Татьяна Яровицына

Протест
 Невыдуманная история

Неистовствуют бабульки в заполненной электричке.
Особенно та скандалит, которой не дали сесть…
…Вмешался негромкий голос:
– Позвольте-ка я, сестрички,
историю расскажу вам.
Послушайте! Время есть…

Я… зимой родилась. В окопе. Мне были свои не рады.
А быть не могло иначе – шёл бой, и он был непрост…
В отчаяньи и горячке, нагая, под вой снарядов,
мать вылезла из окопа, и выпрямилась во весь рост.
На миг один оглянулась… Во взгляде – ни слёз, ни страха.
И так и пошла к деревне, злой смерти наперерез.
Покрепче дитя прижала… А свёрток кричал и плакал,
и в крике его истошном всемирный звучал протест.
Тотчас же затихли пули растерянно, изумлённо:
несла через поле боя меня, обезумев, мать…
Прицелы врага впивались в отчаянную мадонну,
да вот по такой мишени никто не посмел стрелять…

Вскоре она вышла. А тишина осталась… Каждый думал…
Наверное, о том, о чём думаете Вы сейчас…


Когда-то ты резал вены…

Когда-то ты резал вены,
был жизнью по горло сыт…
Случались попеременно
влюблённость и суицид…
(Нет роли грустней и жальче!)
Вдруг – вспышка: союз сердец.
Роддом: детский крик… и… «мальчик»,
и… чуть погодя – «отец»…

И нé от бессонной ночи –
от радости! – не вздохнуть…
И доктор родной комочек
о т ц у положил на грудь…
И плачет – от счастья плачет! –
свой самый заядлый враг…
И шепчет: «Прости, мой мальчик!
…Какой же я был дурак!..»


Из прошлого родной мой человек

Из прошлого родной мой человек!
Сто лет прошло – виднеется сто первый…
Ну, здравствуй, что ли!? …Выпал первый снег.

Предательски пошаливают нервы.

Не может быть… Я чувствую: не рад!
Неужто крепость выросла меж нами?!
За добрым словом я – не за деньгами.

Ты нужен мне, советчик, друг и брат!

Пощёчина? Безжалостное «нет!».
Струна звенит в предчувствии разрыва.
Мне… был… до боли… важен… твой… совет.

Да, ладно! Справлюсь …как-нибудь. Счастливо.

(Любил меня? И был на всё готов?
Проехали! Пожалуйста, не надо…
К чему слова? Всё ясно. Будь здоров!
Тебе к лицу неискренняя правда…)

Ложь – в воздухе. И в первом снеге – ложь.

А я ждала совета лишь, не чуда!
И он придёт – я верю! – ниоткуда,
когда не ждёшь, и от кого не ждёшь!

Уже не больно. Тает первый снег.

Сто лет прошло. Всё выяснил сто первый…
Обрыв струны… Не выдержали нервы,
из прошлого далёкий человек…



Тот, кто крылья мне дал…

Тот, кто крылья мне дал,
пилигримом был. Попросту – странником.
- Вот, возьми… мне они ни к чему!
Кровь моя
без того
горяча!
Еле теплится жизнь
в твоём маленьком сердце израненном -
так прими два крыла!
Не смотри, что они
все в дорожной пыли
и с чужого достались плеча!

Тот, кто крылья мне дал,
захлестнул душу истовой верою
в то, что я всё смогу,
что они мне чертовски нужны!
…За полётом следили
глаза его пристально-серые
и улыбкой лучились…
как будто бы со стороны.

И пока наслаждалась
я этой нечаянной данностью
в час, когда от беды
уносил меня дивный полёт,
тот, кто крылья мне дал,
уходил – и не ждал благодарности…
Будто знал наперёд:
всё проходит… и это пройдет.

Уходил навсегда…
Спохватилась я: – Друг мой, куда же ты?..
Умоляла душа
бросить всё и податься за ним!!!
Но непросто угнаться
с котомкою опытов нажитых
за прошедшим полмира
спасителем странным моим…

Не смогла? Не посмела!
…А сердце,
казалось,
не выдер-
жит!
Тот, кто крылья мне дал, -
в путь неблизкий отправился сам…
У меня оставался
единственный выбор – ЖИТЬ!
У него – иногда вспоминать обо мне…
И не звать. И не ждать.
И с улыбкой листать небеса.


Баллада о последнем куске

Мы
поженились!!!
Ну да,
по любви…
(Скажете,
опрометчиво?..)
Склеивать
судьбы,
повадки
свои
сложно,
да
делать
нечего…

Я
и представить
себе
не могла,
что
за столом
обеденным
булка,
конфета,
кусок
пирога,
сыра
ломтик -
несъеденные -
станут
бесить меня
всякий
раз
по завершеньи
трапезы!!!

…И
раздавался
разгневанный
глас
после
недолгой
паузы:

"Ну, неужели
доесть-то
не мог? –
в кличе
своём
заздравном
я
хаяла всё,
что
оставлено
впрок,
не
понимая
главного”.

…Фраза –
от ссоры
на
волосок,
взгляд,
ей подстать,
внимательный:

"Знаешь…
я снова
оставил
кусок
впроголодь
жившей
матери:
вдруг
подкатили
горечь
и злость –
вспомнились
«девяностые».
Впрочем,
не нам одним
трудно
жилось:
многие
ели
не вдосталь,
и…”

…Горло
неволит
подкравшийся
ком,
жалость
внутри
щекочется:
вижу,
как мать
доедает
тайком,
всё,
что
сынам
«не хочется»…

…Заперло
время
век
на засов.
Новый
щедрее
потчует.

