ГЛАВА ПЕРВАЯ

В Греции, а потом и в Риме, на рубеже старой и новой эры, давно сложился обычай, что лет до тридцати молодым людям давали "перебеситься", а потом они женились и остепенялись. Старшее поколение, в те далёкие времена, конечно, негодовало и говорило об упадке нравов, поэтому отец рано женил восемнадцатилетнего Овидия на пятнадцатилетней девушке из богатой семьи, чтобы уберечь его от соблазнов. Но из этого ничего не вышло. Отец ошибся. Брак оказался непрочным. Овидий, Назон Публий, не расстался  с прежними привычками и, будучи женат, находился в связи с женщиной, которую воспевал в своих стихотворениях под именем Коринны. Он развелся с женой и женился вторично на богатой невесте из Этрурии, но и второй брак был неудачен. В третий раз ему повезло. Его третьей женой стала красавица Фабия, которая происходила  из известного патрицианского рода, берущее своё начало от Геркулеса.
После свадьбы Овидий стал много писать, путешествовать, посещать различные кружки. Чаще всего он посещал кружок, собиравшийся в доме полководца Валерия Мессалы. Душой этого кружка был поэт Тибулл, который не интересовался политикой, а свои стихи посвящал любви, природе и радостям сельской жизни. Многие поэты кружка Мессалы неодобрительно относились к новым порядкам, введенным Августом в Риме, но боялись говорить об этом открыто. Осенью 8 года нашей эры, Овидий ненадолго покинул Рим вместе со своим задушевным другом Коттой Максимом. Они отправились отдыхать на остров Эльба в Тирренском море (около 200 км к северу от Рима), где находились наследственные владения Котты, знатного и богатого юноши, чей батюшка Валерий Мессала, недюжинный полководец и одаренный оратор, покровительствовавший Овидию, скончался этой же осенью. Друзья благополучно добрались до острова и расположились в имении рода Мессалы. Они приятно проводили время за декламацией стихов, за вином, за утонченными беседами, с грустью вспоминали старого Мессалу, совершали утренние прогулки по прибрежным холмам, покачиваясь в паланкинах, обменивались пустячными соображениями за дружеским обедом. Неожиданно к ним явился гонец из Рима, от самого Августа! И явился он со страшным, для Овидия, предписанием. Смысл зловещего предписания состоял в том, что потомственный всадник и поэт Публий Овидий Назон должен немедленно явиться в Рим и предстать перед Цезарем, дабы узнать о своем наказании, потому что теперь он преступник.
Он тут же отправился в Рим и предстал перед лицом Августа. Цезарь был взбешён, и можно было ожидать чего угодно от его ярости, но Боги пощадили Овидия. Из указа стало ясно, что Назона не лишают жизни! Не лишается он и гражданских прав. Не лишается всаднического достоинства. Но и это еще не все. Ни малейшая часть его личного имущества не отчуждается у него. Таким же образом и все его достояние – «наследие предков» – дом у самого Капитолия, земли и, конечно же, вилла близ Тибра, излюбленное обиталище его странной Музы, остается за ним.
Все, что требуется от Назона, так это немедленно удалиться. Цезарь приказывает Овидию тотчас взойти на корабль «Шлемоносная Минерва», хранимый белокурой богиней, той же самой богини, что охраняла корабль Ясона, и мчаться на этом стремительном корабле, собрате мифического «Арго», туда, на северо-восток,  в места, за которыми только холод, мрак и безлюдье.
