Письма к Нике.  

Иван Тютюнник и Ника Черкашина 

С Иваном Федоровичем Тютюнником познакомилась случайно, по Интернету. Заинтересовала меня его фамилия. Спросила:

- Не из Украины ли Вы родом, и нет ли у Вас сестры по имени Светлана?

У меня в детстве была одноклассница Светлана Тютюнник, с которой мы недавно опять возобновили дружбу. Знаю, что росла она без отца. Подумала, чего в жизни не бывает, а вдруг я нашла ей брата, и она хоть  что-то да узнает о своем отце.

- Да, я - украинец, - ответил Иван Федорович мгновенно, - и у меня много родни живет в Шепетовке, в Одессе и в Полтавской области - оттуда родом отец.  А вот сестры по имени Светлана, к сожалению, нет. Всех своих сестер (и даже фронтовую дочь отца) я знаю. До распада Союза мы часто встречались, я  почти ежегодно приезжал на родину. Теперь, увы, такой возможности нет.  Да и не тянет -  в связи с  последними, известными Вам событиями. Я из племени «детей войны».  Отслужив положенный кадровому офицеру срок в армии,  теперь  военный пенсионер. Живу в России.  Я и мой отец, который участвовал в освобождении своей родины от фашистов, сейчас для Украины почему-то стали врагами… 

Боль души Ивана Федоровича и его тревогу за будущее молодых людей, сегодняшних и будущих поколений я приняла близко к сердцу. Да, сейчас историю уже перевернули с ног на голову, хотя еще живы подлинные участники той войны с фашизмом, которую они выиграли и после которой восстановили  разрушенную страну.  Но их все меньше и  меньше, и они уже не в силах остановить поток тотальной лжи… Такая вот беда. Уже и ряды «детей войны», которые наравне со взрослыми трудились для Победы в тылу, стремительно редеют. Если об участниках войны написаны сотни, а, может, и тысячи томов, то о детях войны и их  вкладе в послевоенное возрождение городов и сел во всех бывших советских республиках, мало что можно прочесть. Кто из молодых знает сейчас, чем и как жили их сверстники в те далекие годы?..  Уходит время и  уносит в своих водах  в вечность  беспредельный энтузиазм, радости и горести целого поколения. Неужели и память о них уйдет безвозвратно? 

Недавно в одном из музеев Днепропетровска открылась выставка «Прощание с Совком». Во всю торцевую стену зала, лицом к которой сидели участники мероприятия, висело красное полотнище с Серпом и Молотом и надписью «Серп и Молот – Смерть и Голод!». 

Музейные сотрудники, призванные объективно показывать каждое время с его плюсами и минусами, тут призывали каждого  «вытравить из своего сердца и своей памяти как можно скорее СОВОК», а педагогов призывали приводить группы школьников и студентов на эту выставку…  Вся выставка – только негатив о том времени.   И это научно-историческая объективность?

«Совком» называют весь период советской власти теперь даже историки «Но разве  у нас были только смерть и голод?! - возмущаются старики, - А как же  все вы,  сегодняшние историки со званием академиков, профессоров и кандидатов наук,  выжили тогда и получили бесплатное образование, а ваши родителя для вас – бесплатные квартиры? Как же  были восстановлены города и села, построены по всему Союзу новые заводы, дворцы культуры, санатории,  роддома и школы, и страна стала космической державой, если у нас были  только смерть и голод?!» 

В связи с подобными событиями  и пришла в голову идея - благо есть Интернет! - собрать воспоминания еще живых детей войны.  Пусть сами напишут о своем детстве.  И начать можно, не откладывая, именно  с  Ивана Федоровича. Он согласился, но  пожаловался, что не обладает даром писателя, да и предположил, что, наверное,  у других тоже будет такая же проблема...  

Работая с письмами ветеранов, которые они писали с фронта домой, и с письмами их родных на фронт, я  неоднократно убеждалась,  что любой человек, излагая свое наболевшее, пишет так, что и не всякий писатель  так коротко и образно осветит самые острые моменты в жизни своих героев. Потому и решили: пусть эти воспоминания будут в виде писем. Это известный в литературе жанр. Но его авторами будут не писатели, а обыкновенные люди. А потому они  не будут ничего придумывать. Что пережили, то и напишут. Не даром же говорится: становится историей лишь то, за что зацепилась душа.

   Просим присоединиться всех, кто захочет рассказать о своем военном и послевоенном детстве.  Никакой политики – только воспоминания о пережитом.  Могут написать дети и внуки  тех, кто жил в годы лихолетья... Так из отдельных судеб мы можем создать масштабную мозаику той эпохи, которую сегодняшние  «умные головы» хотят вытравить из сознания даже тех, кто ее пережил. Конечно, может случиться и так, что на наш призыв никто не откликнется – зачем, мол, ворошить прошлое. Тогда единственным автором останется Иван Федорович Тютюнник,  и он расскажет нам в письмах о своей жизни, жизни своих сверстников и  своих сестер,  но  в каждой отдельной судьбе все равно отразится  судьба целого поколения.  Такое было время – наполнило чашу  детских сердец  не только всеми мыслимыми и немыслимыми трудностями, но и радостью их преодоления. 

