Олеся Рудягина

 Молдова, г. Кишинев

 С 2005 года - председатель Ассоциации русских писателей Республики Молдова. Член Союза писателей Молдовы и Союза писателей России, Исполкома МСПС. Учредитель и главный редактор журнала «Русское поле»(2010г., Кишинёв).

Вышивание гладью
 подборка стихотворений

***

Жизнь - только повод упасть в стихи,
как в заросли пастушьей сумки цветущей,
которой поля футбольные заросли
заброшенных пионерлагерей - амнезии сущей.
И остается отчетливый след
тела с распахнутыми крылами
в траве, когда я ушла, а вслед -
кукушка и кто-то без имени
летними голосами...

Вышивание гладью

Стежок к стежку, стежок к стежку…
Я крепко запираю двери,
Экрану цепкому не верю,
Где бьется мир, как в клетке зверь.

Прорвало тысячи плотин,
Но, иероглифом терпенья,
Стежком – к стежку – в оцепененье
Я заговариваю день.

Я заговариваю страх
Иглы беззвучным заклинаньем,
Кто в очереди на закланье –
(стежок к стежку) – знать не хочу!

Я выбираю образ, цвет,
Бессонницей квитаясь с ночью,
И безмятежны руки, точно
В конце тоннеля брезжит свет…

Спит тихий ангел. Новый год
Четвертый раз всего встречая,
Меня возносит над печалью
И хаосом. К стежку – стежок…

Родина
 Уехавшим

Деревья - просто деревья,
но там, где их нет,
а только искусственной зелени
оторопь на тротуарах,
коммерсантом прикинувшийся
поэт
придумает шелест листвы
лип и ясеней старых.


Решая, куда махнуть -
в Париж, или Кишинев
в отпуск - предпочтет последний:
"Скучаю по этим улицам", -
несколько слов,
объясняющих птичий инстинкт
необъяснимый, древний.


ЧтО Родина? - Тяга.
Магия неких лиц,
в незабвенности, по прошествии лет,
уличенных,
а так же холмов, виноградников,
листьев, страниц,
каждой осенью
долгим горением увлеченных.


Проживая, Бог знает которую
по счету, жизнь,
в кровь расшибая лоб
о библейское небо,
никуда от гнездовий покинутых
не убежишь,
возвращаясь из всех эмиграций
по Млечному следу -


К деревам и колодцам,
к мелодии языка,
так своей и не ставшей,
но тайно печально любимой,
В терпкий омут
медлительного глотка
утоленья бездомности
неисцелимой...


Благословение

До перекрестка мужа проводив,
под – злобного дождя – дробь барабанную,
прохожим редким невзначай явив
всю «Рио – Риты» грусть обетованную, -

Не на войну – всего часов на пять
он уходил по будничному делу,
но камнем сорвалось:
«Я буду ждать»,
и дрожь – кругами по воде –
по телу.
Так расстаются, может быть, на век:
шарф поправляют и целуют пристально,
струится, неизбывный, из-под век
свет вслед ему, дражайшему, неистово!


А за спиной прошелестят слова:
«Чтоб вам до старости любить друг друга,
деточка!» –
Старуха с зонтиком, седая голова,
нездешний синий взгляд,
да вербы веточка…


 Ежевика

Ежевикой, ягодой нежной,
всё мерцает мой давний сон -
сказки странствий дали безбрежны!-
неизбывен и радостен он...

То Кавказа ручьи ледяные
мне в ладони её напоют,
то КинбУрнской косЫ, ветровые,
утра гнёзда в ветвях цепких вьют...

Не колола мне пальцы, не злилась-
тёплым соком всё пачкала рот ,
удивить, приласкать торопилась,
догадалась, что юность - пройдёт,

и страна эта станет химерой,
Украина с Кавказом - чужой
стороной... И немерянной мерой
отпускала мне впрок праздник свой!


 Год Дракона

Сидишь себе – и пишешь,
идешь себе – поешь…
Упал, звеня, на крышу
вверх решкой лунный грош –

Вот вся моя наличность
на десять дней вперед,
Земля вершит обычный –
вкруг солнца – оборот.

И на своих законных,
испытанных местах
принцессы и драконы,
и ведьмы на кострах!

Жируют, сатанея,
вельможи, прочий сброд,
«безмолвствует», точнее
потворствует народ.