Фабия, которую Овидий любил до безумия, не могла последовать за ним, потому что он сам не захотел этого. Он просто желал, чтобы в Риме был человек, сохранявший его имущество от разграбления. Он не доверял никому, кроме Фабии. И надо сказать, эта самоотверженная женщина в основном выполнила свою задачу. Только она была женщиной. И долгая разлука сделала своё дело. Она осталась ему верна как друг, но как женщина – не смогла. Она забеременела и родила тайно близнецов – девочек. Когда Овидию доложили об этом, он её проклял. Проклял в стихах, которые могла понять только она. Произведение это он назвал «Медея».
remark:
Медея – это царевна, волшебница и возлюбленная аргонавта Ясона в древнегреческой мифологии. Влюбившись в Ясона, она помогла ему завладеть золотым руном и бежала с ним из Колхиды в Грецию. Когда же он впоследствии задумал жениться на другой, Медея погубила соперницу, убила двух своих детей от Ясона и скрылась на крылатой колеснице, посланной её дедом.

К сожалению, это произведение не дошло до нас, но, по словам современников, было очень популярным в те далёкие времена и там, по дошедшим до нас свидетельствам очевидцев, было зашифровано «проклятие Фабии», понять которое смогли единицы. Исследователи настаивают – проклятие заключалось в том, чтобы в последующих поколениях детей Фабии, двух девочек – близняшек, рождались только девочки. Мало того, он предрекает им кару – детей они будут иметь только от одного и того же мужчины. И срок этому проклятию – до сотого поколения.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Остров Эльба, куда направился Наполеон после заключения Фонтенблоского договора в 1814 году, был райским уголком, прелестями которого наслаждался великий Овидий. Император знал это и был доволен местом ссылки, однако  постоянным фактором стресса для Бонапарта являлось отсутствие жены Марии-Луизы Австрийской и наследника, который носил титул римского короля. Досуг изгнанника пыталась разнообразить польская любовница — графиня Мария Валевская. Но и её общество порой нервировало Наполеона. Даже в её жарких объятиях ему вспоминалась Россия, сожженная Москва и уютный домик в уцелевшей части, возле Кремля.
Вспоминалось ему 7 октября, когда в помещении бывшего крепостного театра генерала Позднякова, что у Никитских Ворот, открылись спектакли французской труппы Бюрсей. Ранее дом был разграблен, и занавес пришлось сшить из церковной парчи, а вместо люстры повесить паникадило. Особенным успехом в театре пользовались две сестры — исполнительницы русских плясок, крепостные актрисы.  Наполеон пришёл на премьеру в обществе пленного русского офицера, Ивана Алексеевича Яковлева, которого впоследствии использовал как посланника к императору Александру. Во время представления он ловил на себе взгляды этого русского, и после очередного он не выдержал и спросил:
- Неужели у вас было мало времени разглядеть меня в кабинете?
- Нет, император, что Вы! Я пытаюсь угадать Ваше отношение к этим замечательным красоткам, которые находятся сейчас на сцене.
- А что?
- Дело в том, император, что я с ними знаком и могу их пригласить на ужин с Вами, дабы скрасить наше одиночество.
Яковлев намерено сделал акцент на слово «наше одиночество», чтобы ему, Наполеону, было понятно – если император захочет развлечься, то ему придётся это делать в его обществе. Бонапарт, измученный тяготами войны, неожиданно согласился, и, после представления, они вместе направились в уцелевшую от пожаров часть города, где их ждал уютный особняк с накрытым столом и музыкантами.
Накануне Наполеон был обескуражен новостью о поражении Мюрата под Тарутино. Впервые с начала войны с Россией его армия потерпела крупное поражение. Надежды на организацию продовольственного снабжения войск в Москве рухнули. Четвёртого октября Наполеон послал в лагерь Кутузова, в село Тарутино, маркиза Лористона, бывшего послом в России, с прямым приказом: «Мне нужен мир; лишь бы честь была спасена. Немедленно отправляйтесь в русский лагерь», однако Кутузов принял Лористона в штабе, отказался вести с ним переговоры о мире, или перемирии и только обещал довести о предложении Наполеона до сведения Александра. Царь не ответил, и тогда Наполеон принял решение уходить из Москвы.
