мозги,
застывшие,
пронзает. —
Как допустить сумел любимый вождь,
Что он вот так, нелепо, замерзает?

Ведь он любил, как мать,
родную власть, —
Мог за нее и на гражданской пасть,
Быть финкою бандитской изувечен…»
И слез из —
уже бесцветных —
глаз
Жемчужинами скатывались в вечность.

Подснежник
 Пушкин в Михайловском

И опять весна поэта нежит:
Ах, какая благодать кругом!
Синий, как глаза его,
подснежник
Подмигнул приветливо:
— Живем!

А на сердце, как от благовеста,
Нет ни маеты,
ни суеты …
Вспомнил,
что тригорские невесты
Обожают ранние цветы.

Только этот, первый,
пожалею,
Ты живи, дружок,
не унывай
И неброской синевой своею
Страждущие души согревай».

Женщина без мужчины…

Словно без пахаря поле,
словно без птиц высота,
Женщина без мужчины —
сущая сирота.

Ох, как жестка перина…
Ох, как постель холодна…
Женщина без мужчины —
как без тепла весна.

Слезы порой без причины.
И пустота в очах…
Женщина без мужчины —
как без огня очаг.

Смотришь —
и вот она, осень,
листья стряхнула с куста…

Только мужчина без женщины
больше, чем сирота.

Подарок
 Из «Пушкинского венка»

Позади лицейская дорога —
Кажется, гора свалилась с плеч:
Можно и расслабиться немного,
На стихи покрепче приналечь.

…По Неве за лодкою вдогонку
Проплывают перья-облака.
— Не подачку, а подарок звонкий
Принимай, голубушка река!

И летят, на солнышке сверкая,
В воду три монеты золотых.
Радость на лице его такая,
Будто новый народился стих.

Но отец (а он сидел напротив)
От немого гнева побледнел:
«Не припомню, чтобы в нашем роде,
Пушкинском, вот кто бы так балдел…»

По губам несносно — по привычке —
Невской рябью пробежала дрожь.
«Что за дурень из Лицея вышел…
Пропадешь ты, Сашка, ни за грош…»

Только с благодарностью червонцы
Приняла речная синева.
— Не подачка, а подарок звонкий
От меня, голубушка Нева!