Ирина Горбань

С Людмилой Васильевной мы познакомились в краеведческом музее. Я там была практически гостем: просто попросили поприсутствовать на серьезном мероприятии, осмотреться, познакомиться с главным персонажем выставки. Мне это было тем более интересно, что это был отец двух погибших сыновей. Героически погибших.

Глаза отца были потухшими. В эти минуты никто не пытался разжечь в них огонек. Я решила написать рассказ о его сыновьях. Мы перекинулись несколькими фразами, я кое-что для себя записала, и, было, уже отошла от кучки народа, толпившейся у выставки с работами.

Случайно оглянувшись, услышала, что телевидение уже снимает фильм о нем, о его сыновьях, о подвиге.
Мне здесь было делать нечего. Никакой аккредитации на рассказ у меня не было. Зачем делать двойную работу? Тем более, зная, что меня могут и не читать, а вот фильм – посмотрят.

Стоя в вестибюле у вешалок с одеждой, я уже ни о чем не думала, только принимала отзывы в адрес моих стихов.
- Здравствуйте, Ирина. Вас ведь так зовут? – подошла ко мне незнакомая женщина. По возрасту она годилась мне в матери.
- Здравствуйте, - улыбнулась я.
- Вы меня простите за смелость и наглость. Я знаю, что вы пишете рассказы. Я бы очень хотела, чтобы вы написали о моем отце. Он был настоящим героем. Это было так давно, что многие забыли о японской войне, о Халхин-Голе, Монголии.
- Простите, я пишу о героях нашей войны.
- А какая разница? И та война была нашей. Ведь наши отцы тогда головы сложили за Родину.

Мне стало неловко:
- Простите, как вас зовут? Я готова написать рассказ.
- Меня зовут Людмила Васильевна. Давайте мы с вами встретимся через время. У меня есть что рассказать.

*

- Здравствуйте, Ирина, - услышала я незнакомый голос в трубке.
- Здравствуйте.
- Помните, нашу встречу в краеведческом музее?
- Помню. Простите, как ваше имя?
- Людмила Васильевна. Но это не столь важно. Мы можем встретиться в Донецке?
- Можем, - ответила я, подумав, что полдня будет безвозвратно потеряно. Но отказывать я так и не научилась. Чтож, пусть будет так. Человек ждал встречи. Я почему-то вдруг стала уверена, что меня история заинтересует.

Выйдя из автобуса на конечной остановке, я тут же увидела эту женщину. Ярко малиновая ветровка, такой же малиновой помадой подкрашены губы. Ровная осанка, мягкая речь. Это располагало.
- Где мы с вами посидим?
- Поехали ко мне домой? Я кексов испекла.
- Простите, я тороплюсь. Я хотела бы сегодня уделить внимание своим внучкам. Им меня так не хватает.
- Тогда в сквере, - улыбнулась моя новая знакомая.

Первая же скамейка была пуста. Апрельское солнце пригревало одну её половину, вторая же была в тени. Я расположилась на солнышке. Я так устала жить в вечном ознобе. Мне всегда неуютно без солнца. А новая знакомая, напротив, с удовольствием заняла место с теневой стороны скамьи.
- Мама моя была дворянского происхождения, а отец её, мой дед, владел мясной лавкой. В годик мама осталась полной сиротой и ее забрали к себе родственники по линии мамы, постепенно сделав из девочки настоящую служанку, выполняющую по дому всю грязную работу. Она никогда и никому не жаловалась. Некому было. Да, и кто помог бы?

Как и многие в те времена, она закончила начальное обучение – четыре класса. На этом и остановилась. Но в семье жила до полного совершеннолетия.
С моим отцом, Василием Васильевичем, мама встречалась не долго. Решив пожениться, они не думали, что попадут в поле зрения работников КГБ.

После службы в Красной армии, солдат был направлен на обучение в Ленинградское военное училище связи. Получив все необходимые знания, он был направлен на службу в Монголию. В то время на границе было неспокойно. Нужна была связь, шифровка, "азбука Морзе". И нужны были специалисты по разработке мощного контрудара по группировке японской квантунской армии. В чем и была достигнута полная победа и подписано соглашение между Советским союзом, Монголией и Японией.

Отследив все возможные места встреч, родственников, близких и знакомых, военное руководство решило, что молодежь может расписаться. Как только были поставлены в справке подписи, молодая чета уехала в Монголию. По долгу службы связист мог взять с собой жену.