Неожиданное предложение Яковлева попало в точку. Перед уходом из Москвы он хотел вкусить прелести русских красоток. Вечер проходил бурно и стремительно. В объятьях Наполеона оказалась сначала одна, а затем и вторая девица. Всю свою несостоятельность в русской войне он вложил в страсть к этим двум сёстрам. Уже пред отъездом решили выпить по бокалу вина. Иван Алексеевич, довольный сложившимися обстоятельствами, позволил себе каламбур в адрес великого императора:
- В русском бильярде, император, есть одно правило – «нельзя одним шаром попасть в две лузы», но Вам, как человеку талантливому во всех отношениях, это удалось. Наполеон еле заметно улыбнулся и удалился.
Вспомнил об этом Бонапарт не случайно. Накануне, тайной почтой, получил он письмо от Яковлева, в котором он, как бы невзначай, сообщил ему о двух прелестных девочках, родившихся у сестёр-артисток, с которыми император знаком лично. По совпадению, или нет, но родились эти ангелочки, как раз на Ивана Купала, 7 июля, ровно через 9 месяцев после спешного отъезда императора из Москвы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сидя на удобной катедре, Овидий жадно вчитывался в перевод Ветхого Завета на древнегреческий язык, так называемый Септуагинт:
«Ангелы сообщили Лоту, кем они являются, и предложили немедленно удалиться из города вместе с женой и дочерьми, поскольку Содом был обречен на гибель. На рассвете Лот в сопровождении своего семейства покинул город, получив предупреждение: не оглядываться, не смотреть на то, что будет происходить с обречённым городом. Когда беженцы находились вблизи поселения Соар, послышался страшный гром и грохот, а затем на Содом и Гоморру обрушился дождь из серы и огня, уничтожив их до основания.
Жена Лота, не послушавшись предупреждения ангелов, оглянулась и мгновенно обратилась в соляной столп. А дочери Лота, напоив отца допьяна, вступили с ним в интимную связь, поскольку боялись, что на земле уже не осталось никого. Следствием кровосмесительной связи стало рождение братьев Аммона и Моаба, которые, стали прародителями соответственно аммонитов и моабитов — народов, с которыми евреи враждовали и относились к ним с презрением».
Овидий долго и мучительно изучал этот рассказ из Ветхого завета. Всё претило в нём от прочитанного. Не мог он понять ни Лота, ни его жену, ни, тем более дочерей их, совокупившихся тут же после смерти матери с пьяным отцом. Судьба Содома и Гоморры долго не выходила у него из головы. Он решил написать свой рассказ о посещении Зевсом и Гермесом Филемона и Бавкиды и, последовавшее вслед за этим, наказание за негостеприимство.  В другом рассказе он передал, как Боги Меркурий и Юпитер, принявшие образ смертных, пришли в город во Фригии (ныне центральная Турция) и были неприятно удивлены недружелюбием местных жителей. В отместку за дурное обхождение боги уничтожили целый город, пощадив лишь чету пожилых бедняков, которые приняли их в своем доме и предложили им еду.
Но на этом он не остановился. Ему не давал покоя разврат пронизавший всех и вся. Измена жены, умопомрачительный поступок дочерей Лота, и оргии римской знати, на которых, по слухам, участились случаи мужеложства, заставили его вновь взяться за перо.
Из мифов и домыслов возродил он в своих творениях ослепительной красы юношу, которого назвал Афродитом, по имени матери, богине любви и красоты – Афродиты. Отцом его Овидий сделал Гермеса - посредника меж богами и людьми, меж этим миром и королевством погибели. Немного подумав, он изменил имя юноши на другое – Гермафродит, которое ему больше понравилось. Гермафродит получил воспитание, достойное потомка таких высокородных родителей. Он рос на горе Ида, во Фракии, в окружении рачительных наяд. В 15 лет, решив повидать свет, отправился странствовать. Путь его лежал в Малую Азию. Пройдя Ликию, очутился в Карии, восхитившей его красотами собственной природы. И решил он искупаться в чудном сказочном озере, в водах которого жили нимфы. Салмакида, самая красивая из них, сразу безумно влюбилась в юношу, но тот отвёрг её любовь. Тогда она, притаившись в кустах,  начала подглядывать за успокоившимся возлюбленным: как он раздевается, как начинает купаться в источнике. И вдруг, с криком «Не избежишь сейчас желаний ты моих!» нападает на него. Начинается борьба. Парень не может освободиться из хватких объятий, да и насильнице не удается достигнуть желаемого. Предчувствуя свое окончательное поражение, она взывает к богам - просит соединить с тем, кто пленил её навеки. И боги соединяют их тела, совместив мужское и женское пополам. Гермофродит, осознав произошедшее, стал взывать о помощи к родителям своим, но возвратить ему прежний вид оказалось уже не в их власти.
