Борис Москалюк    

«На  свидание с осенью юность не ходит. Зябко. Слякотно. Пасмурно… Что она  им может  рассказать?». Примерно так размышлял, уныло глядя  на убегающий в окне троллейбуса парк, Петр Петрович,  сорокалетний мужчина, к  тому ж командированный. Вдруг, в нем, ни с того ни с сего, что-то  одновременно заговорило.

В  человеке, предполагается, два начала: одно – примат, другое – сознание. Существует и что-то  более существенное. Например, душа.  Наверное, она и хочет жить сладко. Покажется странным, он обожал свежесть чистого  постельного  белья: легкий ароматизированный запах  и хруст накрахмаленных  простыней.  Однако в тех гостиницах, где ему приходилось останавливаться,  такого сервиса не было.

 Петр Петрович  любил  осень –  пору «очей очарованья». Только вот несколько  охладел к  жёлтому… цвету. Из-за аллергии  на  продукты, имеющие оранжево-желтоватый цвет – апельсины, морковь, тыкву. К тому ж,  цвет  этот  стал   не столь  любим  ещё из-за  политики, которая начала, по его мнению, стремительно желтеть. Точнее отдавать желтизной. И как ни странно,  почему-то в последние годы  всё по  осени…

Но Петр Петрович любил  и Киев – этот город на семи холмах, город четырехсот церквей… И полагал, что хоть раз в год  здесь бывать надо.

Вдали маячили золотисто-багряные верхушки деревьев Труханова острова, распластавшегося,  подобно сторожевому псу,  вдоль  левого берега Днепра. Когда-то остров был обжит. Здесь были дома судостроителей и династий речников. Сейчас же – молчаливым стражем тех времен, лишь фигура война с вещевым мешком у разбитого челна далеко видна окрест. Остров давно стал основной частью зоны отдыха. Всякий раз, бывая в  Киеве, Петр Петрович почти по-родственному навещал остров.  Добраться сюда можно было речными трамваями, а ныне – и парковым мостом. Именно этой дорогой в этот раз пришел он на свидание с островом, как со старым другом. 

С  похолоданием здесь  исчезло людское многоголосье, оставив  в воздухе  только воробьиное чириканье и карканье ворон. 

На опустевшем пляже, напротив, словно телята на лугу, ребячились  кокетливая девчонка и настырный, слегка нагловатый парень. Обжимались, целовались. Играючи своими плечиками,  девица дразняще  мерно отступала назад, затем ненарочито поддавалась. Парень, подыгрывая ей, застывал, а затем  набрасывался на  неё, словно хищник на жертву. Молодости свойственно это буйство крови, подстегнутое зовом природы.

Дедок, по соседству, умилённо глядя на них, ненароком молвил: «Е  тило, будэ  и любов». На что Петр  Петрович  мысленно возразил: «Любить  не значит сразу в постель тащить».

Вспомнил себя  в те годы молодые, свою стыдливость и  озорство, когда однажды поздним вечером на асфальте под окнами своей «занозы» голубой краской, той, что красят скамейки, намалевал рожицу и размашисто  написал «КатюХа! С Днюхой!». Тогда не было «мобилок», чтоб  СМСки  слать. Не было и смайликов. На удивление, то его мальчишечье «послание»  не стерлось, осталось на  годы. Дружба требует времени и проверяется временем…

Вспомнилось, как, закинув голову и приставив рупором  ладошки рук ко рту, настойчиво  звал во двор, на улицу Катюху-одноклассницу... Обычно,  так пацаны  кликали друг друга на дворовой футбол.

Очевидно, это и была  первая любовь. Но, как настаивал отец: сперва мужчина строит дело, потом приводит жену. Примерно то же случилось  в жизни у него, Петровича. Когда учился в столице, на старших курсах малость забаловал – вино, девочки. Потом отец мозги ему вправлял. Казалось, прошел уже все дороги судьбы. А, помнится! Для него, «мальчиша-плохиша», отец был знаковой фигурой. У мужчины  от природы  заложены три ипостаси: охотника, воина, учителя. Тату или  Тятя, Татьечко, пожалуй, последние изжитые обращения к мужчине-отцу, к которому Петрович так и обращался вплоть до последних дней жизни  того. Теперь и сам стал  отцом.

…Впрочем, многое из его  воспоминаний  приходилось  именно  на осеннюю пору, когда  воздух  наполняет  тело особой энергией.Воздух одухотворяет тело. Если воздух чистый, чем, казалось,  в тот момент дышал остров, то и душа чистая и здоровая. Однако, любовь Петр Петрович теперь   воспринимал иначе. Точнее, ощущал её в странном чувстве, в  навязчивом страхе потерять близкого. 

Парочка, как  обозначил её Петр Петрович –  «молодой гусь и гагарочка», внезапно перестала  резвиться. Поводом тому стали громки позывные «мобилки». 

 С девичьей ладони как с трамплина  рингтон  прыгнул на простор, разнося мелодию звонка мобильного телефона по пляжу. Разгоняя  вороньё и  одиноких  чаек  громким песенным  речитативом «Мама, прости меня, у меня химия к мальчику» в исполнении группы «Моя Мишель».

– Надо  ж, – подумал Петрович (группу и песню знал он от своих детей- тинейджеров), – к чему здесь «химия» вместо любви или, скажем, влюбленности? Хотя, – развил он эту мысль, – в химии тоже идут реакции. Да и дети разные. Вот, например, его погодки. Они  меж собой как люди, рожденные в разные эпохи. Подобно тому, как  принципиально отличаются каждая очередная новинка смартфонов одна от другой. Потому, даже в одной семье от одних родителей – дети все-таки разные. Касательно ж, всяких новинок века, ставших  престижными:  смартфоны, айфоны, айпады – это наши  блестящие игрушки. 