И тут моя собеседница спохватилась:
- Я ведь принесла домашний альбом. Хотите посмотреть фото?
Альбом был настоящей реликвией. Я точно знаю, что моя мама, ровесница этой женщины, хранит семейные фото в стареньком редикюльчике. Раз в десять лет она достает фотографии и молча рассматривает только ей знакомые лица. Я знаю, что это моя родня, но мы жили далеко от ее родного дома. Так сложилось, что ни бабушек, ни дедушек у меня никогда не было. Я знаю, что тётушка закончила войну в Берлине, что еще один брат моей мамы лежит в братской могиле где-то в Болгарии, что моя бабушка так и не успела навестить могилку сына. Умерла. По рассказам мамы, бабушка моя была очень хорошей. Я этого никогда так и не узнала. Просто знаю, что она хорошая.

А тут – альбом. Сколько души вложила в сохранение памяти эта незнакомая женщина. Здесь и военный билет отца, и наградные документы, и справки о том, что Василий Васильевич Балабанов служил на Халхин-Голе в отделении радиосвязи. Занимался он новыми радиоустройствами по прослушиванию японской радиотехники.
Я услышала от своей собеседницы обо всех перипетиях военных и послевоенных, о том, что он всего-то три месяца воевал и в Берлине встретил победу именно там. А причина была самая аргументированная – он всю войну обучал молодых солдат всем премудростям связи.

Она долго говорила, а я исподтишка рассматривала лицо этой женщины. Сколько же боли было во взгляде. Она плавно поглаживала фотографии отца, всматриваясь во все записи, которые она сделала от руки и аккуратно приклеила к каждому снимку.
- Ведь не обязательно погибнуть, чтобы считаться героем? – вдруг спросила Людмила Васильевна.

Я встрепенулась. А ведь действительно, неужели только те, кто сложил головы на поле брани, могут считаться героями? Не все погибли. Многие вернулись домой отстраивать руины, создавать семьи, растить детей.

А семью Василия побросало по стране. Власиха, Кинешма, Коканд,Харьков, Донецк...
Где только не пришлось побывать, и что только не перенести. Юрта сменялась коммуналкой, затем квартиркой, потом еще новым жильем. Примус, керогаз, плита из старенького кирпича, газовая плита. Двух дочерей нажили - Людочку и Риточку. Мать изо всех сил берегла дочерей от хворей местных. С мужем было проще - он лечился в госпитале. А Людочку пришлось с того света вытаскивать, когда семья жила в Коканде. Так случилось, что она подхватила сразу малярию и брюшной тиф.И сейчас, в преклонном возрасте, она помнит, как скрипел её череп во время трепанации.

Война еще долго была в душе у Василия. Во время войны он был преподавателем в военном училище в Харькове. Сколько специалистов высшего класса подготовил, - знает только он и история. Это ли не подвиг? А потом, в самом конце, был необходим в Берлине.

*

В стороне что-то рвануло.
- Снова обстрелы. Знаете, Ирина, у меня ведь дача есть в Васильевке.
- Целая?
- Целая. Бог миловал. Ой, я теперь умею молиться. Представляете? Когда начали бомбить наши дачи, я так просила Бога, чтобы снаряды обошли стороной мой участок. А вот на соседней улице взрывом полностью снесло двухэтажный домик. Сосед плакал. Мне стыдно признаться, но у меня в семье нет мужчин. Я почему-то уверена, что они пошли бы на защиту Донбасса. Вы мне верите?
- Верю, Людмила Васильевна. Вы много сделали для всех нас. Вы много лет отработали в школе, воспитывая настоящих мужчин, - мой разговор ушел в пафосное направление, и мне стало неловко.
- У меня отличная жизнь. Я всем довольна. Не хочу вспоминать тяжелые моменты жизни. Оптимизм во мне бурлит, улыбнулась она.
- А давайте мы снова встретимся, - предложила я, понимая, что ей больше нечего сказать.

Она и сейчас не знала, но догадывалась, что героическое прошлое отца было засекречено, что об этом много лет нельзя было рассказывать. Наградные документы только скупо констатировали факты: «Медаль за боевые заслуги», «Орден Красной звезды», «Орден Красного знамени».

Всю жизнь эта женщина хранит в своем сердце любовь и уважение к отцу-герою. Я уверена, что и ее дочери и внучки знают и чтят историю своей семьи.
А в стороне снова прогремел взрыв…
Теперь и мы, и наши дети и внуки, знаем, что такое война. Знаем, что такое память.