Закончив этот рассказ, Овидий успокоился. Ничто более не могло его удивить. Все грехи людей были им уже описаны, все послания изложены, все тайны раскрыты. Проклятие, которое он наложил на род Медеи начало действовать. Дочери его последней жены оказались жертвой обмана обычного гуляки, который соблазнил их по очереди в течение одного вечера. После этого он исчез навсегда. Дочери через девять месяцев родили две прекрасные малютки, которым было предначертано опять родить дочерей, от одного знатного кораблевладельца.
В семнадцатом году новой эры Овидия не стало. Умер он на чужбине, в Томе, на западном побережье Чёрного моря, совершенно жалким и разбитым.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

На следующий день Аня и Света на кладбище старались держаться на расстоянии. Даже когда стояли возле могилы их отца, они всё равно ещё не осознавали того, что это их отец, что они – родные сёстры. Осознавали они только одно – что я их муж, а бывший, или настоящий уже было не важно. Отбивать и возвращать меня никто не хотел, отчего на душе было и легко и тревожно. После кладбища поехали к нам. Сели на кухне, и я стал рассказывать всё то, что поведала мне Мария Степановна. Когда закончил, сидели молча, минут десять.
- Что делать будем? – начала Света.
- А что делать – жить надо теперь с этим, по возможности не «цапаться», детям давать общаться, может встречаться чаще, - не знаю, как-то так! – ответила Аня.
- А вы в Англию навсегда? – вставил я.
- Нет, у мужа контракт через год заканчивается, будем возвращаться. Нечего там делать – чужая страна, чужие люди. Тут у нас смотри какая Санта Барбара разворачивается – «Рабыня Изаура» рядом не валялась.
Через год мы встретились все вместе, за одним столом. Я даже не думал, что так всё наладится. Дети с удовольствием дружили, Аня со Светой тоже поладили. Только одно всем не давало покоя – а как же дальше? Все молчали, но чем старше вырастали дочери, тем тревожнее становилось за их судьбу.
Через несколько лет Аня с Игорем решили переехать в другую область. Объяснили выбор тем, что там предложили хорошую работу, да и нашли подходящий обмен квартирами. Когда прощались – договорились, что будем стараться, чтобы не произошло как у родителей и бабушек.
- Надо найти разных женихов и сразу их поженить, - подытожила Аня.
- И заставить сразу родить, чтобы быть уверенным, что не от одного.
Я слушал и поражался, как всё-таки сильны всякие суеверия в народе.
Прошли годы и наступили желанные свадьбы. Обе молодые пары сияли от счастья и любви, поэтому решили отмечать события вместе. Шум, гам, заботы - всё пролетело, как один день, и через год мои дочери, как по сговору, собрались рожать. Аня со Светой с ужасом и надеждой ожидали появления малюток. Первая разродилась Катенька. Мы дежурили под дверью родильного отделения и ждали, когда нам принесут долгожданную весточку. Все были напряжены, потому что не делали предварительного УЗИ, чтобы не знать заранее пол ребёнка. Так решили, из суеверия. Тут распахнулась дверь, и к нам вышла улыбающаяся медсестра, торжественно произнеся: «Девочка!» Аня со Светой побелели.