…А муж
оставляет
последний
кусок
Матери.
Мне.
Дочери.




Заворожи, засмейся, затанцуй!
Да разве нам для счастья нужен повод?
Что ж ты лежишь да киснешь бестолково,
размазывая слёзы по лицу?!
Что головою светлою поник?!
(А был так притягателен и светел!)

Давно несвеж твой белый воротник.
Ты этого, печалясь, не заметил?

Осунулся и выглядишь больным.
Я вылечу тебя! Не надо плакать...
Начистоту давай поговорим –
к чему плодить сомнения и слякоть?
...Как удержать в глазах немой укор?
(О, дай мне сил, январское светило!)

Что ж ты, молчишь, растерянный, как вор?!
Уйти тайком хотел? Не получилось...

В душе моей – немое торжество:
спасибо, Снег! Не выискал причины
на Новый Год уйти, на Рождество.
...Так до весны останься! Будь мужчиной.


В метро

Горят глаза. Горят глаза напротив.
И детский вздор не кажется смешным:
в любви клянётся школьник-желторотик
девчонкиным косичкам золотым.
Они – по-детски – преданы друг другу,
и каждый верит: счастье он нашёл!
…В который раз катаются по кругу,
но вместе им всё так же хорошо!

Невдалеке целуются подростки.
Бесстыжа юность! Надо ж… разошлись!
Ой ли – любовь? Или – её подмостки?
Покажет жизнь. Покажет только жизнь.
…Судить не станем – не судимы будем.
(Ан, нет, не спит общественный «патруль»:
«играй гормон» – этап, знакомый людям,
но до чего ж нервирует бабуль!)

Чуть дальше – пара. Трогательны – оба.
Любовь пришла, к чему её скрывать?
Сегодня чувства – самой высшей пробы –
восторг любви в сердцах не удержать!
Стоят вдвоём и ловят отраженье
в глубинах глаз, наивных, молодых…
В них – страх, и страсть, и даже – уваженье.
…А любоваться совестно на них.

А те – сидят, уткнув носы в газеты:
в «Команду» – он, в «Хозяюшку» – она.
Кухонные совместные рассветы
затёрли их былые времена…
…Банальная житейская усталость
закрыла их газетами в метро,
и сеет неразборчивая старость
на волосы сединок серебро.

…Беда не в том, что денег очень мало,
а в том беда, что слишком мало – дней!
Сидит старик, на мир глядит устало
сквозь фильтр обидной старости своей.
В душе надежд и красок маловато –
сияет лишь серебренник седин.
В глазах тоска смертельная – как вата,
ведь он – один, уже совсем (!) один.


 Самоотречение моё…

Самоотречение моё!
Где он, твой невидимый исток,
что питает важный водоём?
Я не знаю… Только день за днём
в хоре будней чистый голосок
мне о долге праведном поёт.

В том, что у него такая власть,
не моя, наверное, вина.
Время есть пожить немного всласть,
но готовит сани седина…
Обращусь за мудростью к земле
и ответ на свой немой вопрос
у сентябрьских выспрошу полей
да ещё – у мартовских берёз…

Самовосполнение моё!
Где твой золотой водораздел,
что мне сил и мужества даёт,
чтобы я могла идти вперёд
для свершенья ненапрасных дел
и веденья будничных боёв?

Не боясь, что душу надорву,
кожей ощущая жизнь вокруг,
среди тех нелишнею слыву,
кто участлив, но не многорук…
Пусть моя сурова доброта,
а к лицу прилип усталый вид –
есть стихи, чтоб дыры залатать
на мечте, заверив: «не болит!»

Самообличение моё!
Где она, та призрачная грань
между тем, кто сыт и напоён,
и меж тем, кто мною обделён
при раздаче света и добра?
…Иронично смотрит окоём.


 Станции. Судьбы. Огни. Силуэты.

Станция "Счастье”. Станция "Горе”.
Точен маршрутный лист.
Мчит свой состав по долинам и взгорьям
бдительный машинист.
Шпалы. Пролёты. Стрелки. Перроны.
Путь под названьем "Жизнь”.
Годы к составу цепляют вагоны –
локомотив, держись!

Станция "Детство” не кажет плохого.
Хочешь ты – верь не верь –
здесь от несчастий всяк застрахован
и от земных потерь.
Мимо проносится станция "Юность”,
прытью своей смутив.
Видно, не зря машинисту взгрустнулось:
близится Треть Пути.

Станция "Молодость” веет надеждой
свежестью и весной.
Память с улыбкой кроткой и нежной –
верный её связной.
Станция "Зрелость” прячет усталость
от любопытных глаз.
И приближается станция "Старость”.
но не пугает нас….

График есть график. Станций так много –
жаль, что нельзя сойти.
Память! Побольше всего, ради Бога,
в косы свои вплети!
Станции. Судьбы. Огни. Силуэты
мчатся в потоке лет.
Разные люди на станциях этих.
Только вот… нас там нет.

Снова сердца у волнений во власти:
Факт обгоняет План.
…Мы отъезжаем от станции "Счастье”?
Память! Срывай стоп-кран!