«И  мы  теперь  не замечаем никого и ничего вокруг» – произнес вслух  Петрович.

А по аллее понеслось «пио-пио-пионы дарит новый знакомый – он питает слабость…». Произошла метаморфоза – молодых, как  подменили. Достав  свои смартфоны, они попеременке, на перегонки стали фотографироваться.   Селфи: то – в  обнимку, то – порознь, толкая бок о бок один другого, целуясь.   В  общем, таким макаром, парочка пришла к  скамейке на ближайшей  аллее. Разом плюхнулись,  словно после тяжелой работы  и, тыча пальцем по своим мобильникам, как птицы клювом стали выбивать СМСки.  Фактически были они рядышком, но в тоже время  уже далеки друг от друга. Так и птицы  токуют, воркуют  меж собою, а корм добывают каждый свой клювиком… А здесь-то, у людей, что?! 

Отвлечение, разброс  мешают чему-то, что ты часто не осознаешь. Но это всегда разброс энергии… Потому на своих визитках  рядом с указанием  номеров телефонов он делал приписку  «Позвоню сам!».

Не так давно Петрович случайно   услышал  новое для себя слово –  «фабинг». Узнал, что  слово PHUBBING, изобретено группой австралийских учёных, и  означает привычку отвлекаться на мобильные устройства вместо того, чтобы поддерживать разговор с собеседником. Вот такое оно существительное – нарицательное, неисчисляемое, к тому ж и неодушевленное. Так полагают филологи. Однако Петрович думал об этом совсем по-другому, он  считал это  слово  одушевленным. В его понятии оно определяло этакое   Чудо-Юдо: чудо – итог технического прогресса, а юдо –  проявление вредоносной силы...

Вечером, того же дня, находясь в гостях. Петр Петрович стал невольным  свидетелем ещё одной истории. Жили его добрые знакомые в новом микрорайоне, благо, в шаговой доступности было метро.

За столом, приятели поделились своими  недавними  впечатлениями от поездки в Париж. Рассказ был интересный. Недаром кто-то сказал: «Увидеть  Париж и умереть!».

Меж тем, хозяева  были несколько огорчены… Оказалось, дочка выпросила  на каникулах поездку во Францию. Желания и возможности совпали. Казалось бы –  город мечты. 

– Но каково было наше удивление, – рассказывали знакомые,  –  когда дочь, вместо того, чтобы созерцать и восторгаться красотой города, ходила, постоянно уткнувшись в мобильный телефон. На наши реплики типа «обрати внимание», «посмотри», «какая красота – Елисейские поля», слышали одно: (не отрываясь от телефона) «ага, угу, красиво». Зачем надо было выпрашивать эту поездку? Оказалось, для того, чтобы сообщить всем друзьям «В Контакте», «Одноклассниках» что она сейчас прогуливается по Парижу. Вот, что для неё было важно! И совсем не беспокоило то, что ничего вокруг не увидела, потому что отвлекалась на телефон?

Петр Петрович, припомнив сценку на Трухановом острове, в ответ  только и мог сказать: «Это фабинг. Да, новая болезнь общества. Ничто не должно заменять живого общения!».

И как бы в подтверждение сказанной им фразы, в приоткрытое панорамное окно квартиры на 11-ом этаже «высотки» залетели «живые» слова признания в любви… Молодой голос кричал громко. По голосу  о человеке можно узнать больше, чем глядя в лицо. Это был голос растревоженной души, с отголосками  обиды. По-детски наивный.

 – Говорят: дай волю чувствам – они себя покажут, – изрек гостеприимный хозяин.

Молодой голос с улицы, летящий напрямик   к  девушке, по имени Олена, настойчиво звал  её, произнося имя  «О-о-лена» открытым тоном, с драйвом растягивая звуки гласных. 

Женщины  по своей природе всегда интереснее мужчин. Во всем. Но и более любопытны. Сущим воплощением этого была и гостеприимная хозяйка – жена друга.

Выглянув в окно, на ярко  освещенный двор, она бойко запричитала:

– Боже, срам-то какой! Хорошо,  что кличет ни  нашу… – и далее   начала комментировать увиденное. Звал, умолял  свою подругу   молодой паренек, может студент, окруженный  кольцом сопереживающих.  Ростом он   был чуть выше среднего. И время  от времени, продолжая  звать,  переминался с ноги  на ногу, с  перетекающей пластикой в движениях. Вероятно,  танцевал.

- О-о-лена! О-о-лена! Олена-а-а! Я люблю тебя! 

Этот настойчивый зов, устремляясь вверх, отзывался в стенах квартиры приглушенным эхом. Хозяин в ответ на «кудахтанье» жены лишь бросил реплику: «Запрещать не надо!..».

И вдруг… О!  Все  услышали… И парень, и сочувствующие  зеваки – долгожданное признанье. Робкое, зыбкое: «И я тоже… И я тоже люблю тебя!».

Да, да! Услышали  Её. Услышали девичье признание.

На что, жена приятеля мигом, но  уже  сочувственно-понимающе, произнесла  «Настоящие чувства, как Почаевку под землю, не упрячешь. Человек живет –  пока  любит. Один другого. Если  это уходит, то тогда надо любить природу…».

– А ведь, права, –  подумал, но смолчал,  Петр Петрович. 

Фабинг?

28.02.2016

Борис Москалюк