 Именно в письмах, обращаясь к конкретному человеку, всегда легче высказать  любую мысль и описать любое событие. Потому книгу решили назвать «Письма к Нике», то есть  ко мне.

 Итак

Иван Тютюнник.  Письма к Нике.

            Письмо первое    

Однажды с друзьями вспоминали босоногое, беззаботное  детство.  Что босоногое, это правда, но вот беззаботным его трудно назвать.  Ведь у нас, послевоенных мальчишек и девчонок, была своя трудовая биография  и не один десяток  поручений и задач от родителей по дому.  Страна еще не оправилась от военного лихолетья. Деревни практически  жили без мужиков. Одни погибли на фронте, другие продолжали службу. А кто вернулся или инвалиды, или еще не оправившиеся после ранений Вот и выезжала деревня на бабах и пацанах. Здоровые мужики - это   кузнец , скотник  и верх зависти -тракторист. Но трактористы  числились в МТС (Машино -тракторная станция), которая находилась в соседнем селе  и была одна на несколько колхозов .Оставшихся  целыми от войны мужиков мобилизовали на лесозаготовки  в  Красноярский край и Иркутскую  область. Страна нуждалась в деловой и  строевой древесине. Вот и были мы, дети, - неотделимыми помощниками. У всех были свои  обязанности.  А их, ой как много – не пересчитать! 

Девчонки хозяйничали в доме - помыть,   сделать постирушку, присмотреть за младшими – их обязанность. Утро начиналось с получения задач от мамки. Девчонкам - свои, мне - мои. Благо сестренок у меня три, и все старше меня, так что младший  брат  всегда  был под присмотром.  Для меня наряд - выгнать гусей  и теленка  на луг, да следить, чтобы гуси не залезли в чужой огород. За потраву будут рассчитываться  родители. А те, естественно,- со мной прутом  или ремнем. И кроме этого, надо еще сбегать на поле нарвать мешок молочая  для  «чушки». Дома все это порубить топориком,  пересыпать отрубями и засыпать в корыто.  Всё это получит свинья, когда мама прибежит на обед. 

У старших свои заботы. Большинство  работало подпасками,  в сенокос сгребали сено, ставили небольшие  копёшки. Срубали молодые березки, цепляли их к лошади  и делали волокушу, на нее грузили копешки  и  - к общей  куче, где взрослые метали стог. Сметанный стог прижимали  березками, которые были волокушей. Механизации никакой, только человеческая – и все на пупок!.. А мы – помощники.  В осеннюю страду  на лошадях  от комбайнов возили обмолоченное зерно. Деревянный короб, так называемая бричка на колесах,  имела вместимость бункера комбайна. Поэтому на току  сидел учетчик и записывал  ездки. Вот так подсчитывали урожай.
 Зерно было с мусором, его нужно было очистить. Для этого  были веялки и триера, которые приводились в работу мускульной силой.  Большой шкив с ручкой вращали две или три женщины. Еще три пацана  на «грохот» засыпали зерно. При вращении шкива, приходили в движение решета и сита.
Очищенное зерно в одну сторону, полова в другую. Мы, шантрапа, -  на подхвате. Зерно ссыпали в мешки, вечером все это взвешивалось  и -  в амбар. Все необработанное зерно - в бурт   и укрывалось брезентом.  И, самое удивительное,  никаких жалоб и стонов со стороны  взрослых мы никогда не слышали. Теперь все вспоминается и не верится – откуда  только силы брались!
А какие песни в минуты отдыха пели деревенские  красавицы! Чаще пели украинские. Большая часть деревни - выходцы из Украины. Пели две - три песни на рідній мові, а потом на русском, потом на  белорусском, потом опять заводили свои, украинские. Латыши пели на своём, родном, но подпевали  все всем, так как жили одной семьей.
Рабочий день закончился  и - домой. Но работа продолжалась и дома. Нужно прибраться, подоить, напоить  кормилицу- коровушку, приготовить ужин.  Мы, дети, ужинали  и - на весь вечер из дома -  поиграть или пошкодничать -. пробраться  в чужой огород или колхозный сад. Но, если застигнуты на месте преступления, - расправа   и суд на месте. А утром наказание от родителей - угол и домашний арест. Но это не надолго – просто, чтоб знал!.. Обязанности  же твои по хозяйству никто не отменял. Да мы же своими глазами видели, как трудно было взрослым. И помогали, чем могли.
 А какие развлечения  ожидали вечером! Электричества в деревне не было. Поэтому  вместо клуба - поляна за околицей или волейбольная площадка  в березовой роще. У парней и девчат свои забавы, куда нас, «мелочь»,  не допускали. А нас тянуло, как магнитом, к их кострам и  их разговорам.  У костра можно было наслушаться таких сказок  и «жутиков», что и не опишешь. Сначала словами нагонят страху, а потом  вдруг в самый разгар рассказа появляется  кто-то или что-то в белом. Глаза и рот горят - светятся  фосфором. Всеобщий визг, писк!..   И через минуту поляна пуста. После пережитого  оцепенения  парни начинают гонять привидение. Над пойманным  тут же  начиналась расправа, которая, как правило, заканчивалась  примирением  сторон.
 А сколько веселья и забав было на  Ивана - Купала, вся деревня веселилась. За исключением   стариков. Они сидели на скамьях у заборов  и давали наставления, кому повесить колотушку на окно, кому положить стекло на трубу от печки или  у кого упереть ворота со скамьей. Все шутки и розыгрыши проходили без злобы. Просто веселое озорство.  Обязательно был костер. Считалось: кто перепрыгнет, тот сожжет все свои грехи и болезни и очистится.  Сколько юбок  и платьев сожгли бабы и девки, прыгая через него!.. А  сколько было радости - полные штаны, если удавалось уговорить   конюха взять нас пацанов в ночное. Это проехать на лошади без седла  и опять же  -  посидеть у ночного костра  и послушать   всякие небылицы. 