Дичает помаленьку,
без счета водку пьет:
По шапке, знать, и Сенька,
по дереву и плод!

Не будоражит боле
пытливые умы
рецепт забытой воли –
зарок «Рабы не мы!»

Рабы немые – свалка,
торжище – кто по чем…
Вот только деток жалко,
они-то ни при чем.

Под яростную дудку
попрания основ
к религии желудка
ведет их Крысолов.

Нет аккуратней мести
за промахи отцов,
чем: «Выбираем пепси!» –
беспечный хор птенцов.
Охочи до игрушек,
глухие к зову книг –
жевательные души,
космический тупик!

Они еще вернутся,
взорвав свой интернет –
Пророки содрогнутся
от дьявольских примет!

…Что, Ланцелот, не весел,
где стать твоя, мой свет?
Я нам горшочек песен
сварганю на обед.

Ты ж, меч свой бесполезный
давно сменив на кисть,
рисуй, рисуй железный
век и за всех молись!


Дорога в Петербург

« В окруженье попал под Оршей
Наш потрёпанный батальон…»
 Ю. Друнина

1
На стоянках нисходить
сновиденьем поезда,-
Так тонка, так зыбка нить
жизни…Зябкая звезда
будто женщина глядит
робко: « Кушать хочете?»-
у вагона что пахнёт
снедью. Плакать хочется…


Ты вези меня, состав,
по стране, по призрачной,
Боль окрепла, стержнем став
душеньки моей ночной…
Встрепенулась, услыхав: «ОРША», -
полнится войной,
той торговке отшептав
строчки юной Друниной.

2
До Петербурга – три часа,
Мой поезд ливень рассекает,
Он сожаления не знает
К берёзкам, рвущим волоса
Под ветром стылым, ветром злым,
Их наготу изобличившим…
Так, вдоль истории, стоим
И мы, страну похоронивши!


"МОСКВА" - ПЕТЕРБУРГ

Не всерьёз, не всерьёз, вперемешку с дождём
начинается снег в ноябре.
Не всерьёз, не всерьёз… И в окошке моём
об аптеке и фонаре
из двадцатого века густеющий мрак
пьёт Невы огнеглазой свинец…
Как широк подоконник и чёрен он как…
я - «Москвы»* мимолётный жилец.

Стылый номер гостиничный над суетой,
над бегущим проспектом вознёс!
Словно души заблудшие,
мечется рой -
в хрупкий лёд превратившихся слёз…

Двум столицам дивясь, я, за мокрым стеклом,
различаю пролёты моста.
В неприкаянном сердце печальном моём,
Петербург, ты пророс неспроста:
В эти улицы, здания и небеса
материнские корни текут-
Не об этом ли ветер несёт голоса,
что меня здесь повсюду зовут?
Не об этом ли тени в стремительных снах,
не об этом ли - неуют?
Кто угодно здесь равен с тобою в правах
и тобою, – по праву, – живут,
Но не я… В чемодане - обратный билет,-
«go home!», Русь вдохнувши, поэт!
Эта комната спрячет на зеркала дне
мой истаявший силуэт…

Не спеша, повалил снег, ломая лучи,
Закружил запоздалый трамвай.
Там – озябшие люди.
Пропасть им в ночи,
Ты, пожалуйста, Город, не дай!


*гостиница напротив Александро-Невской лавры


***
Небо мечты обмелело.
И обнажилось дно
с разноцветными стёклышками
из детского калейдоскопа

* * *
Я всё стараюсь делать, как положенно,
но плохо получается подчас,
и вещи, что на место мной положены,
по дому разбредаются тотчас.

Часы катастрофически торопятся, -
лишь солнце встретишь, глядь, - уже закат!
Ночь коротка! Упустишь – не воротится, -
стихи не возвращаются назад!

Что ж, продлеваю краткий век бессонницей,
но жалко сны, - негоже пропускать
то, что ценой накопленной валюты всей
вовеки вам нигде не увидать!

Так пребываю в некой невесомости,
скольженье от реальности ко сну...
На кухне спорят ангелы, а космос – тих,
и я качаю на руках звезду.


Метро

В вагоне метро,-
то ль уснула, то ль умерла,-
к коленям пригнувшись,
бомжиха башкою мотала,
но рук своих, -
страшных клешней
чёрных,- не разжимала,
в которых дышал тяжело
робкий мокрый щенок.