- Вы что, тётки, совсем с ума выжили? - попытался я привести их в чувства, - Радость-то какая! Вашего бабьего царства прибыло.
- Неужели опять? – Света закрыла руками лицо.
- Это какой-то кошмар! – Аня встала, и начала нервно ходить.
Тут вбежал Сеня, муж нашей со Светой Настеньки и, чуть ли не крича, стал причитать:
- Настя как узнала, что Катька родила девочку, тут же разволновалась и начались схватки.
- Где она? – одновременно вскочили Аня и Света.
- Как где? Рожает! – Сеня вглядывался в их лица и не мог понять – что происходит?
Наверно это были самые долгие минуты ожидания. Я сгрыз все ногти до крови, но боли не чувствовал.
- Что же так долго, а? – заглядывал мне в глаза зять.
- Ладно, ладно, терпи, ей-то наверно не легче, - успокаивал я его.
Женщины дружно выпили корвалол, и тут дверь открылась. Появилась та же медсестра и уже не улыбаясь, негромко произнесла: «Мальчик!»
Через секунду мои жёны скакали, как ненормальные и орали на всё отделение: «Ура!»
Затем громко доказывали друг другу, что было в этом деле главное, потом плакали, обнимались, не обращая ни малейшего внимания ни на меня, ни на счастливых молодых папаш, которые моргали мне обоими глазами, приглашая немедленно это дело «обмыть».
У меня тоже навернулась слеза.

ЭПИЛОГ

Тысячу раз я пересчитывал варианты сотого поколения, и каждый раз сомневался – возможно ли, что мои дочери станут последними в этой страшной цепи проклятия великого Овидия. Нина Петровна, после похорон Марии Степановны, рассказала мне, что занимаясь в институте творчеством великого поэта, она неожиданно натолкнулась на монографию одного из исследователей творчества Шекспира. Уже давно было установлено, что античным аналогом трагедии влюблённых Ромео и Джульетты является история Пирама и Фисбы, рассказанная в «Метаморфозах» Овидием. Но ещё до Шекспира повествовал об этой истории Банделло, который в свою очередь просто пересказал более компактное произведения Луиджи Да Порто «Новонайденная история двух благородных влюблённых и их печальной смерти, произошедшей в Вероне во времена синьора Бартоломео делла Скала», в котором впервые в литературе появились образы Ромео и Джульетты. Так вот, исследователи, проводившие исторические параллели, наткнулись на высказывания современника Овидия, который прямо строит свои догадки о проклятии, детально анализируя хитроумные повороты великого произведения автора «Медея». Нина Петровна поделилась со мной этими мыслями и я, после этого, потерял покой. Достаточно долго я пытался установить родословную двух подруг, моих тещ, но мне удалось проследить возможные варианты до двух прародительниц, одна из которой была крепостной  актрисой, танцевавшей даже перед Наполеоном. Далее следы терялись, но примерный расчёт поколений показал, что вполне возможно - всё это взаимосвязано. В ход пошла простая математика и стало понятным – вероятность того, что сотое поколение проклятых придётся на рождение моих внучек, или правнучек очень высока. Рождение мальчика подтвердило наши с Ниной Петровной предположения и теперь, когда мы это осознали, мы прыгали, обнявшись, и плакали. Прыгали, даже когда все уже остановились и молча, с тревогой и интересом смотрели на нас, не понимая всего того облегчения, которое мы испытывали. Рассказывать об этом не было никакого смысла, чтобы не прослыть сумасшедшими, поэтому, через неделю, когда праздновали рождение внуков, напился я так, что жёны мои не могли меня привести в чувства ещё неделю. После этого мне пришлось бросить пить, но, как говорится: «Нет худа без добра!»
Перечитывая великого поэта, я не перестаю удивляться его великолепию и мудрости. Но больше всего меня поражает то, что прошедшие тысячелетия ничего не изменили в сути человеческих отношений, главным стержнем которых, безусловно, является любовь!!!