Зимними вечерами взрослые собирались в сторожке на ферме. Старики играли в домино, парни в карты на интерес:  прокукарекать или раздеться  или (самое наказуемое!) сходить к бабе Зине  и выпросить бутылку самогонки в долг, что практически не удавалось. У доминошников  без обвинений в неумении играть не обходилась ни одна игра. И только шахматисты играли молча. А вот фронтовики или «старики», как мы их называли, а им  было чуть за  30, никогда даже между собой не говорили о войне. Что их удерживало, не знаю до сих пор. Даже, став кадровым военным, и послужив с ними бок-о-бок. 

 Они никогда не кичились своими заслугами, всегда были сдержаны, тактичны. Только однажды наш командир, подполковник  Филиппов, у которого был на груди  иконостас, включая три ордена Славы, не сдержался. На хамский окрик молодого генерала: «Ко мне, бегом!»  ответил спокойно и с достоинством: « Я своё в войну отбегал!» И это  унизительное «Бегом, ко мне!» - заслуженному офицеру в присутствии  его же подчиненных!..  Но это отступление  от темы. Другие приходят времена с иной моралью и иными ценностями.
 Нас, пацанов никто не гнал домой. Но на каждый вечер  и у нас была своя задача – следить, чтобы не погасла печь и время от времени проветривать сторожку, так как все курили вонючий самосад и махорку. И еще  каждый час с дедом - сторожем  проверять  баз и телятник. А  вдруг Зорька  или Милка  вздумает отелиться  или молодняк затеет драчку. 
Посиделки заканчивались поздним вечером, все расходились по домам. А утром мужики - на работу. А у доярок, свинарок, телятниц - ни выходных, ни праздников. И зимой, и летом. Перед началом посевной опять же  у деревни  работы  - непочатый край. Самое главное - проверить и протравить химикатами семенной фонд.  От этого зависел будущий урожай. 

Весна плавно переходит в лето.   В  школе каникулы. Но и для детей начинаются трудовые будни -  сенокос, уборочная.  Мы – подпаски, и мы же - беспроволочный телефон.  Сбегай туда, передай то или это.  По пути заскочи  к Дусе и Мане, передай  им - сегодня высаживать рассаду.  И мы 12-15-летние пацаны - полноправные работники. И попробуй без уважительной  причины не выйти на работу.  Получишь таких трендюлей, что мало не покажется.  Механизации никакой, вся   работа выполнялась на «пердячем» (извините за просторечное слово) пару  и на пределе человеческих возможностей. Деревня жила без электричества. Но это никогда не мешало нам жить дружно и по совести.  Если я, к примеру, прохиндей попался на чем-то безобразном, то буду наказан тем, кто меня уличил в этом проступке. Родитель добавит особо. Все были на виду у всех.  Дом никогда не имел замка, в щеколду вставлялась палочка -  хозяев, значит, нет дома. 
 Когда село в конце пятидесятых электрифицировали, жизнь пошла по-другому. Появились механизмы, облегчающие работу,  и быт наш окультурился. Вырос  добротный клуб, там регулярно стали крутить кино и, самое главное, – после кино танцы под музыку.  На танцы молодежь собиралась со всей округи. Соседнее село к нам, мы - к ним. Драк практически не было. Правда, иногда стычки все же происходили. Петушиные бои. Не поделили дивчину.  Но  обычно  присутствовал и участковый, а он – и царь, и бог, и  воинский начальник - пресекал это дело на корню. Так жило большинство  российских деревень. Так поднимали страну из руин. Так трудились  взрослые и дети, обеспечивая страну хлебом. А как бы иначе мы выжили?

 Да, трудности  были, особенно в первые послевоенные годы.  Нелегкое нам досталось детство, но  в памяти и в душе остались на всю жизнь и радость общего труда и  незабываемые воспоминания души - запах вечернего села, что пахло  молоком, ночной фиалкой и сеном, высушенным  в лугах на солнце и сложенным  во дворе.  Запомнилась розовая от заходящего солнца  пыль, которую поднимало   спешащее домой стадо,  гоготанье гусей, блеянье ягнят,  и чуть стемнеет – зазывная заливистая гармошка!!! 

 Никогда не забудется и первая любовь!.. Но это уже другая история…