Он глазом косил
на стоящих стеною людей,
хозяйке своей бездыханной
облизывал щёки
и часто дрожал...
и отчаянья смертного токи
владели душой -
захолустной певуньей моей.

- Плати ж по счетам
в заповедной чужой стороне,
в столице столикой -
"слезам..." и т.д. , и подавно
глухой - что к бомжихам,
что к плачущим жалким щенкам,
так жалости,
жалости,
жалости
алчущим явно!

Кишиневу

Мне ничего не надо без тебя,
Мой город вишневых неубранных дерев.
Когда - нибудь я отлечу, любя,
Твой каждый жест в душе запечатлев.
Когда – нибудь…- не будем горевать!-
но каждый лист взтрепещет обо мне,
и лес мой, детства друг, мой рыжий Лис
ночами, морду в звёзды ткнув, рыдать
устанет. Вспомнит – есть ещё стихи,
где травам млеть, где сорочиный гам,
где жить мне вечно, жить – не умирать,
где Богу под крыло Тебя отдам!..


Вокзал, Цветок
Друзьям

Снежок и вечный запах печки,
оставшийся лишь на вокзалах,
озноб нечаянный, свирели
не слышной никому печаль,
плацкарта дух неодолимый
и верхней полочки качанье,
в окно гляденье, засыпанье,
да трёхтаможенная даль…

Ещё стоять минут пятнадцать,
ещё толпятся у вагона
смурные личности и «ксивы »
суют под нос проводнику,
меня никто не провожает,
к киоску можно отлучиться, -
полюбоваться шаурмою
(поскольку рублики – ку-ку).

Ну вот, затарилась, - две булки.
Чего там ехать? – день, да ночка!
Последним взглядом обнимаю
московский Киевский вокзал,
шагаю в пасть змеи железной,
(устала – смерть!) и вот качнулся,
так плавно вдруг почухал поезд,
и кто-то следом побежал.

Потом напишет друг печальный
из жизни странной, виртуальной,
что проводить меня спешила, -
да я ж вагон не назвала!
Но долго мне в окно светила
звезда - цветочком в целлофане,
хранящим от вселенской стужи
меня и от земного зла…



Одинокий вечер у моря

Так жду тебя!.. Дельфиниум «в закате»
последние сокровища раскрыл…
Вчера над морем плыли на закате
семь пар лебяжьих небывалых крыл.

Не миражи, не облака, не яхты,
высокомерно вздёрнув паруса,-
но Лебеди! И тихий выдох: « Ах, ты!..»
вознёсся с пляжа к ним под небеса.

Наивно руки дружно замахали:
« Счастливого, счастливого пути!
Вы возвращайтесь! Встретимся едва ли,-
нам в этот август дверцы не найти…»

Едины в детском искреннем порыве,
смотрели люди долго птицам вслед,
и колотились, будто на обрыве,
сердца, которых жёстче в мире нет!

Потом сложили пёстрые пожитки
и разбрелись по съёмным конурам,
Лишь телепался, оборвавший нитки,
воздушный змей - добычей проводам…



Памяти Светланы Смирновой

Открылось какое – то третье дыханье,
целую январь в пересохшие губы:
ночное камланье –
святое писанье,
и ангелов слышатся пенье и трубы
мне вместо метели…
Стихают стихами
мечты и утраты,
и прошлого лица,
волчицей плутает ночь между домами,
но мой лишь порог ей назавтра приснится!
И будет она к окнам розовым жаться,
хвостом заметая следы лихолетий,
и будет, и будет века продолжаться
жизнь дома бессонного –
творчество, дети…


* * *
Только б свет не гас в окне!
Подоконники с геранью,
ах, за вашей зыбкой гранью
померещится вдруг мне
тёплый ласковый причал:
старый стол под абажуром,
кот с медлительным прищуром,
Новый год, что Прошлым стал,
Ожидание любви –
счастье самой высшей пробы,
ни усталости, ни злобы,
ни триумфов на крови…
Сыплет снег. Давным-давно
не найти дорогу к дому,
город – будто незнакомый,
но горит в ночи окно.
Только б свет в нём не погас,
доброй вестью изливался,
через Вечность возвращался,
возвращая дому нас!